[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  МАЙ 2008 ИЯР 5768 – 5(193)

 

Роман Арбитман:

«я стал делать деньги на первом лице государства»

Беседу ведет Татьяна Столярова

К началу 2008 года в издательствах Москвы, Волгограда и Саратова, слегка опережая друг друга, словно играя в салки, вышли книги «Наше все – все наше», «Поединок крысы с мечтой», «Взгляд на современную русскую литературу» и «Есть, господин президент!», принадлежащие перу одного автора – писателя из Вашингтона Льва Гурского, литературоведа из Москвы Рустама Каца, в общем, критика из Саратова Романа Арбитмана. Известного мастера литературной провокации, реанимации, реинкарнации и мистификации мы попросили рассказать читателям «Лехаима», чем же вызвано такое растроение личности.

 

– Я всегда завидовал актерам, которые могут проживать вместо одной много жизней: сегодня он король, завтра клошар, послезавтра какой-нибудь нобелевский гений. А чем писатели хуже? Все в их власти, кроме гонораров... Короче говоря, я завел себе сразу несколько ипостасей – на выбор. Если Арбитман серьезен и суров, то Гурский – пересмешник и анфан террибль, а доктор филологических наук Рустам Святославович Кац – вообще неведома зверушка, которой (которому) доверять нельзя ни при каких обстоятельствах, хотя и совсем отмахиваться от писаний Каца глупо – в парадоксах легче спрятать истину. К концу минувшего года я понял: раз Арбитман выпустил книгу статей, то и Гурскому с Кацем надо побыстрее тиснуть что-нибудь опричь беллетристики и заявить о своих взглядах на литературный процесс. Где Арбитману сказать нечего, та сладкая парочка тут как тут.

– Так что там с литературным процессом в детективно-фантастической сфере?

– Процесс идет вовсю, и замечательные писатели Гейман, Ниффенеггер и Мьевилль радуют читателя своими очередными сочинениями. Правда, эти авторы живут за пределами России и доходят до нас в переводах с английского – далеко не всегда качественных и оперативных. Но они en masse все равно лучше наших нынешних. Мне, например, нравятся далеко не все сочинения британца Стивена Фрая, но по сравнению с тем, что творит наш синтетический Макс Фрай... Беда в том, что раньше российский читатель фантастики изначально обладал неким IQ, теперь же главный ее потребитель (особенно в виде фэнтези) – тинейджер, слабо помнящий таблицу умножения. Вот издатели и подстраиваются под этого недоросля, для которого вершина человеческого глубокомыслия – тексты Сергея Лукьяненко.

– В вашем сборнике рецензий и мини-эссе «Поединок крысы с мечтой» критик, выступающий проводником в мире pulp fiction, олицетворяет крысу или мечту?

– Ни то ни другое. Хотя, если верить нашим нынешним писателям-фантастам, критик, конечно же, близок к крысе, а за мечту отвечают они. И очень гордятся таким положением вещей, воображая, будто каждая их книга – некая трибуна или даже амвон, с которых можно дать бой Вселенскому Злу... Особенно сильно любят наставлять на путь истинный авторы, которые либо разучились, либо никогда не умели толком написать «Мама мыла раму». Есть легенда, будто Николай Гумилев говорил Анне Ахматовой: «Если я начну “пасти народы”, отрави меня...» К сожалению, жены современных писателей не держат под подушками склянки с крысиным ядом для своих благоверных.

– Что подвигло вас (используя дедуктивный метод своих персонажей – частного детектива Якова Штерна и капитана ФСБ Максима Лаптева) в провокативном расследовании «Наше все – все наше» биться над разгадкой феномена еврейской компоненты русской и мировой литературы?

– Книга «Наше все – все наше» стала результатом моего сотрудничества с сайтом еврейской книги http://www.booknik.ru/. Меня попросили сделать дюжину текстов, так или иначе связанных с современной литературой (либо с классической – в нынешнем ракурсе), но чтобы это были не рецензии, а такие игровые выступления. Вот я и подумал, что Лаптев со Штерном, которые в моих книгах никогда не встречались, здесь могли бы сойтись на одной площадке и поболтать на еврейско-литературную тему. Поскольку тут без их детективного дара не обойтись – очень уж все запутано. Тем более что тема «еврейского засилья» (в литературе или где-то еще) обожаема и юдофобами, и самими евреями. Первые стенают о том, что за русскими фамилиями на обложках скрываются «жиды пархатые», а вторые гордятся, мол, «поскреби русского гения – тотчас всплывет еврейская бабушка». Лично мне такие доморощенные разыскания кажутся несколько смешными, но раз уж дело касается расследований, пропустите к микрофонам профессионалов сыска. Мои детективные герои живо объяснят, кто есть ху, почему и как давно.

– Роман Эмильевич (или лучше Лев Аркадьевич), почему выбор Гурского пал на детектив? Взяли бы пример с литературного проекта «Повести Белкина».

– Что ж, «Гробовщик» – это фэнтези, «Барышня-крестьянка» – мелодрама, «Выстрел» – триллер… В разных жанрах мужик работал. Белкин, в смысле. Мне же всегда нравились сюжетные произведения – то есть фантастика, детектив либо женский роман. Что до фантастики, я не люблю придумывать какие-то особые миры, предпочитаю вносить изменения в реальный. Любовный роман отметаем – здесь я не специалист. Часто повторяю: женщины настолько загадочны и фантастичны, что описать их адекватно практически невозможно.

– Да? А с чего тогда писатель, славный своим женоненавистничеством, отважился сделать героиней ехидного детектива «Есть, господин президент!» специалистку ресторанного бизнеса Яну Штейн?

– У меня однажды возникла идея побороться с российскими гранд-дамами детектива на их территории – написать нечто вроде «женского детектива» с какой-нибудь обаяшкой в главной роли. И поскольку я уже привык к своему частному сыщику Якову Штерну, проще всего было изобразить этакого «Штерна-в-юбке». Правда, я довольно быстро понял, что в одиночку этой героине большой роман не вытянуть – у меня сил не хватит все время писать от лица женщины. Так что года через три после возникновения «дамского» сюжета я сообразил, что параллельно должны идти и «мужские» главы. Тогда дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки.

– Яна – образ собирательный?

– Лабораторный. Я представил, каким был бы Яша, если б его угораздило родиться женщиной, да еще симпатичной... А вот сам Штерн – образ, конечно, собирательный: на 90 процентов он состоит из автора, а на оставшиеся 10 – из всех известных мировых частных сыщиков, от Огюста Дюпена до мисс Марпл. Плюс Жванецкий, конечно.

– Сводите ли вы с кем-то счеты в своих романах?

– Я ни с кем никогда не свожу счеты. Вернее, делаю это весьма хитроумным способом: не унижаю своих врагов, выставляя их в негативном свете (как, допустим, Пелевин нелюбимых им критиков обзывает по-всякому и роняет в сортир), а, напротив, поднимаю их на котурны и окружаю сиянием. Ну а если контраст между художественным образом и прототипом невыигрышен для последнего, я не виноват. Я всегда даю человеку шанс стать лучше если не в жизни, то хотя бы в книге. Например, Эдуард Лимонов мне не нравится, а вот Фердинанд Изюмов – веселый, безбашенный и очень занятный персонаж.

– В какой ситуации Гурский мог бы уничтожить Якова Штерна?

– Даже захоти я похоронить проект Гурского, то не закрыл бы его трупом своего любимого персонажа. Вот убили Остапа Бендера, Шерлока Холмса... А потом под окнами писателей ходили поклонники: не воскресите – самих уроем! Поэтому, как говорится у Стругацких, лучше не совершать необратимых поступков.

– Скажите, а писателю-еврею стыдно писать плохо?

– Любому писателю стыдно. Другое дело, когда я вижу скверно написанное произведение своего соплеменника, думаю: что ж ты, родной? Имея за плечами Кафку, Шолом-Алейхема…

– Льва Гурского…

– Если можешь не писать – не пиши! Гурский, допустим, может. Поэтому и пишет так мало. За двенадцать лет – девять романов.

– Появилось ли какое-то принципиальное отличие от того, что вы делали ранее?

– Книжка «Есть, господин президент!» отличается от всех предыдущих хотя бы тем, что это, помимо детектива, еще и самая натуральная фантастика – с чудесами и превращениями. И герои книги пытаются эти чудеса поставить себе на службу. Но чаще всего оказываются в классической роли «ученика чародея»: включил чудо, а выключить не умеет. И – понеслось...

– Памятуя об удавшемся опыте «превращения» вашего политического триллера «Перемена мест» в популярный телесериал «ДДД. Досье детектива Дубровского», вы полагаете, ваша последняя книга тоже достойна экранизации?

– У Шекспира (по-моему, в «Макбете») было так: «Я духов вызывать могу из бездны», – говорил персонаж. А другой подхватывал: «И я могу, и каждый это может. Вопрос лишь в том, появятся ль они?» Конечно, я за то, чтобы Гурского экранизировали, но понимаю, что в ближайшее время этого, скорее всего, не произойдет. В моих книжках слишком много Кремля. Это привлекательно для Голливуда, но совершенно не интересно российским продюсерам. Вы представляете себе фильм «Убить президента» на нашем телевидении? Даже на уровне заявки… Во времена Ельцина – может быть, тогда это не было еще такой сакральностью, а сегодня все выстраиваются во фрунт. Я пишу о президентах, потому что в России это совсем необычный феномен, отличающийся от президентских институтов Штатов и европейских государств.

– Президент – это диагноз?

– Это болезнь. И, кстати говоря, книги со словом «президент» на обложке намного лучше продаются. Как ни печально, но пришлось подключиться к той части бизнеса, которая, так или иначе, делает деньги на первом лице государства.

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.