[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2007 АДАР 5767 – 3 (179)
Евреи и шпиономаниЯ в русской армии в годы Первой мировой войны
Семен Гольдин
Первая мировая война, послужив прелюдией к бурному периоду революционных потрясений и Гражданской войне, стала переломной точкой в истории России. На Восточном фронте общие трагические события войны имели специфическое еврейское содержание. В современной историографии известно и признано негативное отношение русской армии к еврейскому населению прифронтовой полосы, выразившееся, в частности, в поголовных депортациях евреев и во взятии от них заложников, а также в многочисленных случаях насилия и погромов.
«Великий бой русского богатыря с змеей немецкой».
Пропагандистский плакат времен первой мировой войны.
В чем же обвиняли евреев русские военные власти? По словам А.Н. Яхонтова (хорошо осведомленного помощника Управляющего делами Совета Министров): «В Ставке сложилось убеждение, что еврейское население на театре войны является сосредоточием шпионажа и пособничества неприятелю»[1]. По мнению штаба 8-й армии, с самого начала войны в отношении еврейского населения к русской армии проявляется «резко выраженная враждебность... она имеет вполне определенный массовый характер, причем русские евреи мало чем отличаются от галицийских… Евреи деятельно скрывают дезертиров, способствуют побегам нижних чинов и вообще стараются ослабить мощь русской армии. В дни наших успехов еврейская враждебность прикрывалась угодливостью и предупредительностью, в дни же неудач прорывается в виде приподнятого веселого настроения еврейских масс… нежеланием продавать солдатам товар и другими фактами… Когда наши войска отходили, евреи были веселы и пели песни…»[2]. В ноябре 1914 года варшавский обер-полицмейстер отмечал, что в войсках прочно утвердилось мнение, что евреи «дают большое число шпионов вследствие склонности многих из них к преступлениям всякого рода за деньги…», к тому же «благодаря знанию большинством евреев немецкого языка, немцы использовали их в занятых местностях как проводников и осведомителей»[3].
Обвинения против евреев были, таким образом, весьма расплывчаты и неконкретны. В то же время они поддерживались высшими представителями военного командования. Так генерал Н.Н. Янушкевич, начальник штаба Верховного Главнокомандования, сообщал 29 июня 1915 года о раскрытии новых еврейских козней: «В последнее время среди войск значительно учащаются случаи заболевания венерическими болезнями, в особенности – сифилисом. Есть указания, что германско-еврейская организация тратит довольно значительные средства на содержание зараженных сифилисом женщин, для того чтобы они заманивали к себе офицеров и заражали бы их…»[4]
Впрочем, штаб Юго-Западного фронта направил армиям фронта еще более поразительное предупреждение: «…по некоторым данным усматривается, что наши нижние чины из евреев выдают сведения противнику о наших войсках, пользуясь для этого бутылками с вложенными в них записками, пускаемыми по течению»[5].
Поскольку, как мы видели, евреи считались военными властями «враждебным элементом», еврейское население должно было быть одним из основных объектов работы для армейских контрразведчиков и их агентуры. Разработанные же армейской контрразведкой дела должны были естественным образом поступать в производство военных судов.
С началом военных действий при штабах армий, фронтов, военных округов, а также при Главном управлении Генерального штаба были созданы Контрразведывательные отделения (КРО), призванные заниматься обнаружением и ликвидацией «всякого рода шпионских организаций и агентов, тайно собирающих сведения о наших вооруженных силах и вообще всякого рода сведения военного характера...»[6] При этом «общие указания по контрразведке... и руководство контрразведкой в военное время на театре военных действий исходили из штаба Верховного Главнокомандующего»[7].
Каков был процент евреев, проходивших по делам военной контрразведки? Просмотренные нами архивные фонды свидетельствуют, что этот процент весьма значительный, но непреобладающий (учитывая значительный еврейский компонент в населении прифронтовых районов, особенно существенный в городах и местечках). Евреи фигурируют как обвиняемые или подозреваемые в 20–30% дел, заведенных контрразведывательными отделами 2-й, 8-й, 10-й армий и Варшавским губернским жандармским управлением[8].
Разрушенные в ходе боев еврейские дома в городе Городенка (Галиция). 1916 год (?).
Количественный анализ заведенных органами армейской контрразведки дел показывает отсутствие «перекоса» в сторону еврейского населения. Это, однако, не означает, что отношение русских контрразведчиков к евреям было непредвзятым и свободным от огульных обвинений. Отношение ко всему российскому еврейству – как к подрывному элементу – ясно вырисовывается из переписки по поводу Еврейского комитета помощи жертвам войны (ЕКОПО). В записке штаба Западного фронта от 23 ноября 1915 года говорится: «“Петроградский комитет по оказанию помощи евреям, пострадавшим от войны”... является ныне главным руководителем еврейского революционного движения в России, направленного на создание невыгодных условий дальнейшего ведения нами войны, к возбуждению недовольства войною и активного против нее протеста. Из этого комитета ныне даются директивы на всю Россию – партиям и организациям еврейства…» Справка КРО штаба Северного фронта, направленная в Департамент полиции, признает, правда, «данных, что комитет является главным руководителем еврейского революционного движения в России, не имеется», однако сразу добавляет: «...преступная деятельность как этого комитета… так и всего еврейства, стремящегося к одной цели – равноправию, несомненна: евреями ведется в широких размерах агитация, посвященная защите интересов еврейства, собирается подробный материал, касающийся деятельности евреев во время войны, отношения к ним войск, христианского населения и т. п.»[9]. Из этого текста следует, что с точки зрения русских контрразведчиков достижение равноправия, к которому стремятся евреи, – цель преступная, так же как и вполне легальные средства, используемые для ее достижения.
Основывавшиеся на агентурных данных сведения, поступавшие в КРО армий и в местные жандармские управления для оперативной разработки, были зачастую весьма невразумительными. Вместе с тем евреи постоянно выступают в этих ориентировках как подозрительный и прямо враждебный элемент.
«Глазами и ушами» КРО были агенты, вербовавшиеся из местного населения с помощью жандармских и полицейских органов[10]. На основании их показаний заводились практически все дела о «заподозрении в шпионстве» и о «пособничестве неприятелю». Сведения, получаемые от агентов, какими бы сумасбродными и бредовыми они ни казались, всерьез проверялись органами контрразведки. Так, 15 сентября 1914 года КРО штаба 8-й армии просил принять для проверки полученные от агента сведения, что в только что занятый русскими войсками Львов «присланы из Германии миллион марок для организации восстания», в котором должны принять участие «местные евреи и другие лица, наиболее преданные Австрии». КРО 2-й армии всерьез проверял сообщение, что немецкие агенты («прежде всего, евреи») роют 15-верстный подкоп под Варшавой, а также собираются забросать бомбами штаб Северо-Западного фронта[11]. Столь же ценной можно считать и информацию, что приметами немецких шпионов (в основном евреев), засылаемых зимой 1915 года из Петрокова, служат новые сапоги и остроконечные барашковые шапки[12].
Лист из дела Исроэля Лейбова Кацеленбогена, мещанина из Городца Гродненской губернии, высланного из Риги в октябре 1914 года вслед за своим братом, заподозренным в шпионаже.
Поскольку считалось, что вражеская агентура заинтересована в сборе слухов и подслушивании разговоров русских военных, простое нахождение в публичном месте могло закончиться серьезными неприятностями. При этом гражданские коллеги военных контрразведчиков – жандармы прекрасно понимали, что с объявлением войны стало поступать огромное число ложных доносов и клеветнических наветов, в связи с чем был издан специальный приказ по Корпусу жандармов о внимательном отношении к поступающей информации[13]. Поэтому немало дел, заведенных контрразведкой на евреев, заканчивалось освобождением подозреваемых. Приведем несколько примеров.
В начале войны агентом КРО 2-й армии на станции Белосток был задержан Шломо Ратнер 17 лет, он «расхаживал по платформе, разговаривал с солдатами и считал вагоны». На следствии Ратнер показал, что пошел на станцию опустить письмо, причем «в силу иудейской наклонности и любопытства ходил, как и большинство посторонних любопытных евреев, по платформе… и вагонов не считал». В этом случае заподозренный отделался относительно благополучно: он был освобожден под негласное наблюдение полиции[14]. 12 декабря 1914 года по указанию агента КРО штаба 2-й армии «Ванька 786» был арестован Сруль Линович, так как рассматривал из окна вагона войска. Линович объяснил на следствии, что интересовался войсками, поскольку подлежит призыву в армию. Жандармское управление попросило у КРО разрешения допросить агента, так как «виновность Линевича остается совершенно невыясненной». 18 марта 1915 года в Варшаве был арестован Айзик Минский, без определенных занятий; основанием для подозрений в шпионаже было то, что Минский «все время был чем-то занят и куда-то спешил», а также «стремился знакомиться с офицерами». «Он назвался Витольдом Минским, я сразу опознал в нем жида», – писал агент контрразведки[15].
Причиной ареста и следствия в контрразведке могла быть и «бдительность» самих войск. Так, Гершко Фишбейн, 55 лет, был задержан в Тарноруде 25 июля 1914 года корнетом 12-го драгунского полка по подозрению в шпионаже. Уличающих доказательств следствие не обнаружило, и волынское ГЖУ обратилось к губернатору с просьбой выслать Фишбейна в одну из волжских губерний «ввиду необнаружения фактических данных в занятии Фишбейна военным шпионством». Экель Зелингер (80 лет) и Абрам Пекельницкий (16 лет) были арестованы казаками 16 сентября 1914 года в Поневежском уезде. Казаки приехали к ним в дом и спросили сыру, сыру в доме не оказалось, и их арестовали. Причины ареста гражданским властям не были сообщены, и лишь после трех с половиной месяцев, проведенных в тюрьме, Зелингер и Пекельницкий были выпущены на свободу[16].
Иногда люди «исчезали» в контрразведке, и семьи не знали, что с ними произошло. Маер Бекерман (осень 1914 года, Люблинская губерния) пошел в город купить корову. По дороге его окликнули казаки и приказали остановиться. Он «имел несчастье не послушаться этого окрика и бросился бежать. Причинами этого поступка… были только природная его робость, а также боязнь ограбления со стороны казаков». Бекерман был арестован казаками, его брат 11 ноября 1914 года просил власти сообщить о его судьбе. В сентябре 1914 года Шоель Цукер из Варшавы был отправлен на подводную повинность, арестован, и в марте 1915 года оказалось, что он содержится в тюрьме в Саратовской губернии. Прошение жены Цукера поясняет, что он не говорит ни на каком языке, кроме еврейского, «и не мог бы объясниться с арестовавшими его властями»[17].
Длительное пребывание в тюрьме без следствия и обвинения не было в контрразведке редкостью. Арестованный 9 сентября 1914 года Абрам Людвинович был выслан через год – 23 сентября 1915 года. Год Людвинович провел в тюрьме без обвинения. Арестованные 15 марта 1915 года комендантом Шавелем Языковым еврейки Шейна, Реввека и Эсфирь Рабинович находились в тюрьме до июня 1915 года, запросы начальника Двинского военного округа в разные адреса и попытки выяснить, за что же они арестованы, ничего не прояснили[18].
Австрийские войска возле резиденции цадика р. Авроома-Яакова (Садагора, Буковина).
Итак, армейская контрразведка, базируясь на малодостоверных донесениях своих агентов, заводила, в том числе и на евреев, большое количество дел. Распространяемые контрразведкой ориентировки показывают, что евреи считались, в духе общей политики военных властей, «ненадежным элементом». Вместе с тем процент заводимых против подозреваемых евреев дел сравним с относительной долей евреев в общем и в городском населении прифронтовых районов. Дела, заведенные контрразведкой, расследовались согласно установленной процедуре, для чего военным контрразведчикам зачастую была нужна помощь гражданских коллег. Начатые дела могли иметь исходом освобождение подозреваемых, как произошло в описанных выше случаях. Подавляющее же большинство начатых дел передавалось военными территориальным ГЖУ и рассматривалось в административном порядке (то есть обвиняемым по таким делам грозила высылка), и лишь очень небольшое число дел передавалось в военные суды.
По нашему мнению, это было связано с особенностями системы военного судопроизводства России. Даже во фронтовых условиях военные суды старались тщательно рассматривать дела, подсудимым предоставлялась возможность нанять гражданского защитника, показания свидетелей сличались между собой и проверялись. Так, по сообщению газеты «Речь» от 9–10 марта 1915 года, военный корпусной суд слушал дело семи обывателей местечек Гройцы и Нове Място (из них 5 евреев и 2 немца), обвиняемых в пособничестве и преданности врагу, когда он занял эти местечки. Выяснились два источника обвинения: непонимание следствием свидетелей, говоривших по-польски и оговор двух заведомых негодяев. Армейский прокурор, по сообщению газеты, отказался от обвинения[19]. 31 марта 1915 года корпусной суд 12-го и 14-го армейских корпусов оправдал за недоказанностью предъявленных обвинений шесть евреев из Студзян, преданных суду за устройство телефона и снабжение немцев продуктами. Евреи были арестованы по доносу поляка Бранденбургского, который якобы видел провод длиной в семь (!) верст, закопанный землей и мхом, а также баржу с приготовленными для немцев товарами на реке. Сам доносчик просил у обвиненных евреев прощения и говорил, что поляки – конкуренты евреев – подговорили его показать на них[20].
Широкую известность получило дело Янкеля Гершановича, жителя г. Мариамполь Сувалкской губернии, осужденного в октябре 1914 года военным судом 3-го армейского корпуса на восемь лет каторги по обвинению в содействии неприятелю. Гершанович будто бы был назначен немцами бургомистром Мариамполя, при этом в обвинительном акте все еврейское население города обвинялось во враждебности по отношению к русским войскам и в пособничестве неприятелю[21]. Согласно обвинительному акту, подготовленному военным обвинителем, русские солдаты решительно ничего не могли купить у евреев, так как они просто запирали перед ними двери. Им отказывали даже в куске хлеба, который солдаты просили не даром, а за деньги. Между тем входящих в город немецких солдат даже угощали обедом. Евреи, бывшие в русских войсках, при приближении немцев ломали свои винтовки и прятались у своих соотечественников. Образовались целые притоны таких солдат...[22] На повторном процессе в Главном военном суде в июле 1916 года, где подсудимого защищал знаменитый адвокат О.О. Грузенберг, выяснилась полная невиновность Гершановича, оклеветанного доносчиком. Предыдущий приговор был отменен, а сам факт, что население Мариамполя снабжало немцев лошадьми и продуктами, был отвергнут судом 5-й армии[23].
В другом громком судебном деле корпусным судом было установлено, что агенты контрразведки (члены контрразведывательного отряда) во главе с неким Чупрыныком, подбросив еврею Айзенбигелю телефон, арестовали его за сношения с неприятелем и потребовали за освобождение пять тысяч рублей. На суде обнаружилось, что по исходившим от Чупрынука и его товарищей аналогичным обвинениям были ранее повешены 18 евреев[24].
Конечно, военные суды не всегда были столь милосердны к обвиняемым – евреям. Например, 4 мая 1915 года военно-полевым судом в г. Кельцы были приговорены к расстрелу за шпионаж в пользу австро-венгерских войск жители Бендина Роман Петроковский и Фишель Бляйхер и житель г. Мехова Абрам Гинцберг. Приговор был приведен в исполнение 5 апреля 1915 года в 5 часов вечера[25]. В сентябре 1914 года духовный раввин Красника (Люблинской губернии) Мордко Мендельсон, казенный раввин Эйзек-Фишель Цесля, а также Шмуэль и Герш Гольденберг были судимы военными властями в Яновской тюрьме за радушный прием австрийцев, приговорены к казни и повешены. Тела их были похоронены в тюремном дворе. В январе 1915 года их жены просили Верховного Главнокомандующего посмертно реабилитировать «оклеветанных» мужей и разрешить перезахоронить их останки на еврейском кладбище[26]. Как показало известное дело полковника Мясоедова, которое, по всей видимости, было сфабриковано, и военный суд поддавался давлению начальства и судил вполне пристрастно[27]. Однако организовывать такое давление по бесчисленным и непринципиальным делам было для властей слишком хлопотно и сложно.
В целом из-за соблюдаемых правил судопроизводства система военных судов не могла быть эффективной для рассмотрения сотен заводимых контрразведкой дел о «заподозренных в шпионстве» евреях. Дела, базировавшиеся очень часто на невнятных и недостоверных показаниях агентов и доносчиков, рассыпались в суде как карточный домик. Органы контрразведки сами это хорошо понимали. Поэтому внесудебные высылки, производившиеся военной администрацией на основании подозрений, стали удобной мерой пресечения для сотен подозреваемых, не освобожденных органами контрразведки, но и не попавших в руки военных судов. Дела о шпионстве заводились контрразведкой против евреев с потрясающей легкостью на основе самых поверхностных подозрений. Вместе с тем принятые процедуры расследования вовсе не приводили к массовому осуждению подозреваемых евреев. Смутные подозрения контрразведчиков довольно редко заканчивались передачей дела в суд (альтернативой этому было освобождение подозреваемых или, в подавляющем большинстве случаев, их административная высылка). В свою очередь система русского военного судопроизводства не была склонна «штамповать» обвинительные приговоры против евреев и не превратилась в эффективное орудие в антиеврейской политике военных властей. Громко декларируемые обвинения русского военного командования против еврейского населения прифронтовой полосы не получили подкрепления реальными следственными и судебными делами.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru