[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2005 ИЯР 5765 – 6 (158)
Король Януш Первый
Бетти Джин Лифтон
Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака
М.: Рудомино; Текст, 2004. – 398 c.
Человеку, ставшему мифом, биографии противопоказаны. Исследователи начинают копаться в архивах, изучать письма, не для них предназначенные, интимные дневники, мемуары обиженных женщин… В итоге вылезают всякие неприглядные бытовые подробности и психологические перверсии – кто из нас без греха? Не успеешь оглянуться – а от легенды ничего не осталось, одно лишь чувство разочарования.
Книга Б. Дж. Лифтон – исключение. Образ Старого доктора, сложившийся в сознании тех, кто в детстве читал сказку про короля Матиуша Первого, а в более зрелом возрасте слушал поэму Александра Галича «Кадиш», она не разрушает, а скорее углубляет, делает его более объемным. Хотя, может быть, исключение – сам Януш Корчак, а не его американский биограф?
Но как бы то ни было, заслуги автора Короля детей несомненны (как, добавлю, и заслуги переводчиков: русскому читателю повезло знакомиться с этой книгой в замечательном переводе И. Гуровой и В. Генкина). Не случайно исследование Лифтон считается лучшей биографией Корчака. Цель автора – показать закономерность последнего решения великого педагога, отказавшегося от планов бегства и севшего вместе со своими воспитанниками на поезд, отправлявшийся в Треблинку. Поэтому жизнь своего героя Лифтон представляет не как цепочку биографических фактов, а как последовательность жестов выбора, в конце концов приведшую к окончательному выбору. Жизнеописание перерастает в своего рода «роман воспитания», в книгу о том, как Генрик Гольдшмидт стал Янушем Корчаком.
Случилось это, когда Генрику было 20 лет. Псевдонимом, взятым в честь героя романа популярного польского писателя Юзефа Игнацы Крашевского (впрочем, того звали Янаш), он впервые подписал посланную на какой-то литературный конкурс четырехактную пьесу. По предположению Лифтон, старинное шляхетское имя давало Генрику возможность подчеркнуть свою двойную, еврейско-польскую идентичность.
Собственно, и свой сиротский приют он в мечтах видел польско-еврейским заведением, где сосуществовали бы дети разных национальностей и вероисповеданий. Однако идея смешанного приюта не вызвала восторга ни у католиков, ни у представителей иудейской общины.
Итак, в начале 1910-х годов Корчак стал директором еврейского Дома сирот. А если точнее – президентом детской республики. В отличие от популярных в тот период доктрин швейцарского педагога Марии Монтессори (в книге почему-то Монтрессори), в теории и практике Корчака основной упор делался не на нетрадиционные методы обучения, а на общение с ребенком. Маленький человек воспринимался как равноправный партнер, заслуживающий самого серьезного отношения. Поэтому воспитанники Корчака избрали свой парламент, организовали суд, начали выпускать собственную газету.
Парадокс в том, что великий воспитатель вовсе не был наивным руссоистом и не идеализировал детей. Их мир представлялся ему отнюдь не более разумным, чем мир взрослых, – все помнят, чем закончилась в его сказке попытка Фелека, премьер-министра при короле Матиуше, ввести власть школьников. Кроме того, у малышей есть один существенный недостаток – они быстро взрослеют и перестают занимать педагога.
Лифтон рассказывает историю о детях ближайших сотрудников Корчака, супругов Элиасбергов. Когда Корчак, после четырехлетнего отсутствия, вернулся в Варшаву и зашел к Элиасбергам, четыре их дочери радостно бросились к дверям, чтобы поприветствовать своего друга, чью лысину они в детстве так любили раскрашивать цветными карандашами. Каково же было разочарование 18-летней Хелены и Ирэны, которой исполнилось 16, когда Корчак, едва поздоровавшись, направился к младшим девочкам и весь вечер проговорил с ними! Хелена и Ирэна проплакали всю ночь, но делать было нечего – они больше не были детьми, и Корчак потерял к ним всякий интерес…
В межвоенной Польше детская республика была крошечным островком, существовавшим по совершенно другим законам, нежели окружающее общество. Не случайно многие воспитанники Корчака, начав самостоятельную жизнь, обнаруживали, что навыки, полученные ими в приюте, скорее мешают, чем помогают. Они не были подготовлены к борьбе за существование, к жесткой конкуренции, их приучили относиться к другим людям как к братьям, а в реальной жизни приходилось «толкаться локтями», чтобы выжить. Как это часто бывает, мир, любуясь и восхищаясь утопией, на практике ее отторгал.
Крах утопической республики Корчака начался еще до немецкого вторжения. В 1935 году, после смерти маршала Юзефа Пилсудского, диктатора и юдофила, антисемитские настроения в польском обществе резко усилились. В этот период Корчак начинает всё больше интересоваться опытом еврейского ишува, дважды посещает Палестину, читает лекции в кибуцах, молится у Стены Плача. Он даже собирается переселиться в Иерусалим, но постоянно откладывает окончательное решение – откладывает до тех пор, пока в Варшаву не входят немцы.
Михаил Эдельштейн
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru