[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2008 КИСЛЕВ 5769 – 12(200)
Михаил Айзенберг
Я так устроен, что могу всю жизнь просидеть на одном стуле. Но только при условии, что не обязан на нем сидеть. Иначе он постепенно превращается в электрический.
Все семидесятые годы друзья мягко упрекали меня, что пишу только про отъезд. Я недоумевал: где ж тут про отъезд? Но даже поверхностный анализ подтверждал их правоту.
С течением времени это перестало бросаться в глаза. Но для данной подборки я отобрал некоторые стихотворения, в которых все же можно различить исходную (!) тему.
* * *
Переулка черной впадиной,
тенью угольной подкошенный,
ходит страх какой внимательный,
повторяет где же, Б-же мой,
удаляясь по касательной.
Подскажи ему свидетеля.
На скамеечке отметина,
знак какой-то указательный.
Ходят тени по Москве-реке.
Объясненье в каждом скверике.
– Помогите, люди ближние!
Не придерживайте лишние
два билета до Америки.
Опросите потерпевшего –
вероятно помрачение.
Ведь отсюда хода пешего
два шага до заключения.
Одного его касается,
сколько отняли, отспорили
перекупщики-карманники.
Говорят, цена кусается.
Говорят, того не стоили
вырванные из истории
годы, отданные панике.
* * *
Давным-давно один еврей
здесь жил. (А нам какое дело?)
Чужая шуба, у дверей
висящая, полуистлела.
Нет коммунального угла.
Своя у каждого жилплощадь.
Но шуба все еще цела
и в темноте страшна на ощупь.
1953
На портретах двойной упырь.
Острый запах – карбид и сера.
Воздух серый от стертых в пыль
поколений. Пыль еще не осела.
Как она провоняла вся,
та держава. Карбидом и «беломором»
мертвый дух как будто берут
измором.
Мне пять лет, мне еще нельзя.
Я не знаю, куда расти.
Мой состав приготовлен – то есть
под парами стоит, готовясь
нас до места не довезти.
* * *
Все наверх, товарищи.
По команде «полный каюк»
встать навытяжку вон перед той волной.
Не лицом к лицу, а к спине спиной –
от спины к спине перестук.
Мир такой, что ни взять нельзя его,
ни оставить таким, как есть.
Показался и вышел весь.
Гости мира! Не надоели ли вам хозяева?
Снова сходятся, шапки кидают в круг.
Их цена последняя, страшный сон.
Вор на воре, оптом скупают, с рук.
Лучше к черту в ступу и к негру в печь.
Не себя узнать, так других сберечь.
О, к чужой печали припасть лицом.
Но лежит за пазухой как змея
злость, какую нельзя терпеть.
Гости мира! Рассеянная семья.
Теплый воск, по которому ходит плеть
1986
* * *
Как ни садись, скучно сидеть до вечера.
Что-то в Москве солнышко онемечено.
Дождь из угла косится, и делать нечего.
Только внутри сердце гуляет бешено.
А в облаках столько земли намешано –
ветер подует, тебя и накроет, пешего.
Словно попал в облако большой плотности:
все замутилось, света темны наклонности.
Так и неясно: сам-то какой народности?
1990
* * *
Опять вплотную об отъезде,
а мы покурим, постоим.
Так долго я стоял на месте,
что место сделалось моим.
Переодетый, чем-то схожий
с «искусствоведом» на посту...
И перекрестится прохожий,
ударившись о пустоту, –
Здесь я стоял.
1989
* * *
Поговори, посиди-ка хоть ты со мной.
Тонким лучом светит глазок дверной.
Как своего незаметного домочадца
мы проводили с пением батарей
долгую эру беспроигрышных лотерей.
Так и не вспомнили попрощаться.
Там обесцвечены огненной вспышкой блиц
первые ласточки с видами заграниц,
с правом на выдворение,
там коньяком и соком течет земля,
дети растут быстрее, чем векселя,
и на деревьях киевское варенье.
Как ни посмотришь, а все-таки сверху вниз
новая эра через отделы виз
так обращается к долгожителям:
«Или не всем утешительный выдан приз?
или не слишком он утешителен?»
1989
* * *
Хмурые липы в пятнах кудрявых впадин,
траурный ряд.
Речь неясна, но разговор понятен.
Знаками говорят.
Серый туман с пиками черных елей
в царстве твоем.
Мы подпоем, правда, давно не пели.
Знаками подпоем.
Это ли сын уходит, голову прячет,
плечи свои сужает?
Это ли дочь
наскоро плачет и уезжает,
падает в ночь?
Этим, в слезах хоть выжми,
ветром носимым,
меру, меру такую вышли,
чтобы по силам.
Снова, как на перроне,
«прощайте» машем,
«здравствуйте, мир огромен,
кланяйтесь нашим».
Мука твоя свобода,
пуще неволи.
Нового ждет обхода.
Буксует что ли?
Светится в легковерных,
летящих мимо.
На во-вторых, во-первых
неразделима.
1989
* * *
Только про дождь – и ни о чем другом.
Если бы несколько даже случайных строк,
как именинным праздничным пирогом
плыл по ночному Кинерету катерок.
Выстрижен солнцем каждый покатый холм.
Въелся лишайник в поры известняка.
И на овец, покинутых пастухом,
россыпь камней похожа издалека.
Щелочный дождь смешался тогда с вином
и разъедает брошенный парадиз.
Слышится в доме, приемнике подвесном,
тайного радио переговорный свист.
1991
* * *
Д. Н.
Это была, чтоб ты знал, политика:
взять за правило жить нигде.
Мы были письмами на воде.
И вода эта вытекла.
Вытекла, почвы не пропитав.
Это такой, чтоб ты знал, устав:
всякую речь начинать за здравие,
все оставлять на своих местах.
Что там за дверью? Никак Австралия?
1991
* * *
Машинописный зубовный скрежет
твой и сейчас в ушах.
Если отмерят меня, отрежут,
если и скорешат
с кем-то на какое-то время
в новые времена,
знаю, что первый свой верхний гребень
пережила волна.
Там ли я не воскресну или
тут не совсем умру,
но никогда уже всех, кто были,
вместе не соберу.
И никогда не замкнется полный
круг за одним столом.
Мне от тебя скрип зубовный
через месяц письмом.
1978
* * *
Дом, открытый с трех сторон.
Комната передвижная
покатилась как вагон,
а дорога окружная.
Откачнемся заодно
с разговором об отъезде
от пейзажа за окном,
маневрируя на месте.
Высота, подайся вниз.
Наше время раскололось.
Поплотнее запахнись,
если сердце только полость.
Нерешительно пока
утаенные коленца
прикасаются к щекам
как чужое полотенце.
Как из тинистых болот
тянется: «Не троньте, паныч!»
Ожиданье у ворот
всех собак спускает на ночь.
И себе ли на уме
проходящее напрасно?
Жизни выжатой взамен
будет масляное масло.
1978
* * *
Как заразителен застой,
как в ширину раздался.
Высасывает пустотой
тебя – и ты остался?
Уже недалеко лежит
преемственность чужая.
Она насильно разрешит –
разрушит, разрешая.
Но ежедневные тиски
вжимают в оболочку
переместившейся тоски
стремительную точку.
И та втянула за собой
и пылью полетела,
и стала меньше, чем любой
предел, – и нет предела.
Не я предел переживу,
но, явь перекрывая,
ты оторвешься наяву –
ты, мнимая, живая.
1978
* * *
Все завершается единоборством
хлебного мякиша с воздухом черствым.
Как на глазах дешевеет сырье –
окаменевшее время мое.
Времени нет, и давно не на месте
местное время. В повальном отъезде
полузаметен как «будьте добры»
гибельный ход самодельной игры.
Вот как себя открывает начинка –
солнца дерюга и неба овчинка.
Вспять обнимает тебя пелена.
В солнце свое завернешься сполна.
1978
* * *
Н. П.
Глянь по атласу: куда
мы сегодня не уедем?
Ходит ловкая беда
как цыгане за медведем.
То до времени гурьбой,
то опять поодиночке
кто нас водит за собой
на таможенной цепочке?
И, сквозную пустоту
на цепочку запирая,
ты уходишь за черту
точно в пригороды рая.
1979
* * *
Дружен с тобою, дружен,
мягкая западня,
криком обезоружен.
Только ищи меня!
Вот он я! Здесь – и нет.
Некто, лишен примет.
Но, помолясь в ОВИРе
бланку для образца,
годный на все четыре
новых своих лица,
перебелив на глянце,
чистыми для анкет,
как я в таком румянце
выведу их на свет?
1982
* * *
Живу, живу, а все не впрок.
Как будто время начертило
в себе обратный кувырок.
И только пыльная щетина
покрыла дни.
Проводим год,
и время станет бородато,
как надоевший анекдот,
застрявший в памяти когда-то.
И два кочевника, два брата
ползут навстречу – кто скорей:
упрямый чукча и еврей.
Тот Ахиллес, а тот Улисс.
Один Илья, другой Микула.
Еврей и чукча обнялись.
Над ними молния сверкнула.
1982
* * *
Свои лучшие десять лет
просидев на чужих чемоданах,
я успел написать ответ
без придаточных, не при дамах.
Десять лет пролежав на одной кровати,
провожая взглядом чужие спины,
я успел приготовить такое хватит,
что наверное хватит и половины.
Говорю вам: мне ничего не надо.
Позвоночник вынете – не обрушусь.
Распадаясь, скажу: провались! исчезни!
Только этот людьми заселенный ужас
не подхватит меня как отец солдата,
не заставит сердцем прижаться к бездне.
1985
Публикацию подготовил Асар Эппель
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.