[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  МАЙ 2005 НИСАН 5765 – 5 (157)     

 

Уходили в поход партизаны...

Лазарь Шерешевский

В нашем случае – убегали. Из гетто. Из концлагеря. С чердаков и подвалов. Даже из могил, рвов и траншей, куда сваливали евреев, и – недострелянные – пробирались мы (они) к партизанам.

Речь пойдет о двух книгах – израильской («Приговор» Якова Шепетинского) и московской («Воспоминания еврея-партизана» Мейлаха Бакальчука-Фелина).

Документальная повесть Шепетинского шире по временному охвату: предвоенные годы, война, сталинские лагеря, ссылка, советские мытарства, Земля обетованная... Бакальчуку-Фелину досталось вроде бы меньше. Как довоенный польский гражданин, очутился он за границей, книгу свою (на идише, родном языке) издал в Аргентине и умер в 1961 году.

Якову Шепетинскому (в смысле земного пребывания) повезло – дождался внуков. Надеюсь, жив и поныне. Желаю ему долголетия и здоровья!

Осенью сорок второго Мейлах Бакальчук бежал из гетто в местечке Серники на Волыни. Фашисты открыли огонь. Жена и дочь Мейлаха погибли. Уцелевшие двенадцать человек («двенадцать колен Израилевых») и стали партизанским отрядом. Добыли оружие, нападая на немецких солдат и полицаев. Наладили связи с другими соединениями.

Блуждая по хорошо знакомым местам, обрастая всё новыми и новыми добровольцами, партизанский отряд, в котором сражался Бакальчук-Фелин, мирный сельский учитель, сделался частью целой лесной армии, выполнял приказы Центрального штаба, взаимодействуя с Ковпаком, Медведевым, Линьковым...

На страницах «Воспоминаний» вновь встретился мне Герой Советского Союза Антон Петрович Бринский – «дядя Петя», и сердце мое дрогнуло. Много лет (правда, после войны) знал я этого замечательного человека – автора нескольких книг, главная из которых – «По ту сторону фронта». Как о верных боевых друзьях повествует он о евреях, что воевали бок о бок.

Антона Петровича нет уже больше двадцати лет... Но недавно посетила меня его дочь, и я подарил ей воспоминания Бакальчука-Фелина, где рассказано про ее отца.

Собственно, и сам Антон Петрович (гипотетически) мог бы прочесть эту книгу. Ведь Гершон Соломонович Шапиро (1899 – 1993), участник Гражданской и Отечественной войн, правозащитник, организатор еврейского «самиздата», партизанским тишком, в советском (одесском) подполье, изготовил свой перевод аж в 1974 году. Рукопись циркулировала по тайным каналам, сохранившись в архиве инженера-экономиста Якова Вульфовича Левина... И вот дождалась наконец дня и часа – увидела свет!

Как фотография проявляется в темноте, так человек – на свету. Оказалось, что национальной, расовой ненавистью (антисемитизмом) заражены не только фашисты, но и в значительной степени – местные жители. Вплоть до отдельных «народных мстителей». Плюс кое-кто из партизанского руководства.

Рассказывает Яков Исаакович Шепетинский:

 

Мой брат Герц очень переживал, особенно когда слышал о «наших боевых способностях» и разные анекдоты. Личным примером, говорил мне, обязаны мы доказать, что не хуже других, а лучше... Не было случая, чтобы не вызвался добровольцем.

 

В воскресенье 14 марта 1943 года ушел с разведчиками...

 

...– Бросай оружие! – крикнули ему.

Герц отбросил автомат, но встать не мог.

– Вставай! Руки вверх!

Партизан сказал:

– Я ранен в ногу. Помогите!

Когда каратели приблизились, чтобы его поднять, – два взрыва.

Мой родной, красивый, незабываемый Герц, мой сильный и смелый брат, не знающий страха и риска, пример и гордость моя… Ты всем доказал: мы тоже умеем воевать и с честью умереть.

 

Немало горьких страниц – о гибели невооруженных евреев: женщин, детей, стариков, которых укрывали партизаны в так называемых «семейных лагерях». Там приняли смерть земляки и родственники обоих авторов.

Воспоминания Бакальчука выросли из того дневника, из той летописи походов и рейдов, что вел он еще в лесу. Стойко просоветски настроенный, знающий несколько языков, редактировал партизанскую газету, печатал листовки, публиковал очерки...

Подробно и скрупулезно перечисляет вылазки, диверсионные акты, наступления, отступления и, главное, – множество людей: от старика-лесника Осипа, прятавшего евреев, до братьев Бобровых, десяти и двенадцати лет. В конце книги – именной указатель, и мы видим, что евреи уходили в лес целыми семьями.

Двенадцать Бакальчуков, одиннадцать Туркеничей, семь Зильберфарбов, шесть Кринюков, пять Койфманов и Фридманов, два Пастернака... Розенберги, Розенцвейги, Шейманы, Шухманы... Мартиролог павших и выживших, замученных, отомщенных и отомстивших...

 

Бобров Берл, Бобров Ицхак, Бобров Матус, Бобров Матус (из Сварыцывичей), Бобров Меир, Бобров Мотель, Бобров Натан, Бобров Натанчик, Бобров Ниссон, Бобров Шмуэль, Бобров Эля, Бобровы братья...

 

Зоркий и внимательный наблюдатель, Бакальчук замечает березки – настолько белые, что ночью, в темном лесу, освещают дорогу, и зимние холодные звезды, и летнюю ярость зелени... Или еврейское местечко, освобожденное партизанами:

 

Дома заколочены. Ни один не разрушен. Ни малейшего повреждения. Домашние вещи, кухонная утварь, одежда в шкафах. Детские игрушки, еврейские учебники, пальтишки, ботиночки... Мне чудилось, что слышу шаги. Из могил выходят евреи с женами и детьми... Сердце сжалось. И собственная отвоеванная жизнь казалась никчемной.

 

Сходная судьба и у Якова Шепетинского – польского еврея из города Слонима. Это он, недострелянный, заживо похороненный, недопогребенный, выбрался из общей могилы... Но трагические события не завершились с приходом советских войск.

Яков стал солдатом. Дошел до Берлина. Служил переводчиком в особом отделе...

 

Весной 1946 года наши органы задержали нациста, что работал в пропагандистском аппарате Геббельса. Он искренне верил, будто я – немец, удивлялся, что взят в Красную Армию и не дезертировал.

– Да как? – отвечаю. – Ближе, чем двести километров, к фронту не подпускали.

И завел такой разговор. Мне, дескать, ясно, что из ненависти к евреям вы жестоко к ним относились. Но почему уничтожали младенцев, грудных детей? В чем они виноваты?

– Вы ничего не поняли! – вещал фашистский пропагандист. – Младенцы – самая большая опасность. Отдельные экземпляры не отличаются внешне от наших детей, особенно девочки. А если мальчика не подвергли обряду обрезания и каким-то образом попадет он в арийскую семью, – так что же мы сделали? Загрязнили собственную расу!

Перед моими глазами встал младший брат... рука сама вошла в ящик письменного стола... холодный металл пистолета... и – выстрел.

У памятника погибшим евреям Слонима.

Я. Шепетинский с сестрой Раей. Тель-Авив. 1967 год.

Но судили Шепетинского не за убийство в состоянии аффекта, не за превышение должностных полномочий. Обвинили в связях с английской разведкой, в намерении изменить Родине... Коли сажать, так за государственные преступления! На всю катушку!

Ну и конечно, лесоповальные лагеря на Урале, ссыльная черно-угольная Караганда... Реабилитация... Борьба за выезд в Израиль... Да и там – не райские кущи! Тяжко болеет и умирает жена. Яков Исаакович остается один с маленькой дочкой...

А в Германии арестован военный преступник, прежний гебитскомиссар Слонима, и старого партизана вызывают на суд как свидетеля.

 

...Передо мной – девять немцев. Я в отчаянии. Минуло столько лет! Люди полнеют, худеют, лысеют... Вдруг меня осенило: ведь он стоял рядом и был примерно моего роста... Прошу разрешения подойти ближе и к каждому. Разрешили. Подхожу. Сравниваю рост. Из девяти остались трое... Прошу смотреть мне прямо в лицо, мол, помню цвет глаз.

...на секунду отводит взгляд. Всем нутром чувствую – этот! Мысленно надел на него форму. Нет сомнений! Подошел вплотную. И хлопнул в ладоши:

– Браво, литовец!

Те самые слова, что произнес он, аплодируя литовцу за точный выстрел, убивший моего брата.

– Господин Шепетинский! Прошу еще раз указать на подозреваемое вами лицо, которое, по вашему мнению, являлось гебитскомиссаром Слонима.

Указал... Всё! Кончилась пытка...

 

* * *

Старая полузабытая песня:

 

Уходили в поход партизаны,

Уходили в поход на врага...

 

Но поход этот – поход против фашизма – продолжается по сей день.

 

От партизана Фидрика В. А. партизану Шепетинскому Я. И.

Здравствуйте, мой боевой друг Яков Исаакович!

Получил Ваши два письма и посылку. Большое спасибо за внимание и память о наших боевых делах. Извините, что долго не отвечал. В феврале этого года похоронил жену...

На вопрос о смерти Ваших отца и матери могу сообщить следующее.

Во время войны в лесах Ивацевического, Слонимского и других районов располагались еврейские семейные лагеря. Они часто перемещались вместе с партизанскими отрядами, которые действовали в тех местах.

Чтобы узнать их расположение, в 1943 году, где-то в марте месяце, немцы объявили город Ивацевичи и поселок Бытень «вольными» для еврейского населения, то есть городами, из которых можно выехать в другую страну без преследований.

Некоторые из лиц еврейской национальности, поверив в эту провокацию, вышли из леса, но сразу были схвачены гитлеровцами. В застенках гестапо под пытками они рассказали о расположении семейных лагерей в лесах. При первой облаве каратели убили много мирных евреев, но Вашей семье удалось спастись.

Во время второй облавы в районе деревни Борки Ивацевического района, где находилась и Ваша семья, произошел бой, в котором партизаны совместно с еврейским населением дали отпор эсэсовцам, и карательный отряд был полностью уничтожен. К сожалению, было много жертв, в том числе погибли и Ваши родители. По обыкновению погибших партизан хоронили в братских могилах. Точно сказать, где могила Ваших родных, не могу. Но где проходил бой, могу показать, так как в нем участвовал.

Вот всё, что я знаю о смерти Ваших родственников...

В настоящее время нахожусь на пенсии. У меня двое сыновей, четверо внуков. Живем в городе Слониме. Приезжайте в гости, будем рады...

С уважением, Виктор

 

* * *

Тате, маме, бридер!

Генуг зих уйсбагалтун!

Ды милхоме шон геэндикт.

Гейт аруйс! Гейт аруйс!

 

Папа, мама, братья!

Хватит прятаться!

Война уже кончилась.

Выходите! Выходите!

  

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru