[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ДЕКАБРЬ 2008 КИСЛЕВ 5769 – 12(200)

 

ЕВРЕИ И ВЛАСТЬ

Рут Вайс

Издательство «Текст» в серии «Чейсовская коллекция» готовит к выпуску книгу профессора Гарвардского университета, всемирно признанного специалиста по идишу Рут Вайс, в которой исследуются различные парадигмы взаимоотношений евреев с политической властью в самые разные эпохи, в разных странах, как в диаспоре, так и в своем государстве.

«Лехаим» предлагает вниманию читателей две главы из книги.

 

ЕврейскаЯ диаспора

Еврейская диаспора – один из крупнейших в истории политических экспериментов, столь же оригинальный, сколь и сам монотеизм, и непостижимый без него. Когда римляне опустошили Иерусалим и разграбили Второй храм в 70 году н. э. (Иосиф Флавий насчитывает 1,1 млн убитых евреев), многие евреи были насильно вывезены в Европу в качестве рабов. Хотя еврейская общинная жизнь в Земле Израиля продолжалась, большинство евреев стали расселяться повсюду, создавая огромную сеть из крупных и малых поселений в Европе, Северной Африке и Азии. У евреев не было сознательного плана продолжать национальную жизнь за пределами Земли Израиля; более того, до Новейшего времени никто из них не развивал идеологию, связанную с безгосударственным существованием. Однако жизнь за границей подразумевала, что нация будет процветать без трех главных элементов национальности: земли, центрального управления и средств самообороны.

Образец национальной жизни за пределами Земли Израиля возник намного раньше, вскоре после формирования собственной еврейской державы. Библия описывает период, когда Давид и Соломон правили единым Израилем (около 1000 – 922 годы до н. э.), как время великих культурных и материальных свершений. Давид – любимец Библии: друг и любовник, воин и псалмопевец, пастушок, оказавшийся достойным того, чтобы управлять государством. Его сын Соломон прославлен в традиционных источниках как «мудрейший из людей» и самый удачливый из монархов. Построенный Соломоном Храм в Иерусалиме распространил духовную и политическую власть его царствования[1]. Однако вскоре после смерти Соломона страна раскололась на Северное и Южное царства: Северный Израиль исчез с падением Самарии в 721 году; Южная Иудея держала врагов на расстоянии еще сто тридцать пять лет, но потом покорилась вавилонянам. Захватчики разрушили Храм, который служил центром еврейского религиозного культа, и увели верхушку еврейского общества в изгнание. В этот момент евреи должны были раствориться в истории, подобно многим другим завоеванным народам, оставив следы только в развалинах и надписях, фиксирующих их имена на древних табличках.

То, что они не ассимилировались, в значительной степени заслуга того, как они понимали суть своих отношений с Б-гом. Согласно Завету, заключенному на Синае, евреи обязались служить Всевышнему, Чей нравственный закон осуждал одни формы поведения и требовал других. Им было обещано, что в ответ на исполнение Закона когда-нибудь они будут приумножаться и процветать в собственной стране. «Царь царей» – это не просто метафора, а точное описание того, как Всевышний возглавлял политический треугольник, куда, по мысли евреев, входили они и другие народы. Евреи будут ограждены от нападения, если выполнят условия своего договора со Всемогущим. Б-г будет гарантом власти евреев до тех пор, пока евреи будут послушны Его законам.

Сцены из жизни Давида. Манускрипт. Англия. XII век.

Благодаря такому пониманию ситуации пророки чувствовали себя вправе объяснять поражение евреев недовольством Б-га Своим народом. Пророки учили, что политическая судьба евреев зависит от их способности убедить не противника в своем военном искусстве, а Б-га в своей праведности. Они связывали потенциал народа с его моральной силой и ставили евреев в положение, когда Высший Судия постоянно судил их политические действия. Ведя, таким образом, собственные счеты, евреи не воспринимали покорение врагам как приговор вечно находиться под властью последних. Те же самые пророки, которые порицали грехи, повлекшие за собой разрушение Храма, предсказывали, что евреи вернутся в Сион, когда отвергнут идолопоклонство и вернут себе благосклонность Б-га.

Объяснение военных поражений как следствия не превосходства врага, а неудачи в попытке угодить Б-гу защищало евреев от некоторых превратностей войны. Евреи, очевидно, видели разницу между победой и поражением, но поскольку их политика зависела от трансцендентной теории суда, им не обязательно было принимать вердикт, вынесенный на поле брани. Временный разгром оставлял вероятность того, что все вернется на круги своя, так же как временный уход из Земли Израиля не исключал шанса на возвращение. Чем больше власти приписывали евреи Б-гу, тем больше они приобретали политической независимости от власти других народов, тяготевшей над ними. В то же время Б-г, Который соблюдал долгосрочное, а не краткосрочное соглашение, внушал индивиду чувство стабильности. Поведение всего народа, его повседневные привычки определяли суровость коллективного наказания или возможность коллективной награды.

Интересно сравнить концепцию национального служения с политической природой христианства, берущего свое начало в иудаизме. Придав универсальность учению «избранного народа», христианство избежало того, что считалось этноцентричностью евреев. Израильский пророк Ирмеяу призывал Б-га отомстить за Свой народ: «Излей ярость Твою на народы, которые не знают Тебя, и на племена, которые не призывают имени Твоего; ибо они съели Яакова, пожрали его и истребили его, и жилище его опустошили»[2]. Иисус, согласно Матфею, проповедовал как раз обратное, говоря: «Вы слышали, что сказано: “люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего”. А Я говорю вам: любите врагов ваших… и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного»[3]. Но в свое время вселенская церковь действовала сообща с государством, обладающим политическими амбициями, поощряя христиан принимать участие в национальных завоевательных войнах, чтобы распространить свою искупительную идею. Среди практических результатов вселенской щедрости христианства было избавление своих адептов от политических оков. Одно из наиболее существенных его отличий от иудаизма состоит в том, что оно не требует, чтобы народ накладывал на себя религиозные стандарты, необходимые для индивида. Христианские страны могли сражаться во Имя Б-жье, но они не считали, что сражаются по законам, установленным их спасителем. Это предположение может объяснить удивительное несовпадение между учением Иисуса и жестокостью столь многих правителей, действовавших во имя его.

Ислам имеет более прямое отношение к власти, чем христианство, поскольку пророк Мухаммед сам был воином, и описание его военных подвигов в форме комментариев и заповедей составляет основу Корана. Мухаммед жил мечом и никогда не мечтал перековать его на орало. Арабский пророк насаждал свою религию священной войной, поэтому нет никаких сомнений относительно того, что концентрация власти – итог моральных усилий ислама. Историк Бернард Льюис указывает, что эта разница между исламом и родственными ему религиями восходит к началам ислама и биографии его основателя:

 

В отличие от Моисея, Мухаммед дожил до вхождения в землю обетованную и завоевания ее. В отличие от Иисуса, он при жизни добился триумфа над земными врагами и основал мусульманское государство в Медине, которым сам и управлял… Мухаммед исполнял обычные обязанности главы государства – он вершил правосудие, он поднимал налоги, он издавал законы, он вел войну, он заключал мир. Другими словами, с самого начала, в освященной биографии пророка, в древнейшей истории, сохраненной Писанием и традицией, ислам как религия был связан с применением власти[4].

 

Куда более двусмысленное отношение к власти иудаизма тоже восходит к его древнейшей зафиксированной истории. 136-й псалом доносит до нас страдания захваченных в плен после разграбления Иерусалима. Победители издевались над евреями, заставляя их петь «из песней Сионских». Евреи отказывались, произнося вместо этого обет, звучащий сквозь столетия:

 

Если забуду тебя, Иерусалим, забудь меня, десница моя.

Прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего[5].

А когда евреи наконец «пропели» этот псалом, его напев оказался далек от траурных мелодий, которых требовали захватчики:

 

Припомни, Г-споди, сынам Едомовым день Иерусалима, когда они говорили: «разрушайте, разрушайте до основания его».

Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам!

Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень![6]

 

«Сыны Едомовы» – кровные враги Израиля, Вавилон – непосредственный агрессор. Вместо того чтобы сокрушить боевой дух евреев, насмешки захватчиков подхлестнули ярость евреев и укрепили мужество народа.

Вызывающий ужас символ воздаяния (этот термин некоторое авторы предпочитают «мести») раздражал тех читателей Библии, которые не были кровно заинтересованы в политической реабилитации евреев. Христианский философ Августин видел в 136-м псалме аллегорическую картину победы над вожделением, где реки Вавилона символизируют «все, что мы любили и утратили»; младенцы, разбитые о камень, – «зло, зародившееся при их рождении»; а Иерусалим – состояние святости, а не родину евреев[7]. Евреи, со своей стороны, были полностью настроены на восстановление страны и включали в понятие «Вавилон» всех позднейших врагов Израиля. Почти через две с половиной тысячи лет после вавилонского пленения, в конце второй мировой войны, еврейский ученый выражал возмущение, что «нееврейские критики, пишущие в комфортных и безопасных условиях, обычно сетуют на достойную сожаления мстительность проклятия, которым завершается [136-й] псалом», – он полагал, что евреи, которым удалось бежать от гитлеровской бойни, разделят настроение псалмопевца, когда вернутся в родные города, опустошенные немцами[8].

Однако, несмотря на всю свою риторическую жестокость, 136-й псалом не побуждал евреев взяться за оружие в своих собственных интересах. Признавая полную моральную ответственность за насилие, которого требует война, псалом взывает к Г-споду, дабы Он отомстил за поражение евреев, и к другим народам, чтобы они отплатили Вавилону «той же монетой». Здесь отражено историческое воспоминание: персы, а не евреи победили вавилонян, и царь Кир позволил евреям вернуться в Иерусалим и вновь выстроить свой Храм, за что Йешаяу назвал его «помазанником Б-жиим», вестником Б-жьей воли. От десницы Г-сподней, а не от воинов Израиля ожидается политическое возрождение евреев, поэтому, если бы персы не победили и не проявили великодушие, кто знает, сколько еще времени прошло бы до возвращения евреев домой?

Первое вавилонское изгнание доказало, что еврейский народ в состоянии выжить за пределами Земли Израиля, оставив открытым вопрос, когда и как он вновь обретет ее. Евреи считали себя действующими лицами политической истории, даже когда у них не было сил самим творить ее. С древнейших времен еврейские источники различали «хорошие» и «плохие» народы в зависимости от того, насколько терпимо те относились к еврейской особости.

Разрушение Храма и изгнание евреев в Вавилон.

Рельеф. Башня Давида, Иерусалим.

 

Осмысление катастрофы

Первый период еврейского изгнания после падения Соломонова Храма продлился пятьдесят лет – до тех пор пока персы, которые перед этим победили вавилонян, не позволили евреям вернуться в Землю Израиля и восстановить свои религиозные институты. Через бесчисленные поколения прошло убеждение, что благодаря силе монотеистической веры «внутренняя сила народа ничуть не уменьшилась», несмотря на крушение национальной и территориальной основы[9]. Если хотите, память о поражении могла поддержать и еврейскую веру в переменчивость истории. Если бы евреи думали, что это бросает тень на их репутацию, то не включали бы так настойчиво в свою литургию и национальную память воспоминания о рабстве.

Во время Второго Еврейского государства, с 516 года до н. э. до 70 года н. э., евреи восстановили Храм и возобновили собственный образ жизни под властью региональных правителей. Маккавеи возглавили движение против эллинизированных сил Антиоха IV Епифана (175–163 годы до н. э.), которое считается первой в истории религиозной войной[10]. Память о ней сохранилась в сугубо национальном еврейском празднике Ханука. Историки, которые в других случаях расходятся в оценке еврейского милитаризма, соглашаются, что евреи древности героически сражались за право самим управлять собственной страной. Римские источники подтверждают, что через семьдесят лет после разгрома Иерусалима восстания евреев Палестины все еще были самой серьезной военной угрозой из тех, что возникали в империи[11]. Евреи сражались упорно и иногда успешно, и, соответственно, их поражения были тяжелы.

Единственное сообщение о падении Иерусалима от еврея – современника события было написано проницательным правителем Галилеи, который сменил ориентацию во время конфликта, сдался римлянам и взял имя Иосиф Флавий. Иосиф участвовал в событиях, описанных им в «Иудейской войне». Само название этого труда (напоминающее о «Пунических войнах» и «Галльской войне») свидетельствует о том, что он написан с точки зрения победителей-римлян. Иосиф не извинялся за свое предательство. Напротив, он оправдывал свои действия на том основании, что еврейские воины никогда бы первыми не подняли оружие против Рима. После такого изложения его подхода – который один из переводчиков вкратце описал так: «все, что делал Иосиф, было правильно; все, что делали Иоанн или Симон[12], было неправильно»[13] – мы не удивимся, что он заклеймил евреев и прославил Цезаря, чьей защиты добивался:

Я не собираюсь принижать мужество римлян за счет преувеличения мужества моих соотечественников, но буду излагать события точно и бесстрастно. Однако речи, которые я включаю в повествование, отразят мои собственные переживания: так я смогу дать выход чувствам и оплакать бедствия родины. Она была погублена внутренними распрями, и римляне, предавшие огню священный Храм, сделали это не по своей воле, но подвигнутые правителями евреев; свидетелем тому сам император Тит. На всем протяжении войны он жалел народ, оказавшийся во власти мятежников: вновь и вновь он откладывал взятие города и продолжал осаду в надежде, что зачинщики сдадутся сами[14].

 

Присоединившись к врагу, Иосиф приписал разрушение Иерусалима «безумной неосмотрительности» еврейских зелотов. И тот факт, что Иосиф был евреем, видимо, должен был удостоверить искренность его заявления.

Разве не любопытно, что о разрушении Второго Еврейского государства мы узнаем из описания еврея, который считает своей задачей оправдать разрушителя? Иосиф стал признанным эмиссаром к неевреям, тем человеком, кто объяснял евреев другим и им самим. Евреи не только проиграли войну против Рима, они еще оставили историка, который сделал их ответственными за поражение. К середине XVI века этот труд Флавия перевели на все основные западноевропейские языка. Язычники и христиане, среди которых жили евреи, узнавали от него, что евреи сами заслужили свой разгром.

Можно было бы ожидать, что раввинский комментарий на великое разрушение как-то опровергнет обвинение, брошенное Иосифом евреям. Но у раввинов были свои причины приписать неудачу больше внутренним, а не внешним факторам. Талмудическое обсуждение начинается с любопытного рассказа о Камце и Бар-Камце (один исследователь уподобил эти имена Твидлдуму и Твидлди, которых, со всей очевидностью, должны постоянно путать)[15]: некий житель Иерусалима, у которого был друг по имени Камца и враг по имени Бар-Камца, устроил пир, но приглашение, посланное первому, случайно было доставлено второму. Когда Бар-Камца, считая себя желанным гостем, пришел на пир, хозяин попытался спровадить нежданного визитера из дома. Над тем нависла угроза быть позорно выдворенным вон. За право остаться Бар-Камца предложил заплатить – сначала за еду, потом за половину пира и, наконец, за весь пир, – но все было бесполезно. Уходя, он возложил на хозяина и присутствовавших на пире мудрецов вину за свое унижение и в отместку заронил среди римлян подозрение, что у евреев зреет против них заговор.

Вот как Талмуд описывает его действия:

 

Явившись к кесарю, Бар-Камца сказал:

– Государь! Евреи изменили тебе.

– Чем ты докажешь это? – спросил кесарь.

– Пошли им, – ответил Бар-Камца, – жертвоприношение, и увидишь, принесут ли они жертву твою.

Послал кесарь через него же трехлетнего тельца. В дороге Бар-Камца повредил тельцу верхнюю губу (по другому преданию – роговую оболочку), что делало животное непригодным для жертвоприношения. Держали ученые совет и решено было: ради царя принять тельца для жертвоприношения. Восстал против этого р. Захария бен Евколос.

– Это, – сказал он, – может создать в народе мнение, что вообще животные с телесным изъяном могут быть приносимы в жертву.

Пришли к решению – казнить Бар-Камцу, дабы он не стал доносить о деле этом кесарю. И тут противником общего мнения выступил р. Захария.

– Утвердится мнение, – сказал он, – что казни подлежит всякий, кто причинит жертвенному животному повреждение.

По поводу этого рабби Иоханан говорил:

– Смиренномудрие р. Захарии бен Евколоса привело к разрушению нашего храма, сожжению Святилища и изгнанию народа из родной земли[16].

Йеуда Маккавей осаждает крепость Акру. Страница из Библии Альбы. XV век.

По безжалостной логике детского стихотворения «враг вступает в город, пленных не щадя, оттого что в кузнице не было гвоздя», Талмуд описывает, как приглашение, посланное не по адресу, и оскорбление, брошенное хозяином гостю, вызвали злодеяние Бар-Камцы, которое повлекло такие беды из-за слишком скрупулезного следования закону рабби Зхарьи. Раввины сознавали, что евреи, как подчиненное меньшинство, были уязвимы перед предательством недовольных членов общины, которые жаждали мести за реальное или воображаемое неуважение к себе.

В приведенном эпизоде сосредоточен целый политический трактат, но это политическое мышление особого рода. Как бы ни было велико их разногласие по поводу еврейского сопротивления Риму, раввины уходили от военных деталей к своего рода политической дисциплине, которой требовала долгая жизнь на земле, принадлежащей другим народам. «Камца и Бар-Камца» стали олицетворением синат хинам – ненависти, не имеющей разумной причины, – ею объясняли крушение государства. Почему был разрушен Второй храм? Потому что евреев раздирали распри[17]. Безусловно, за этим объяснением кроется мысль о том, что римляне могли завоевать город, потому что евреев раздирали внутренние распри, а в Талмуде действия римлян выводятся из действий евреев и находят объяснения в поведении евреев, а не самих римлян. Даже рабби Йоханан, который приписывает поражение провалу еврейской «реальной политики», все равно усматривает ошибку, совершенную евреями. Сама природа талмудического спора обращает политический фокус внутрь, подальше от врага и поближе к собственной референтной группе.

Так, различным образом и с непохожими целями, и Иосиф, и раввины считали ответственными за политическое фиаско самих евреев. Приписывание поражения собственным ошибкам, а не превосходству противника есть способ сохранения моральной независимости, поскольку в этом случае активная роль отводится евреям или Б-гу, а не победителям. Ни Иосиф, ни раввины не сетовали на римский империализм и не высчитывали, где и в чем он превзошел евреев. В этом смысле они перевернули «нормальные» политические правила, которые мы находим в еврейской Библии, где народ гордится своими воинами и стремится посчитаться с врагами. Приспособление к зависимому положению в чужих странах породило политический нарратив, в котором евреи сохраняют контроль над своей национальной судьбой, принимая ответственность за политическое фиаско.

Приписывание поражения евреев междоусобным войнам – само по себе следствие их поражения от Рима. В такой циклической модели приспособление к изгнанию усиливало навыки ответственности перед собой, позволявшей приспосабливаться к изгнанию. Подобное видение политической ситуации в виде треугольника должно было облегчить возрождение родины, как это случилось после вавилонского изгнания. Каждый еврейский школьник учил, что комар, терзавший мозг Тита, привел его к безумию, в результате которого он разрушил Храм и с триумфом пронес его сокровища по улицам Рима. Евреи ждали, что Б-г отомстит разрушителям и дарует им победу, когда они покажут себя достойными Его доверия. Ни один другой народ не выработал подобной долгосрочной стратегии выживания в условиях поражения.

Перевод с английского Любови Черниной

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 



[1] Млахим, 5:11. См., напр.: Haim Tadmor. The United Monarchy // A History of the Jewish People / Еd. H.H. Ben-Sasson. Cambridge: Harvard University Press, 1969. Р. 102–106.

[2] Ирмеяу, 10:25. То же чувство сквозит в пасхальном седере, как раз перед восхвалением Б-га за Его щедрость.

[3] Мф., 5, 43–45.

[4] Bernard Lewis. Islamic Revolution // New York Review of Books. Vol. 34. № 21–22 (January 21, 1988).

[5] Теилим, 136:5–6.

[6] Теилим, 136:7–9.

[7] St. Augustine of Hippo. Expositions on the Psalms.

[8] The Psalms /Сommentary A. Cohen. London: Soncino Press, 1945. Р. 447.

[9] Yehezkel Kaufman. Тhe Age of Classical Prophecy / Тrans. Moshe Greenberg // Great Ages and Ideas of the Jewish People / Еd. Leo W. Schwartz. New York: Random House, 1956. Р. 77.

[10] Salo Baron. A Social and Religious History of the Jews. Vol. I. New York: Columbia University, 1952. Р. 233.

[11] Menahem Stern. Antisemitism in Rome // Shmuel Ettinger. Antisemitism Through the Ages / Еd. Shmuel Almog, trans. Nathan H. Reisner. Oxford, England: Pergamon Press, 1988. Р. 14ff.

[12] Иоанн (Йоханан) и Симон (Шимон) – вожди зелотов, партии, не желавшей покоряться власти Рима.

[13] G.A. Williamson. Introduction // Josephus. The Jewish War / Тrans. G.A. Williamson. Harmondsworth, Middlesex, England: Penguin, 1959. Р. 14.

[14] Иосиф Флавий. Иудейская война, I. Введение.

[15] Jeffrey L. Rubinstein. Talmudic Stories: Narrative Art, Composition, and Culture. Baltimore: John Hopkins University Press, 1999. Р. 148.

[16] Агада: Сказания, притчи, изречения Талмуда и Мидрашей / Пер. с введением С.Г. Фруга по «Сефер а-Агада»; сост. И.Х. Равницким и Х.-Н. Бяликом.

[17] Пользователи Интернета могут произвести поиск на слова «Камца Бар-Камца», чтобы увидеть, как эта история применяется к современным событиям.