[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2008 ЭЛУЛ 5768 – 9(197)
Ицик Мангер и совсем, совсем другие
Михаил Майков
В петербургском издательстве «Симпозиум» вышла «Книга Рая»[1] – единственный роман крупнейшего идишского поэта первой половины XX века Ицика Мангера (1901–1969). Издание неожиданное – причем неожиданное в самых разных аспектах. Во-первых, новые переводы с идиша на русский вообще появляются нечасто. Во-вторых, идишскую литературу никогда, кажется, не издавали у нас так, едва ли не академически – с фундаментальным послесловием, комментарием и приложенным словариком еврейских реалий. В-третьих, «Симпозиум» – издательство, мягко скажем, не самое плодовитое, выпускающее едва ли полтора-два десятка книг в год. В-четвертых, славу Мангера составляет отнюдь не его проза, – «Книга Рая», как было сказано выше, единственное его крупное прозаическое произведение[2].
Список неожиданностей можно при желании продолжить, но и сказанного, как кажется, достаточно, чтобы понять: выход «Книги Рая» – событие не просто удивительное, но и знаковое. «Это – жжжжж – неспроста», как говорил в подобных случаях один сказочный медвежонок, шевеля опилками в плюшевой голове. Попытаемся же выяснить источник и смысл донесшегося до нас жужжания.
Что представляет собой мангеровский роман? По замыслу автора, он должен был стать первой частью трилогии, куда планировалось включить также «Книгу Земли» и «Книгу хаоса». Причины того, что трилогия осталась недописанной, не вполне ясны. Можно предположить, что помешали бытовые обстоятельства в сочетании с трагическими событиями новейшей европейской истории: «Книга Рая» писалась в 1938–1939 годах, когда, «лишенный гражданства в родной Румынии, оторванный от любимых <…> польских евреев, висящий без паспорта, без визы между границами», Мангер проводил дни и ночи «в блужданиях по улицам и бульварам Парижа» (из авторского предисловия).
Не лишена оснований, впрочем, и версия, что автор не стал завершать трилогию по соображениям не столько бытовым, сколько творческим.
Аннотация определяет «Книгу Рая» как «единственный в своем роде библейский ироикомический роман» и предлагает видеть в нем смесь традиций апокрифов, философской сатиры XVIII века (в частности, свифтовской) и польского предвоенного кабаре. Один из переводчиков и автор послесловия – Валерий Дымшиц добавляет сюда ироикомическую поэму XVII–XVIII веков, «Божественную комедию» и «Хождение Богородицы по мукам», Сирано де Бержерака и Вольтера, находит в романе «романтическую иронию» и «тоску по утраченной цельности», присущую символистам.
В столь почтенной генеалогии, как и в утверждении, что Мангер писал свой роман, «все время помня о всей европейской литературе», мне видится некоторая, говоря словами известной песни, «склонность к завышению». «Книга Рая» – произведение достаточно простое, и не стоит чрезмерно его усложнять. Хотя, справедливости ради, замечу, что если Дант и Сирано здесь вовсе ни при чем (как и символисты с романтиками), то вольтеровская традиция в книге действительно ощутима.
Впрочем, и упоминание Вольтера в разговоре о «Книге Рая» кажется не вполне оправданным умножением сущностей. Полагаю, дело обстоит еще проще. О польском предвоенном кабаре в качестве источника инспирации Мангера автор аннотации упомянул. Но есть еще одна традиция, влияние которой на писателя не подлежит сомнению.
У взбалмошного, чудаковатого и непостоянного Мангера была одна любовь, одна пламенная страсть, которую он пронес через всю жизнь. Речь о пуримшпилях и народных песнях, интерес к которым проявился у поэта еще в детстве. Известно, что отец Мангера, коломыйский портной, сочинял юмористические песни к Пуриму; знатоком и любителем еврейского фольклора была и мать будущего поэта.
Афиша спектакля по пьесе «Магическое зеркало» по мотивам произведений И. Мангера в постановке Д. Каплан. 1938 год.
Влияние народной поэзии, фольклорного юмора и пуримшпилей играет определяющую роль в книгах стихов Мангера 1930-х годов, принесших автору широкую известность. Сборник «Хумеш-лидер» («Песни Пятикнижия»), где библейские персонажи изображены в виде евреев из восточноевропейских штетлов, можно считать первым подступом к «Книге Рая» – пока в поэтической форме. Впоследствии такое снижение станет фирменным приемом Мангера, его визитной карточкой. Еще более явно апеллирует к поэтике пуримшпиля книга «Мегиле-лидер» («Песни книги Эсфирь»). На ту же традицию еврейского народного театра, скрещенную с легкими жанрами европейской сцены, ориентированы и пьесы отца идишской драматургии Авраама Гольдфадена, так повлиявшего на Мангера.
Незадолго до смерти Мангер переехал из Нью-Йорка в Эрец-Исраэль. По воспоминаниям израильских знакомых поэта, в последние годы он много пил, чурался людей, убегал от них и долго в одиночестве бродил по улицам. При этом он мог часами разыгрывать невероятные пуримшпили и импровизировать спектакли с незнакомыми детьми.
Следы увлечения пуримшпилями отчетливо заметны и в «Книге Рая», особенно в главе «У райского фотографа ангела Зейдла», куда включен большой фрагмент из пуримшпиля «В Ноевом ковчеге», сочиненного, по сюжету, незадачливым фотографом. Сам образ Зейдла, увлеченного сочинением пуримшпилей и обчитывающего ими всех желающих и не желающих, представляет собой, как указывает комментарий, шарж на друга Мангера, варшавского поэта, прозаика и драматурга Алтера Кацизне. Но, как кажется, он не лишен и некоторых автобиографических черт. По крайней мере в том, что касается одержимости пуримшпилями.
Собственно, вот и все истоки «Книги Рая». Вольтеровская сатира имеет некоторое типологическое сходство с приемами еврейского народного театра, отсюда и впечатление ее влияния на Мангера. Но в действительности указания на еврейскую фольклорную традицию, пропущенную через кабаре, фарс, водевиль, оперетту XIX–XX веков, вполне достаточно для определения генезиса единственного мангеровского романа. Даже самый, казалось бы, убедительный из нееврейских источников «Книги Рая», перечисляемых в послесловии, европейская ироикомическая поэма, при ближайшем рассмотрении оказывается избыточным и редуцируемым к источнику более очевидному и прямому. Ведь что такое пуримшпиль, как не та же ироикомика – в ее специфически еврейской транскрипции?
Собственно, и вся «Книга Рая» представляет собой один большой пуримшпиль – правда, весьма растянутый. Отсюда, от этой попытки выразить содержимое одного жанра средствами другого, происходят все недостатки мангеровской прозы. Как и положено пуримшпилю, «Книга Рая» выдержана в едином грубовато-комическом тоне, без переключения регистров – но что выглядит естественным в небольшом театральном представлении на случай, не работает на пространстве романа. К Мангеру вообще и к «Книге Рая» в частности в полной мере подходит характеристика, данная одному из его предшественников в идишской литературе, Гольдфадену, который «нередко ради успеха у невзыскательной публики перемежал в диалогах истинные блестки народного юмора пошловатым балагурством»[3].
Афиша спектакля по пьесе «Сон Гольдфадена» по мотивам произведений А. Гольдфадена и И. Мангера в постановке Я. Ротбаумана. Фестиваль еврейской культуры в Кракове. 2006 год.
Но это же неотъемлемая черта пуримшпиля и любого народного театра, то, что исследователи карнавальной традиции обозначают термином «грубая комика». Херувимчика зовут Писунчик; ангелы пьют и сквернословят; самое популярное место в раю – шинок; праотцы – богачи, равнодушные ко всему, кроме своих денег и статуса; стареющая Вирсавия ревнует царя Давида и устраивает сцены Ависаге, а Давид тем временем, как заправский снохач, развлекается с Суламифью; райский бухгалтер Гецл гулял с ангелицей Переле, помощницей модистки, но в конце концов бросил ее, чтобы жениться на младшей дочери архангела Михаила, а Переле сошла с ума, – в общем, полный комплект персонажей и мотивов для непритязательного площадного представления.
Не хотелось бы, чтобы из всего вышесказанного создалось впечатление, что издание «Книги Рая» представляется мне ошибкой. Роман Мангера вполне репрезентативен для влиятельной линии идишской литературы XIX – первой половины XX века, более того – он до некоторой степени эту линию замыкает. Да, литературные достоинства его сомнительны – но из этого следует только то, что правильнее воспринимать его не как книгу для чтения, а в качестве литературного памятника. И тогда все становится на свои места.
Но вот незадача. Идишская литература издается сегодня так редко и бессистемно, что каждая новая книга меняет представление о целом. «Книга Рая» – важное звено в цепи, но, в конце концов, это лишь звено; линия, к которой примыкает Мангер, влиятельна, но это лишь одна из линий.
Из этого, повторюсь, вовсе не вытекает, что не следует печатать Мангера. Наоборот, надо печатать и его, и многих других авторов, надо дать русскому читателю объемное впечатление о еврейской прозе – а осмысленного движения в этом направлении, увы, практически не заметно. Проблема усугубляется тем, что если непереведенным вдруг оказывается важный английский или французский роман (ситуация практически непредставимая, но все же), то заинтересованный читатель в большинстве случаев может заполнить этот пробел самостоятельно, без помощи переводчика – основными европейскими языками многие книгочеи все же владеют. Но кто сейчас знает идиш, тем более на уровне, достаточном для чтения художественной литературы?
Начнем с самого ближнего контекста. Практически не представлен на русском языке неоднократно упоминавшийся Гольдфаден. Нет переводов Шлойме Эттингера, повлиявшего, в свою очередь, на Гольдфадена.
Обильно, но неудовлетворительно, по нынешним переводческим стандартам, переводился в первые десятилетия XX века Шолом Аш. Замены тем устаревшим переводам пока не видно, а ведь Аш, как к нему ни относись, – одна из самых заметных фигур в идишской литературе.
И. Мангер.
Из советских современников Мангера практически не существует по-русски такой яркий и своеобразный писатель, как Дер Нистер. Совершенно недостаточно представлен Моисей Кульбак, замечательный прозаик и поэт, который не затерялся бы ни в одной из европейских литератур.
Наконец, вообще словно бы не существует – за одним исключением – американской еврейской литературы, которая, между тем, представляет собой особый материк, со своими классиками, своей внутренней динамикой, своими традициями. Все издательства наперебой публикуют Исаака Башевиса Зингера, и это замечательно. Но по-прежнему не известен русскому читателю его брат, Исраэль-Йеошуа Зингер – крупный эпический художник, основоположник еврейской семейной саги, адресат посвящения романа младшего брата «Семья Мускат». Не переведена даже центральная его вещь, «Братья Ашкенази», составившая эпоху в идишской словесности и приводившая в восхищение, скажем, Сола Беллоу.
Не представлен на российском книжном рынке и Хаим Граде, поэт и прозаик, приехавший в Америку из Литвы и воскресивший в своем послевоенном творчестве погибшее еврейское Вильно и мир миснагедов[4]. Граде, лауреат Пулитцеровской премии, считался одним из наиболее вероятных американо-еврейских претендентов на Нобелевку, и многие критики до сих пор не могут простить Нобелевскому комитету выбор в пользу Башевиса Зингера.
Но что, собственно, говорить о такой «периферии», если даже наследие триады отцов-основоположников издано по-русски далеко не полностью! Не переведен практически весь поздний Менделе Мойхер-Сфорим, в том числе эпический роман «Заветное кольцо» и беллетризованная автобиография «Шлойме, сын Хаима». Несколько благополучнее обстоят дела с Ицхаком-Лейбушем Перецем, но и здесь можно найти немало белых пятен. Даже канонизированный советской культурой Шолом-Алейхем, практически в одиночку, волею власть предержащих, отвечавший за всю идишскую прозу, переведен не до конца…
Конечно, этот обзор не претендует на какую бы то ни было полноту. Более или менее ответственное описание той части мира идишской литературы, которая остается недоступной читающим по-русски, заняло бы куда больше места. Я пытался лишь перечислить самые очевидные болевые точки, назвать имена, без которых непредставима не только еврейская, но и мировая культура двух последних веков. Остается надеяться, что белые пятна будут постепенно заштриховываться и когда-нибудь русский читатель сможет не с чужих слов понять, какое место занимает в этом пестром и сложном мире творчество Ицика Мангера.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.