[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2005 ТЕВЕС 5765 – 1 (153)
Нерожденный младенец
Меер Кугелов
Война – жуткая вещь. В любое мгновение кусочек раскаленного металла может отправить тебя к праотцам. Или – что еще ужаснее – сделать калекой. Грязь, вши, крысы, скудная пища сопровождают фронтовые будни... Но как ни туго нам приходилось, молодежь в часы затишья все равно мечтала о Прекрасной Даме. У нас в стрелковом батальоне женщин не было. Они вообще казались нам полумифическими существами с далекой планеты по имени Тыл.
Как-то днем, глубокой осенью 1944 года, дежурный телефонист заорал во всю мощь своих голосовых связок: «Капитан, баба!» – и протянул мне телефонную трубку.
Женский голос поставил меня в известность, что я должен явиться к комбату ровно в 19.30. Вот тебе на! Откуда у нашего престарелого Бати взялся боец слабого пола?
Батальон в то время занимал оборону на пахоте. Кругом – ни кустика, ни канавки. В светлое время суток голову не высунешь. Только с наступлением темноты нам приносили еду и боеприпасы, уносили раненых, хоронили убитых.
Ординарец, не дожидаясь указаний, принялся надраивать выходные сапоги до зеркального блеска. Началась процедура бритья и подшивки воротничка.
На этот раз офицеры, как по команде, прибыли в штаб раньше указанного времени. При свете коптящей гильзы от артснаряда в глаза мне бросились изуродованная мочка левого уха, черные, цвета вороньего крыла, коротко стриженные волосы. Лица девушки видно не было. На плечах у нее я заметил погоны старшего сержанта. В другие времена взгляд мой вряд ли выхватил бы из толпы именно ее заурядную фигурку. Но в промозглом блиндаже с нарами из неотесанных березовых жердей, с жидкой грязью, хлюпающей под ногами, она показалась мне едва не богиней.
Старший сержант представилась: «Ирина. Начальник радиостанции». Шел четвертый год войны, однако для связи с полком батальону впервые выделили рацию. Не помню, о чем была речь на очередных «посиделках» у комбата. Но лицо радистки все-таки рассмотрел. А фигура… Фигура просто поразила своим изяществом.
В расположении роты солдаты копали ход сообщения, переговаривались, шумели, а у меня перед глазами неотступно стояло лицо Ирины. Чтобы привести себя в нормальное состояние, я выхватил у взводного лейтенанта лопату. Без передышки швырял комья глины, пока гимнастерка не отсырела от пота.
Презрев строжайший запрет на личные разговоры по полевому телефону, часа в два ночи мы с Ирой поболтали. О чем – тоже сейчас уже не припомню. Зато не позабыл, что голос ее звучал мне тогда музыкой судьбы.
По телефону говорили почти каждую ночь, но встречались очень редко. Новый 1945 год отмечали вместе с остальными офицерами батальона. Меня усадили рядом с Ирой. Я не мог оторвать взгляд от девушки и до утра мечтал о несбыточном – прижаться губами к ее губам.
В первых числах января полк вывели в армейский резерв. Начались усиленные тренировки, одна за другой прибывали маршевые роты. Большинство солдат сменили винтовки на автоматы. После целого дня усиленной боевой подготовки позвал я Ирину погулять. Шли мы через лес, он становился все гуще, и вдруг потерялась тропинка. Не пойму, как вышли к брошенным немецким блиндажам. Кое-где в них сохранились чугунные печурки, лампы со стеклами, разная кухонная утварь. Развели огонь, зажгли лампу… Такую ночь человеку суждено пережить лишь раз в жизни. На двадцать втором году я впервые ощутил на своих губах солоноватый вкус девичьих губ. Под утро, уже в расположении батальона, встретили командира полка. Он глянул хитро на наши глуповато-счастливые физиономии и то ли в шутку, то ли всерьез поинтересовался:
– На свадьбу позовете?
– Если Ирина согласится.
– Я согласна. Хоть сегодня! – зардевшись, проговорила моя подруга.
Полк стоял в прифронтовой полосе до середины марта. Как и бывает в армии, всё произошло внезапно. Приказ – и тотчас долгий ночной переход. На рассвете рота попала под мощный артиллерийский обстрел. Двоих бойцов из пополнения убило. Тогда-то и началась черная полоса в моей жизни.
Чтобы наметить ориентиры, я поднялся на бруствер траншеи. Пуля задела бедро, хоть и не сильно. Ротный санитар уговаривал меня отправиться в госпиталь, но перед наступлением мне и в голову не могло прийти оставить своих солдат. Пять ракет пересекли небосклон, еще гремели пушечные раскаты, но уже послышалось мощное «Ура!». Я бросился к отбитой вражеской траншее, пробежал метров двести, но вдруг упал от сильной боли. В сапоге хлюпала кровь.
Госпиталь был переполнен ранеными. В первую очередь врачи оказывали помощь тяжело пострадавшим. Я к этой категории не относился. То ли на четвертый, то ли на пятый день температура поднялась до сорока с лишним. Сознание мутилось. Нога опухла, одеревенела. Пришла женщина-хирург, осмотрела рану. Сквозь забытье услышал фразу:
– Нужно ампутировать.
Я еще смог произнести: «Лучше смерть...» Болеутоляющее на меня почему-то не подействовало, и боль была ужасная. Но рану все-таки очистили от гноя. Дня через три с помощью палочки я выкарабкался из госпитальной палатки на свежий воздух.
Прошел несколько шагов и не поверил чуду: по дорожке бежала Ирина с букетиком подснежников. Упав мне на грудь, зарыдала в голос:
– Комбата похоронили!
Я стоял потрясенный. Погиб наш Батя, с которым почти год мы воевали плечо к плечу!.. От Иры узнал, что батальоном временно руководит начальник штаба. Командиром же назначили меня. Повышение по службе, честно признаться, особой радости не принесло. Боевые действия близились к концу. Военная стезя меня никогда не привлекала. Я жаждал возвратиться в институт, откуда ушел на фронт почти сразу после нападения Германии на нашу страну. Прощаясь, Ирина вдруг заговорщицки прошептала:
– Главную новость узнаешь, когда вернешься в батальон.
Отчего-то я не обратил особого внимания на ее последние слова. Дня через четыре после прихода Иры хирург, сменив гнев на милость, выписала меня из госпиталя.
– Лети к своей черноглазой… Меня вот, сероглазую, никто не ждет.
Я был уверен, что эта женщина – старуха. Кто мог ее ждать?! А ей тогда шел всего только 29-й год.
Быстро добрался до штаба дивизии. По натянутым проводам определил местонахождение телефонной станции, открыл дверь. Незнакомая телефонистка в звании ефрейтора заговорила со мной на «ты»:
– Нe звони… Иру похоронили вчера вечером… – В блиндаже раздались громкие всхлипывания. Оказывается, Ира одно время служила вместе с телефонисткой. От нее узнал, что меня нарочно не оповестили о похоронах. Ира подхватила брошенную немцем гранату: взрывом ей и снесло голову.
Командир полка не стал меня утешать. Налил по полстакана. Не чокаясь, не произнесши ни слова, выпили, долго стояли...
Потом подполковник сказал, что его адъютант отведет меня на сельское кладбище, к братской могиле. А в 21.00 я должен доложить ему о вступлении в командование батальоном.
Война заканчивалась. В июне 1945 года я уже служил на южной границе.
В середине 70-х годов приехал в санаторий. В Юрмалу, что на Рижском взморье. И в тот же день отправился на деревенский погост. Оказалось, братское захоронение военных лет еще в 50-х годах перенесли на территорию административного центра. Возле маленькой церквушки – скорбный мемориал. Сотни имен тех, что пали в годы второй мировой. На скамейке рядом с мемориалом заметил пожилую пару. Проходя мимо, услышал фразу:
– Майне тохтэр! Майне Итэ!
Идиш, который я знал с младенчества, меня особенно не удивил. Мы разговорились. Я услышал, что супруги приехали из Белоруссии на могилу погибшей в бою дочери. Мать протянула мне фотографию девушки в военной форме с погонами старшего сержанта. Я потерял дар речи. На меня смотрела Ирина – моя первая любовь. Женщина объясняла тем временем, что девочка изуродовала себе ухо еще до войны – упала на стекло, поранилась…
Обессиленный, я опустился на скамейку. За фотографией последовало письмо, аккуратно уложенное в целлофановую папочку. На конверте – четкие цифры почтового адреса нашего батальона. Первые строки помню до сих пор: «Мама, я влюбилась по-настоящему. Его зовут (дальше шло имя, под которым меня знали в батальоне). Мамочка, не падай в обморок, я жду ребенка. Скоро приеду к тебе рожать. По-моему, мой любимый нашей национальности. При следующей встрече узнаю. Сейчас он в госпитале, на днях вернется в часть».
Так вот какой секрет хотела мне открыть Ирина! Впрочем, по-настоящему ее звали еврейским именем Ита. За полтора года знакомства национальные проблемы мы не обсуждали ни разу. И она так и не узнала, что при рождении мне дали имя Меер.
Химическим карандашом в конце перечня убитых героев написал: «Нерожденный младенец Иты и Меера».
С новыми знакомыми скоротали ночь на ступеньках церквушки. Общее горе сближает.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru