[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2008 ИЯР 5768 – 5(193)
Проза еврейской жизни
Шолом Аш
Америка. Повесть и рассказы
Пер. с идиша М. Шамбадала
М.: Текст, 2008 (серия «Проза еврейской жизни»). – 203 с.
В начале XX века Шолом Аш был очень популярен в России. Правда, в интеллектуальных кругах относиться к нему было принято с иронией. Скажешь «Шолом Аш» – и сразу вспоминается знаменитая «Жалоба» С.Я. Маршака: «Жена / Переводит «Нана», / Вера – / Бодлера, / Лена – / Верлена, / Маленькая Зинка – / Метерлинка, / А старая мамаша – / Шолома Аша». И тем не менее: многочисленные переводы, театральные постановки, газетное ломание копий, собрание сочинений в трех томах. В конце 1920-х годов начал выходить и семитомник – но остановился на четвертом томе. Потом был перерыв на несколько десятилетий, «Избранное» под конец «оттепели», опять перерыв. И вот очередное возращение Аша к русскому читателю, причем основу только что вышедшего сборника составляет повесть «Америка», ранее никогда на русском языке не публиковавшаяся.
Выбор, сразу скажем, не самый удачный. При желании у Шолома Аша можно найти вещи, более интересные сегодняшнему читателю, – достаточно назвать знаменитую драму «Б-г мести», где модернистское внимание к «проблеме пола» сочетается с религиозными мотивами и библейской символикой, или «роман с ключом» «Мэри», в котором под прозрачными «псевдонимами» выведены виднейшие персонажи русско-еврейского литературно-театрального Петербурга начала XX века (см. об этом статью В. Кельнера: Лехаим, 2007, № 2). Но сентиментальная и насквозь предсказуемая «Америка»?..
Один из основных признаков подлинного произведения искусства – оно не поддается пересказу, вернее, теряет в пересказе практически все, что поднимает его над заурядностью и делает чудом. Попробуйте передать своими словами, скажем, «Прощай, оружие!» Хемингуэя или сравните «Преступление и наказание», адаптированное для школьников, с оригинальным текстом Достоевского. «Вычитание» авторского стиля, авторской интонации, изъятие прямой речи персонажей действуют на шедевр губительно – и чем богаче исходный вариант, тем разрушительнее сказываются на нем всевозможные вивисекторские операции.
«Америка» – едва ли не идеальный пример противоположного. Она целиком, практически без остатка, укладывается в простейший, из нескольких фраз, пересказ фабулы. Еврейская семья из польского городка Лешно – папа Меер, мама Хана-Лея, четверо разновозрастных детей – решает перебраться в Нью-Йорк. После трудностей первоначальной адаптации жизнь их начинает налаживаться – но ценой разрушения традиционного уклада: светская школа вместо хедера, английский вместо идиша, газеты вместо Талмуда, танцы по субботам. Впрочем, постепенно все так или иначе приспосабливаются, и только младший сын, Иоселе, самый чистый и светлый, не принимает новой жизни, грустит, хиреет и в конце концов умирает. Вот и все. То есть действительно все – прочее не более чем одежды, снимаемые без особого ущерба для смысла целого.
Что там пересказ – «Америка» исчерпывается даже скупыми строчками Большой советской или Литературной энциклопедий: «А. идеализирует патриархально-религиозные устои старого еврейского быта <…> Романтик умирающего польского еврейского местечка, <…> А. остро почувствовал его распад и предался романтической идеализации уходящего прошлого». Конечно, это всего лишь схема, но «Америка» ведь и есть, в сущности, не полноценная повесть, а аллегория, подобную схему иллюстрирующая. Доброжелательные рецензенты начала XX века сравнивали Аша с Борисом Зайцевым – как ни относись к последнему, изрядное преувеличение. Зайцев весь состоит из оттенков, едва уловимых нюансов – а где же у Аша полутона и недоговоренности? Если уж искать параллели в современной ему русской прозе, то «Америка» напоминает скорее олеографии, обильно печатавшиеся в массовых журналах вроде «Нивы». Такая вот проза еврейской жизни…
И все же есть в повести Аша нечто, делающее ее отличным пособием для всех интересующихся историей еврейской словесности первых десятилетий XX века, не говоря уже о студентах профильных факультетов. Дело в том, что «Америка» представляет собой идеальную квинтэссенцию идишской прозы эпохи, ее типов, мотивов, юмора, – довольно частое, надо сказать, достоинство литературы второго ряда. Желающему получить представление о том, как мыслили и писали еврейские литераторы 1900–1920-х годов, лучшего материала для первоначального знакомства не найти. Как будто заложили в компьютер тексты отцов-основателей – Шолом-Алейхема, И.-Л. Переца, Мойхер-Сфорима, отсекли все индивидуальное – и получился на выходе Шолом Аш.
Михаил Эдельштейн
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.