[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2008 НИСАН 5768 – 4(192)
Семейные структуры и душевное здоровье нации
По эту сторону Иордана. Рассказы русских писателей, живущих в Израиле
Сост. Д. Маркиш
М.: Текст, 2008 (Серия «Проза еврейской жизни»). – 219 с.
Сразу предупреждаю, что последующий анализ не идеально беспристрастен, но при этом достаточно показателен. Итак, какова еврейская семья в изображении современных русско-израильских прозаиков?
Старая Голда, измученная родами, и ее муж, бестолковый сапожник Шимон. Четверо дочерей и пятеро сыновей, один из них – любимчик матери – Айзик. Голда умирает, Шимон умирает, остальные погибают в гетто, Айзик переживает Холокост, но становится отнюдь не великим раввином, как всю жизнь мечтала мать, а пациентом дурдома.
Прапрабабушка – умалишенный инвалид 95 лет. Прабабушка – 75-летняя старуха, тянущая на себе весь дом, устающая уже с утра, совершенно изнемогающая к вечеру и мечтающая об одном – умереть. Бабушка – большая, нескладная, пожилая женщина, вялая и унылая. Мама – активная, но обозленная одинокая женщина. Дочка – обычная, малопривлекательная эгоистка. Все орут друг на друга, задыхаются в однокомнатной квартире, думают о смерти, планируют самоубийство.
Истероид, завистник, лгун, дурак и позер. Живет с мамой. Был женат четыре раза, получившихся детей и жен не помнит за исключением четвертой, которую люто ненавидит.
Муж, жена и двое детей. Муж одержим навязчивой идеей построить яхту. Семейная жизнь, подчиненная этой идее, катится под откос. Жена погибает, дети отправляются в детдом, отец – в психушку.
Муж, жена и семеро детей, ультраортодоксальная семья. Муж тает и истлевает, становится угрюмым и раздражительным, поскольку, оказывается, пятнадцать лет изо дня в день занимается тем, что роет подземный ход под Храмовой горой, где в результате и погибает, под завалом.
Мать, вдова, и сын. Мать – истеричка, окруженная врагами: и арабы, и прорабы, и ветеринары, и мужики – все стремятся ее обидеть, надуть, ограбить, убить. Мучается нервами, пытается держать себя в руках, с отчаяния ударилась в мистику. Сын – бледное, чахлое растеньице, слабак, дразнят девчонкой, все врачи-психиатры-знахари не помогают.
Вот такие семейные портреты в интерьере – в интерьере «вечного горемыки» еврейского народа. И это не антисемитская книга. Это критическое отношение к действительности, к современной действительности. Но, слава Б-гу, есть еще прошлое и будущее. И только в них возможны счастье и подвиг, яркие цвета, сильные чувства. Только в эпоху Храма были бесстрашные мужи и нежные красавицы, могучие воины и их гордые жены, и жили они в прекраснейшем Иерусалиме – прекраснейшем, а не пыльном, жарком и враждебном. Только в мавританской Испании бедные евреи были веселы, любили своих жен и детишек, наслаждались сочным мясом и терпким вином и что Б-гу, что Дьяволу, что Ангелу Смерти могли дать достойный ответ. И только в будущем несчастная мать-одиночка найдет себе нового мужа, ее хилый сынок возмужает, а государство построит новую трассу и избавит героических поселенцев от контактов с жестокими и неразумными соседями.
Подобная установка – на критику настоящего при идеализации прошлого и надеждах на будущее – характерна для индивидуальной памяти, индивидуального сознания, применительно к личному прошлому («трава была зеленее, небо голубее») и личному будущему («завтра будет лучше, чем вчера»).
Сердце в будущем живет,
Настоящее уныло.
Все мгновенно, все пройдет.
Что пройдет, то будет мило.
Такая же модель свойственна и памяти коллективной, национальной – по крайней мере, у некоторых наций, – и некоторым же национальным литературам. Вспомните Николая Васильевича, с его поэтизацией героического прошлого, оптимистическими планами «как нам обустроить Россию» и сатирой на унылую «крепостническую» действительность.
Давид Гарт
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.