[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2005 ИЯР 5765 – 6 (158)
КОРОЛЬ МАТИУШ И СТАРЫЙ ДОКТОР
Сказка-реквием. Литературный сценарий. (Публикуется в сокращении.)
Михаил Калик, Александр Шаров
Окончание. Начало в № 4, 5, 2005
Януш Корчак (Генрик Гольдшмидт, 22.07.1878, Варшава – август 1942, Треблинка), польский педагог, писатель, врач и общественный деятель. Интеллигент в третьем поколении. Дед Корчака сотрудничал в газете «Ха-маггид» (см. Краткую Еврейскую энциклопедию, т. IX , стр. 591–592). Отец – адвокат, автор работы «О бракоразводном праве по положениям Закона Моисея и Талмуда» (1871).
Януш Корчак окончил мединститут в Варшаве, служил в еврейской детской больнице. Участник русско-японской войны. Основал Дом сирот (1911), которым руководил до конца жизни. Редактировал приложение к сионистской газете. Выступал по радио, читал лекции, защищал в суде малолетних правонарушителей.
Печатался с 1898 года, когда взял свой псевдоним. Повести «Дети улицы» (1901), «Дитя гостиной» (1906), «Моськи, Иоськи и Срули» (1910; позднесоветский перевод – «Дело в Михалувке», 1961), «Король Матиуш Первый» (1923; русский перевод – Варшава, 1958). Корчаку принадлежит свыше двадцати книг о воспитании, главные из которых – «Как любить детей» (1914; частичный раннесоветский перевод с предисловием Крупской, 1922) и «Право ребенка на уважение» (1929).
Как подлинный интеллигент, Корчак отличался широкой веротерпимостью и видел в вере источник морального очищения. Присутствовал на сионистском конгрессе. Преклонялся перед Теодором Герцлем, но считал себя поляком во всем, кроме религии. Ждал, как великого чуда, независимой Польши, однако кровавые еврейские погромы (1918–1919) вызвали в нем глубокое разочарование.
Дважды посетил Палестину, где встретил многих своих прежних воспитанников. Писал в 1937 году: «Приблизительно в мае еду в Эрец... Там самый последний не плюнет в лицо самому лучшему только за то, что он еврей».
В Доме сирот (уже в гетто) изучали иврит и основы иудаизма. Сам Корчак страстно мечтал вернуться к истокам.
За несколько недель до Пейсаха (1942) собрал детей на еврейском кладбище, где они присягнули на Торе, что будут хорошими евреями и честными людьми. Отдавал Дому сирот все силы. Героически добывал пищу и медикаменты. Отклонял предложения о тайном бегстве. В августе 1942-го подчинился приказу о депортации. Со своей помощницей и другом Стефанией Вильчинской (1886–1942) возглавил ребячью колонну из двухсот человек. Снова, в последнюю минуту, отказался спастись. Принял смерть (вместе с детьми) в газовой камере.
В дворцовый зал врываются два глашатая. Взахлеб, перебивая друг друга:
– Король Матиуш прибыл в столицу и приближается...
– ...ко двору! За ним везут сто клеток с дикими...
– ...зверями! И двести клеток с дикими...
– ...птицами! И триста клеток с дикими...
– ...крокодилами! А кроме того...
– ...Матиуш привез с собой...
– ...черную принцессу!
Министры сбились в ужасе вокруг Куклы. Первым опомнился Старший Министр:
– Не так давно Король Матиуш посадил нас в тюрьму, а сейчас... Поди знай, чему он там научился. Чего доброго, съест вопреки э-э-э... этикету.
– Или, – заметил Министр Просвещения, – отдаст зверям на съедение. Такие, хм, случаи бывали, хм, в первом... нет, хм, в шестом... да и в шестнадцатом веке...
– А может быть... может быть... – И Военный Министр набрался решимости: – А может быть, ать-два, шагом марш... – И глянул на МВД.
Но горбатый Министр принюхивался да прислушивался к Внутренним Делам – к уличному ликующему шуму.
В городе – нечто невообразимое. Взвиваются, рассыпаются ракеты, гремят хлопушки. Стеною стоят дети, наблюдая медленное шествие. Впереди – Матиуш и Клю-Клю на слоне. Фелек оседлал зебру. Старый Профессор ведет на поводке буйвола. Клетки со львами, тиграми, обезьянами...
Дети оглушительно кричат, подкидывают в воздух шапки, колотят в ладоши, танцуют...
– Ура! – подпрыгивает Марыська. – Ура!
Важная мама одергивает ее.
Комната Корчака в Доме сирот. Чердак со скошенным потолком. На кровати – детская фигурка под одеялом. Старый доктор пишет.
ТЯЖЕЛОЕ ЭТО ДЕЛО – РОДИТЬСЯ И НАУЧИТЬСЯ ЖИТЬ. МНЕ ДОСТАЛАСЬ ЗАДАЧА КУДА ЛЕГЧЕ – УМЕРЕТЬ. (Выстрел... Шуршит перо по бумаге.) ПОСЛЕДНИЙ ГОД, ПОСЛЕДНИЙ МЕСЯЦ ИЛИ ЧАС... ХОТЕЛОСЬ БЫ УМЕРЕТЬ, НЕ ТЕРЯЯ ПРИСУТСТВИЯ ДУХА, В ПОЛНОМ СОЗНАНИИ.
Заскрипела дверь. На пороге – Бенюсь. Босой, в ночной рубашке.
– Что, Бенюсь?
– Стреляют...
Доктор уложил мальчика на свою кровать, подоткнул плед:
– Спи, не бойся.
– А на самой маленькой звезде – тоже люди?
– Да.
– Маленькие-маленькие?
– Как гномики... Спи.
Бенюсь засыпает. Солнце просыпается. Корчак поливает цветы на подоконнике. Часовой наблюдает.
МОЯ ЛЫСИНА – ОТЛИЧНАЯ ЦЕЛЬ. ПОЧЕМУ МЕДЛИТ? НЕТ ПРИКАЗА?.. КИВНУТЬ ГОЛОВОЙ? ДРУЖЕСКИ ПОМАХАТЬ?.. ВДРУГ ОН НЕ ЗНАЕТ, ЧТО ВСЁ ТАК, КАК ЕСТЬ? ПРИЕХАЛ ТОЛЬКО ВЧЕРА...
Светает. И раннее утро различает на лице Корчака каждую морщинку.
В комнате Старого доктора спят дети.
В домике, построенном из Свода законов, спит Матиуш. А любимый паяц, наверно, за сторожа... Пустая, залитая светом детская...
И вдруг всё меняется. Серая дорога. Черные странные деревья. Матиуш и паяц (очень похожий на рыжего Шимека) идут как во сне. На обочине – коричневые домики правильными рядами. Маршируют солдатики в коричневых мундирах. Гремит барабан.
– Оп-ля! – кувыркается паяц. – Мотаем отсюда! Оп-ля! – Сделал сальто и приземлился на огромный цветной мяч. – Оп-ля! Ха-ха-ха! Бежим отсюда!
Но Матиуш не слышит его.
– Ать-два! – доносится издали. – Ать-два!
Два человечка по-строевому отбивают шаг. По лицу и повадке – точно глашатаи или стражи у дворцовых королевских дверей.
– Скажите, пожалуйста, – учтиво интересуется Матиуш, – как называется этот город?
Первый. О! Весьма знаменитый город одинаковых человечков.
Второй. Очень известный город!
Первый. Тут всё одинаково – и люди, и дома.
Второй. Прекрасно и благодетельно, правда? Ведь если бы всё не было одинаковым, появились бы различия.
Первый. Различия! Представляете?.. Какое неудобство. Для разных человечков – разные костюмы. Для разноцветных домов – разные краски.
Второй. Да! Для разных людей – разные головы.
Марширует отряд. Сквозь барабанную дробь – бодрые слова командира:
– Ать-два! Смирно! Глаза закрыть!
И парные одинаковые человечки зажмурились.
– Скажите, пожалуйста, – спрашивает Матиуш, – как нам покинуть ваш город? Нас ждут дети. Я и мой друг спешим в детский парламент, а дороги не видно.
Первый. Невозможно увидеть то, что хочешь, если видишь то, что есть.
Второй. Закройте глаза, как мы! Тогда увидите то, что хотите, а не то, что есть.
Первый. Скорее закройте глаза!
И глаза сами собой закрываются.
– Оп-ля! – Паяц сделал двойное сальто и пошел «колесом». – Не смей закрывать глаза! Смотри, как красиво! Оп-ля! – Встал на руки, подкидывая ногами золотые шары. – Оп-ля! Ха-ха-ха! Смотри, как красиво! Открой глаза! Скорее открой глаза! Оп-ля! Красота!
...И Матиуш проснулся в обнимку с тряпичным паяцем.
Детский парламент. Развевается зеленое знамя с золотой веточкой клевера. Под куполом – паяц на трапеции. Летают цветные воздушные шарики. Хитроумные сооружения из кубиков и деталей конструктора. Много цветов. Много солнца. Много детских рисунков.
Матиуш на трибуне:
– Вы депутаты первого детского парламента. До сих пор я был один. И хотел управлять для общего блага. Да одному трудно... трудно угадать, что нужно каждому... что нужно детям для счастья. А вести заседания будет Фелек – первый детский министр.
Аплодисменты. Фелек раскланялся и занял председательское кресло.
– Прошу высказываться...
Поднялся невообразимый гвалт:
«Я хочу держать голубей... А я собаку!.. Чтоб всякий ребенок имел часы!.. И чтобы нас не целовали!.. И чтоб рассказывали сказки!.. Чтоб поздно ложиться спать!.. И побольше карманов!.. Чтоб разрешалось раз в месяц разбить стекло!»
Долго пришлось звонить Фелеку, покуда затихли.
– Друзья! Коллеги! Надо говорить по очереди. А кто будет галдеть, выставим за дверь... холера вас забери!
Перерыв. Депутаты носятся как угорелые. Затеяли чехарду, раскачиваются на трапеции, карабкаются по канату...
Шныряют в толпе двое глашатаев с неотличимо сходными лицами: усики, буравчики-глазки... Останавливают парламентария, недавнего оратора:
– Почему вы, господин депутат, не хотите, чтобы вас целовали?
– Было бы у вас столько теток, как у меня... Если взрослые любят лизаться, пускай сами целуются.
– Не правда ли, – вкрадчиво спрашивает глашатай, – надо сделать так, чтобы взрослые ходили в школу, а дети – на службу? И чтобы дети ставили взрослых в угол? И...
– Не знаю. Лучше мы будем ставить их в тупик. – И помчался играть.
Дворец. Горбатое МВД в Тронном зале... А вот и глашатаи-близнецы.
– Листовка готова? – осведомился Министр.
– Так точно! – рапортует первый.
Второй оглашает:
– Дети! Поднимайте бунт против взрослых! Требуйте своих прав! Помогите устроить детскую революцию! Я очень хочу быть Королем всех детей мира – белых, желтых и черных.
– Отлично! – Горбатое МВД потирает руки. – Пусть эту галиматью размножат немедленно! Идите!
Глашатаи исчезают.
...И вот уж бегут по улицам, размахивая листовками:
– Последние новости! Последние новости! Матиуш хочет поднять восстание! Матиуш против взрослых!!!
Сердитая мама еще сильнее вцепилась в Марыську:
– А-а, до чего дожили! – И шлепает дочку.
– Король Матиуш хороший и милый! – говорит девочка (и получает еще разок). – И красивый... И всё это неправда... И лучший на свете... Ура!
Прохожие разбирают листовки. Пронзительно кричат глашатаи.
Крики доносятся до тронного зала. На троне – Кукла.
– Ваше Величество и Господа Министры! – вещает горбатое МВД. – Наступило время низложить Матиуша, изобличенного в государственной измене, и короновать нового Государя.
– Виват! – радуются Министры.
На Куклу возлагают корону. Новый король распрямляется и отчетливо, по слогам, металлическим голосом отчеканивает:
– На-гра-дить!
Министры сгибаются до земли.
– Мудро! – одобряет Министр Просвещения. – У нас царствовал Владислав Свирепый и Ростислав Кровожадный, Богумил Беспощадный и Мражек Мстительный. Наконец, этот... хм... презренный Матиуш-реформатор. Не удивлюсь, коли нового короля в скором времени нарекут Мудрым, хм, хм... Смею утверждать, что этому решительно, ни в коей мере не удивлюсь.
Детский парламент. Фелек вызванивает в колокольчик.
– Будем обсуждать такие вопросы. Пункт первый: о детях и взрослых. Пункт второй: о том, чтобы детей не целовали. Пункт третий: чтобы у детей было больше карманов. Прошу высказываться.
Девочка-депутат (очень похожа на Ганну) тянет руку.
– Иди на трибуну! – говорит Фелек.
– Я хочу, – сказала девочка, – чтобы меня не ругали, когда смотрю не в учебники, а в окно. Там бабочки, и зеленые деревья, и облака... И чтобы никто никогда никому не врал.
– А когда мама дает горькое лекарство, – задумался Фелек, – что ж ей, предупреждать, что горькое?
– Да! – И девочка топнула. – Даже пускай очень горькое!
Аплодисменты... На трибуне – следующий депутат:
– Если взрослых о чем-нибудь спросить, они или сердятся, или смеются. Взрослые уверены, будто всё знают. А мой отец не мог сосчитать, сколько рек в Америке. Ведать не ведает, из какого озера вытекает Нил.
– Нил не в Америке, а в Африке.
– Заткнись!..
– Дурак!
Тут Фелек позвонил в колокольчик:
– Нельзя депутатов называть «дураками». За это будем исключать из заседания.
– А что значит «исключать из заседания»?
– В школе говорят «выставить за дверь», а в парламенте – «исключить из заседания».
У ворот королевского дворца – ватага злобных бритоголовых подростков. Глашатаи науськивают их выразительными жестами... И завершая инструктаж, пронзительно свистят в два пальца.
Бритоголовая ватага сметает на пути всё.
Выстрел из рогатки – со звоном посыпалось стекло. Удар ногой – и, как футбольный мяч, отлетела маленькая собачка. Раз (опять из рогатки) – камнем рухнул на мостовую почтовый голубь.
Детский парламент. Звенит колокольчик.
– Слово для приветствия от детей Африки имеет принцесса Клю-Клю!
Под аплодисменты депутатов принцесса поднимается на трибуну.
– Когда-нибудь, – переводит Профессор, – дети всего мира соберутся так же, как съехались сегодня дети вашей страны. Белые, черные и желтые, дети скажут – каждый, – что им нужно. Например, черным детям ни к чему коньки, потому что нет льда... разве только искусственный... И зоопарк ни к чему. Зато мороженого надо в два раза больше...
Бритоголовые с гиканьем и свистом ворвались в детский парламент. Девчонок дергают за косы, пуляют из рогаток... Кричат на Клю-Клю:
– В клетку с обезьянами!.. Королевская невеста!.. Жених и невеста! Тили-тили тесто!.. Долой Матиуша! Долой Короля!
Бритоголовый рябой подросток сбросил на пол малыша-депутата. Вскочил на кресло, свистит...
– Антек! – грозит ему Фелек. – Зубы вышибу!
– Попробуй! Видели его? Министр! Фелек-картофелек! – И повернулся к Клю-Клю: – Долой черную обезьяну!
Одною рукой схватилась Клю-Клю за канат, как в цирке, свисающий с купола, раскачиваясь-извиваясь, перелетела через журналистов («пресса») и – бац – приземлилась около Антека. Ударила без замаха. Разом головой, ногой, двумя руками...
И Антек грохнулся на пол, стукаясь бритой, как бильярдный шар, головой… Клю-Клю смочила платок, приложила к разбитому его носу.
А в парламенте – настоящая потасовка. Бледный Матиуш растерялся: что предпринять?..
Топоча сапогами, появилась шеренга солдат. С ними – Король-кукла, министры, глашатаи-близнецы.
Первый глашатай. Мы, жители города, решительно протестуем, чтобы Матиуш был королем. Пусть освободит трон!
Второй. Довольно тирании безумного мальчика!
Первый. Разогнать сопливый парламент!
Второй. Долой Матиуша! Под суд!
Горбатое МВД подает знак. Солдаты окружают Матиуша. Блестят примкнутые штыки. Король-кукла, не сгибая колен, шествует меж депутатскими скамьями.
– Смир-рна! – гаркнул Король-кукла, и все как бы оледенели: депутаты, министры, солдаты... даже бритоголовая ребячья ватага.
Между двумя рядами эсэсовцев – скорбная процессия: женщины, мужчины, старики, дети...
Странная, нечеловеческая улыбка на лицах эсэсовцев – будто отштампованная. Улыбка манекена. Пустые глаза с выражением любопытства.
...Идут, идут люди.
Столовая в Доме сирот. Неясный гул толпы, топот тысячи ног...
Пани Стефа резко тряхнула головой и сказала дежурной, что собирала посуду:
– Не надо, Анелька. Пожалуй, мы не успеем вымыть тарелки.
Шимек у пана Зигмунда. Тот ходит по комнате, бесцельно перекладывая вещи. Снял со стены старую фотографию, где он, пан Зигмунд, – в гренадерском мундире... косая сажень в плечах... Повертел... бросил на пол.
Шимек поднял, спросил:
– Можно, возьму?
– Конечно.
– Ой! – просиял Шимек.
Ребята и воспитатели – во дворе.
Пани Стефа заплела Ганне голубую ленту. А Ганна баюкает тряпичного паяца. Анелька утешает малышку:
– Ничего... ничего... ничего... – Будто позабыла другие слова.
Мальчики жмутся к Корчаку:
– Пан доктор, мы куда поедем? На дачу?
И Корчак кивнул, потирая высокий лоб.
Во двор вошел офицер СС. Огляделся и вежливо говорит:
– Bitte!
– Пора, пан доктор, – сказал Зигмунд. – Пора.
Громким и властным голосом скомандовал Корчак:
– Янек! Принеси знамя!
И Янек побежал выполнять... Вот он идет вдоль колонны, осененный зеленым знаменем с вышитым трилистником клевера.
САМОЕ ВРЕМЯ СКАЗАТЬ БЫ СЕЙЧАС СОЛНЦУ: «ОСТАНОВИСЬ»...
Знойное августовское утро. Солнце в безоблачном небе.
Ребята на улице. Люди уступают дорогу. Даже эсэсовцы сторонятся. Исчезает штампованная улыбка.
Идет колонна. Впереди – Корчак, поддерживая самых слабых – Бенюся и Ганну. Дети умыты, нарядны. Девочки с бантами. Зеленое знамя полощется на ветру.
И возникает мелодия.
По деревянным мосткам поднимаются дети в товарные вагоны. Шимек прижимает к груди фотографию гренадера. Играет оркестр.
Старший Министр трижды ударил жезлом.
– Сейчас Их Величество свершит свой суд над изменником Матиушем!
Король-кукла на троне. Ниже, на ступеньках – горбатое МВД в черной мантии. Еще ниже – близнецы-глашатаи. Тоже, подобно Министру, в черном. С гусиными перьями наизготовку.
У подножия трона – Матиуш. Бледный, худенький.
– Признаёте ли вы, – допрашивает горбатое МВД, – признаёте ли добровольно, что выпустили Обращение к детям всего мира не слушаться взрослых?
– Нет, не признаю... Ложь!
Скрипят гусиные перья... Неподвижное лицо Короля-куклы.
– Но вы признаёте, что хотели возглавить детей, вооружив их зеленым знаменем?
– Признаю. Недалек тот день, когда у всех ребят будет одно зеленое знамя. И совсем не будет войн. Подумайте сами! Если дети полюбят друг друга, покуда маленькие, они перестанут драться и после... А зеленым наше знамя будет потому, что лес зеленый. А дети так любят лес!
Строчат писцы. Блестят штыки... Горбатое МВД обернулось к Королю-кукле:
– Ваше Величество! Матиуша необходимо казнить, иначе не будет порядка... А детского министра Фелека – сослать на необитаемый остров.
Кукла распрямилась, как раскрывается складной нож, и режущим, металлическим голосом вякнула:
– Каз-нить!
Теплушки с зарешеченными окнами готовы к отправке.
Идет вдоль вагонов эсэсовский офицер. Остановился, распорядился... На мгновение, выпуская Корчака, откатываются двери. В щелях обшивки, меж досками – ребячьи глаза...
– Вы Януш Корчак?
– Да.
– Я в детстве читал ваши книги... «Банкротство маленького Джека», «Чародей»... И мои дети читали... Хорошие книги. (Корчак молчит.) Вот что. Ради вас я совершу должностное преступление. Потому что сейчас, в данный момент, мне решать, кто еврей...
– И что ж вы решили?
– Можете остаться, доктор.
– А дети?
– Вы, – надавил голосом, – можете остаться...
Корчак молчит.
– Вам известно, куда идет эшелон?
ХОЧУ УМЕРЕТЬ, ИБО ЛЮБЛЮ. ЖАЖДУ СМЕРТИ, ИБО НЕНАВИЖУ.
– Подумайте! – говорит офицер.
Детские глазенки – в щелях теплушки.
– Можно идти? – спросил Корчак.
Снова открывается и закрывается дверь. Лязгнули сцепления и запоры...
Под барабанную дробь ведут Матиуша.
Двадцать солдат с саблями наголо, и он посредине. Легким шагом, в детских кандалах...
За военным кордоном, за толпами жителей – зеленое знамя. Это Януш Корчак и Дом сирот. Они явились в мир сказки, куда Старый доктор пытался вновь и вновь увести детей и куда вместе с ними пришло настоящее горе.
Мир сказки. Он существует. Несмотря ни на что.
Стоят Анелька и Янек, маленький Бенюсь, рыжий вихрастый Шимек...
На площади, перед строем гвардейцев – Его Величество Матиуш. Первый Реформатор. Король детей... Подбежала Клю-Клю, лопочет по-своему:
– Клю-Клю кики рец, Клю-Клю кин брун...
– Не плачь, Клю-Клю! – сказал Матиуш. – Меня ждет прекрасная смерть от руки моих врагов. И врагов детей всего мира.
Но Клю-Клю плакала и твердила:
– Клю-Клю кики рец, Клю-Клю кин брун.
Корчак один, чуть сгорбившись, впереди. Солдаты преградили ему путь, но Старый доктор взглянул им в глаза, и мальчики с ружьями расступились. Корчак идет по площади, где у столба и могильной ямы – Матиуш, закованный в кандалы.
Старый доктор приближается...
Только, гляньте-ка, это уже не Корчак, а ученый Профессор. Подошел к маленькому Королю и переводит:
– Клю-Клю очень любит Матиуша. Клю-Клю не оставит его. Клю-Клю хочет умереть вместе с ним. – Снял очки, сунул в карман. – И Старый Профессор тоже не оставит Матиуша.
А взвод солдат заряжал ружья.
Горбатое МВД – во дворце. Увидел тряпичного паяца и детскую хлопушку. Взял волосатыми пальцами, захохотал. Паяца кинул в окно, хлопушкою, ясное дело, хлопнул.
Раздался залп.
На дорожке королевского сада валяется тряпичный паяц.
Темный, задраенный наглухо товарный вагон. Стучат колеса. Блики света падают на ребят. Корчак рассказывает:
– Они стояли под дулами гвардейцев – Матиуш и Клю-Клю.
– И Старый Профессор? – спрашивает детский голос.
– И Старый Профессор, конечно.
– И их... их убили?
– Нет, – отвечает Корчак. – Там ведь была Марыська, которая говорила: «А всё-таки Матиуш самый милый на свете!» Вот Марыська и крикнула: «Не смейте! Он маленький! Не смейте!»
– Прямо взяла и крикнула?
– Прямо взяла и крикнула. Да так громко, на весь белый свет! И солдат с седыми усами, который участвовал в десяти войнах, опустил винтовку. Это, говорит, моя внучка Марыська. Будь я проклят, коли выстрелю... И другие солдаты тоже опустили винтовки.
Стучат, стучат колеса. Гудит паровоз...
– И его... его не убили?
– Нет.
– Ура!
– Я так и знала! – кричит девочка в темноте. – Ура! Так и знала! Так и знала! Не убьют, не убьют, не убьют!
Ослепительно яркая зелень заливает вагон... мелькает, светится, несется, хохочет... И сказочная, веселая, печально-возвышенная музыка сливается с размеренным стуком колес по рельсам.
Публикация Ольги Дунаевской и Владимира Шарова
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru