[<<Возрождение] [Архив]        ЛЕХАИМ  ДЕКАБРЬ 2005 ХЕШВАН 5766 – 12 (164)

 

ГНЕЗДО CЕМЬИ ПАРНОХ

С. Парнок в детские годы.

Нечасто такое бывало в истории, чтобы в одной семье появились трое детей, каждому из которых предстояло оставить заметный след в культуре. Однако в городе Таганроге нашлось такое гнездо, птенцы которого вскоре обрели крылья творческого вдохновения. Наверное, не случайно. Их дед по тогдашним меркам был весьма образованным человеком. Прекрасно говорил на русском и немецком языках. Любил и понимал литературу и музыку. Его старшая дочь, Александра Абрамовна, мать будущих талантов, поступила на организованные в Петербурге женские врачебные курсы. В 1877 году состоялся первый выпуск 19 женщин-врачей. Александра Идельсон была в первой группе женщин, получивших диплом врача в России.

Яков Соломонович был провизором, владельцем аптеки и довольно состоятельным человеком, он являлся членом городской Думы и почетным гражданином Таганрога. Его предки в XV веке бежали от погромов в Испании и в середине XIX века осели в городе на Азове.

В 1885 году в семье Якова и Александры Парнох родилась София, а затем – близнецы Валентин и Елизавета. Наибольшую известность получит старшая дочь, которая войдет в историю литературы под именем Софии Парнок. Замечательный поэт, талантливый литературный критик, она будет близким другом М. Волошина, Вл. Ходасевича, М. Цветаевой, Ф. Раневской. Среди ее ранних стихов есть в том числе и такие:

 

Я не знаю моих предков, – кто они?

Где прошли, из пустыни выйдя?

Только сердце бьется

взволнованней,

Чуть беседа зайдет о Мадриде.

К этим далям овсяным

и клеверным,

Прадед мой, из каких пришел ты?

Всех цветов глазам моим северным

Опьянительней черный

и желтый <…>

 

Однако ее литературная судьба оказалась очень непростой. В 1920–1930-х годах, на которые приходится расцвет ее творчества, поэтесса оказалась на обочине «литературного процесса». Как она оценивалась в то время? Давайте заглянем в 1933 год (год смерти Софии Яковлевны). Вот ее «биографическая справка», сохранившаяся в архивах Государственного литературного музея: «София Парнок – русская буржуазная поэтесса. Печататься начала с 1906 года. В 1916 году вышел первый сборник “Стихотворения”. В пореволюционных стихах П. новая действительность встречена ею враждебно. П. культивировала в своих стихах наследие буржуазных поэтических школ – от классического холода “парнассизма” (“Розы Пиерии”, 1922) до мистической экзальтации символистов (“Вполголоса”, 1928; “Музыка”, 1926). Чувство морального одиночества, беспристрастности, индивидуализма (“Мне одной предназначенный путь”, “Упоение тоской”), ощущение гибели – характеризует поэзию П. Ее образные средства и словарь бедны, отличаются постоянством повторения символов…»

Супруги Парнох.

Впрочем, в те годы примерно в том же ключе писали и о М. Волошине, и об О. Мандельштаме, и об А. Ахматовой… Сравним этот словесный мусор с оценками самой авторитетной исследовательницы поэзии Парнок, вернувшей ее наследие читателю, С. В. Поляковой. Раскроем биографический словарь «Русские писатели 20 века»: «Парнок София Яковлевна <…> начала свой писательский путь, когда литературные земли были поделены между символистами и акмеистами <…> Однако ее творчество разворачивалось всё же вне орбиты их притяжения <…> За каждой строчкой стоит ничем не опосредованный личный опыт, что безошибочно ощущается при чтении <…> Cамое поразительное – чудо ее стиха, великолепного, классически отточенного, музыкального...» Поcледнее замечание неслучайно: С. Парнок училась в Женевской и Петербургской консерваториях по классу фортепиано.

Эти особенности поэзии Софии Парнок сегодня признают все ценители лирического искусства, делая упор на музыкально-интонационном даре поэтессы. Вот она, неподражаемая музыка и пластика Парнок:

 

Высокая волна тебя несет,

Как будто и не спишь – а снится…

И всё – хрустальное и хрупкое…

И всё

Слегка струится.

 

О, как высок над головой зенит!

Как в дни блаженные, дни райские,

дни оны…

И воздух так прозрачен,

что звенит

Стеклянным звоном <…>

 

«Среди интонаций ее, – как отмечал М. Волошин, большой поклонник ее поэзии, – останавливают своей глубокой страстностью и пронзительностью все слова, касающиеся любви и её ран». Впрочем, «ран» не только любовных:

Нет палаты такой, на какую

Променял бы бездомность поэт, –

Оттого-то кукушка кукует,

Что гнезда у нее нет.

 

Всю жизнь она была бездомна и безбытна. Вскоре после вторичной женитьбы отца (мать умерла при рождении близнецов) она ушла из дому. Окончив таганрогскую Мариинскую гимназию, уехала за границу, в Женеву, где хотела посвятить себя музыке. Затем, уже в Петербурге, изучала юриспруденцию. Ее личная жизнь тоже складывалась непросто, брак с литератором В. М. Волькенштейном быстро распался.

С ранней юности С. Парнок писала стихи, выступала как переводчик и литературный критик под псевдонимом Андрей Полянин. Вспоминая о раннем периоде ее творчества, такой взыскательный ценитель поэзии, как Вл. Ходасевич, писал: «…среди расхожих, обыкновенных стихов символической поры, отмеченных расплывчатостью мысли и неточностью словаря <…> вдруг внимание мое остановило небольшое стихотворение, стоящее как-то особняком. В нем отчетливость мысли сочеталась с такой же отчетливой формой, слегка надломленной и парадоксальной, но как нельзя более выразительной».

Последний сборник Парнок «Вполголоса» вышел тиражом всего 200 экземпляров, «на правах рукописи». Ее книги не стали известны широкой публике: что ж, замечает Вл. Ходасевич, «тем хуже для публики». Истинные же любители поэзии «умели найти в ее стихах то “необщее выражение”, которым стих только и держится. Не представляя собой поэтической индивидуальности слишком резкой, бросающейся в глаза, Парнок в то же время была далека от какой бы то ни было подражательности. Ее стихи, всегда умные, всегда точные, с некоторой склонностью к неожиданным рифмам, имели как бы особый свой “почерк” и отличались той мужественной четкостью, которой так часто недостает именно поэтессам». Ее стихи соответствовали «внутреннему» портрету Софии Яковлевны: «…было что-то обаятельное и необыкновенно благородное в ее серых, выпуклых глазах, смотрящих пристально, в ее тяжеловатом, “лермонтовском” взгляде, в повороте головы, слегка надменном, в незвучном, но мягком довольно низком голосе». Кстати, именно Ходасевич оказался единственным, кто отозвался на смерть Парнок в парижской газете «Возрождение».

Окружение Парнок – это сестры Аделаида и Евгения Герцык, композитор Александр Спендиаров, предложивший ей написать либретто для его оперы на сюжет армянской легенды (кстати, это либретто, а точнее, драматическая поэма «Алмаст» так и не увидит свет при жизни автора). Анна Голубкина изваяла ее мраморный бюст, а поэт Лев Горнунг, с которым София Яковлевна была дружна начиная с 1923 года, оставил о ней мемуарные записи. Вот какой запомнилась ему поэтесса: «Очень симпатичная женщина, некрасивая, но милая. Волосы светлые, с рыжеватым оттенком. Голос глухой и хрипловатый. Небольшого роста». О ее «хозяйственности» поведал следующее: «Купив на Тверской язык, поставила его вариться на керосинке, но с непривычки забыла смотреть за ним, и керосинка закоптила всю комнату».

Дом в Таганроге, в котором жила семья Парнох.

Революцию С. Я. Парнок встретила нейтрально. Мысленно обращаясь к брату, который, очевидно, звал ее за границу, в Париж, она ответила строками одного из стихотворений: «За морем веселье, да чужое, / А у нас и горе, да свое». По сути своей она была и оставалась, как свидетельствовали знавшие ее, «литературным пролетарием». Заставляла себя много переводить. Вместе с Б. Пастернаком входила в кооперативное издательство «Узел», которое доходов не приносило, а в 1928 году и вовсе ликвидировалось. Пребывая вне литературных направлений и компаний, София Яковлевна всё более замыкалась в себе, общалась с немногими близкими людьми: только им суждено было узнать еще при ее жизни такие поздние шедевры Парнок, как циклы «Большая Медведица» и «Ненужное добро».

Брат Софии Яковлевны, Валентин Парнах (который тоже взял псевдоним, изменив одну букву в фамилии), был талантливым поэтом, переводил испанских, португальских и французских писателей. Как и старшая сестра, скитался, побывал в Париже, где прожил несколько лет. Там он бедствовал, однако, вернувшись после революции в Россию, привез музыкальные инструменты для джаз-оркестра. Можно сказать, что именно он организовал первый джаз-оркестр в СССР.

Валентин Парнах. 1920-е годы.

 

Валентин Яковлевич увлекался танцем. Импровизация была его стихией. Он танцевал у Мейерхольда в спектакле «Даешь Европу!»,  а также с сольными номерами под причудливыми названиями, например «жирафовидный истукан». Наверное, В. Парнах не реализовал себя в полной мере. Тем не менее его переводы признавались специалистами как «великолепные». Он переводил «Разгром» Э. Золя, стихотворения Ф. Г. Лорки, его перу принадлежит трагическая книга переводов: «Испанские и португальские поэты – жертвы инквизиции». В 1920-х годах вышли несколько сборников его оригинальных стихов.

Елизавета Яковлевна Тараховская приехала в Москву из Сухуми в годы нэпа. Старшая сестра ввела Елизавету в литературный круг, и уже тогда проявился поэтический дар дебютантки, ее общительный характер, давший возможность удержаться на плаву в противоречивом богемном мире. А состоялась Елизавета Тараховская как детская писательница. Опубликованные впоследствии стихи «для взрослых» прошли незамеченными, а пьеса для кукольного театра «По щучьему веленью» держалась на сцене Театра Образцова в течение тридцати пяти лет. Исследователи подсчитали: только в этом театре спектакль был сыгран две с половиной тысячи раз! Статистику театров провинциальных никто не вел.

София Парнок. 1910-е годы.

Елизавета Тараховская действительно умела находить общий язык с детьми. Многие из нас в детстве зачитывались ее стихами о «живой воде», о «принцессах», а жившие в провинции мечтали хотя бы раз попасть в метро, на «лестницу-чудесницу». Парадоксально, но сказочница-мечтательница Тараховская откликалась на злобу дня: откликалась аполитично, но ее по-настоящему интересовали прорытые по высшей воле водные каналы, манящая и недосягаемая Луна, уводящие в страну чудес подземные ходы, полет в космос Ю. Гагарина. Незадолго до смерти она написала поэму-сказку, посвященную В. Терешковой... «На поверхности земли» ей было, очевидно, скучно. Как, впрочем, и Валентину, в поэзии, музыке и танце переносящемуся в иную реальность. А София Парнок писала:

 

В безмерный час тоски земной

О смерти, об иной отчизне,

Открыто дерзко предо мной

Свидетельство нетленной жизни.

 

С. Пинаев

 

В честь 120-летия со дня рождения Софии Парнок в Чеховской библиотеке города на Азове прошел вечер памяти Парнок, организованный таганрогской еврейской общиной и литературной общественностью города.

На вечере выступила приехавшая из Петербурга Елена Романова – автор диссертации о творчестве Парнок. Она рассказала о ее сложном пути в литературе, о дружбе с Мариной Цветаевой и о последних, очень тяжелых и в то же время плодотворных годах ее жизни, о так называемом «веденеевском» цикле стихов. Елена Алексеевна подарила Чеховской библиотеке недавно вышедшую книгу, посвященную творчеству Парнок.

Гостья из Минска – член Союза российских писателей Татьяна Коновалова поведала о «втором рождении» поэта: о судьбе ее произведений, истории их публикации и об исследованиях творчества Парнок. «Стоит отметить, что таганрогский период жизни Парнок является наименее исследованным, а значит, наиболее перспективным с точки зрения новых находок. Может быть, сегодняшний вечер вдохновит кого-нибудь из присутствующих в зале на серьезные поиски. Кто знает, не хранят ли архивы Таганрога или Ростова новые интереснейшие документы, способные обогатить не только пока еще молодое парноковедение, но и всю отечественную культуру», – подчеркнула Татьяна Коновалова.

Студентка местного пединститута Ольга Захарченко говорила о том, что для русской литературы ценность поэзии Софии Парнок (имя которой до недавнего времени, увы, было почти неизвестно и в целом в России, и на ее родине, в Таганроге) становится всё очевиднее. А последние, изданные спустя многие годы после смерти поэтические циклы признаны одной из вершин европейской любовной лирики.

В заключение вечера звучали слова благодарности. В частности, в адрес сотрудника ЗАО «Интех» Андрея Скибы: и за организацию прекрасного вечера, и за исследовательскую работу, связанную с таганрогским периодом жизни Парнок. Благодаря Андрею Евгеньевичу был документально установлен дом, в котором находилась аптека Якова Соломоновича Парноха и с 1896 года проживала его семья. Появилась надежда, что на нем установят наконец мемориальный знак.

И. Карпенко

 

[ << Назад ]  [ Содержание ]

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru