[<< Содержание]        ЛЕХАИМ НОЯБРЬ 2003 ХЕШВАН 5764 – 11(139)

 «ДЕЛО МИХОЭЛСА»: НОВЫЙ ВЗГЛЯД

Дискутируя с Жоресом Медведевым.

И не только с ним

Геннадий Костырченко

Окончание. Начало в №10.

СТРАСТИ ПО КРЫМСКОЙ УТОПИИ

Пожалуй, больше всего в прошлом советского еврейства воображение всех конспирологов – от либералов до шовинистов – будоражит история, связанная с Крымом, которую одни из них с порога объявляют безусловной провокацией МГБ, а другие – наглядным свидетельством козней зловредных евреев. Даже рассудительный, осторожный в оценках Медведев, изучая историю подготовки передачи Михоэлсом и другими руководителями ЕАК записки советскому руководству о создании на территории Крыма так называемой Еврейской советской социалистической республики (февраль 1944 г.), не в силах удержаться от формулировок типа «антиеврейский заговор спецслужб»1. Думается, они во многом навеяны книгами Судоплатова и Борщаговского.

В документальную повесть «Обвиняется кровь», принадлежащую перу последнего, включены целых три взаимоисключающие версии. «Крымский проект» – это, с одной стороны, изначальная провокация «выслуживавшихся» перед диктатором органов госбезопасности; с другой – единоличная провокация Сталина против всего еврейского народа; с третьей – спекулятивная интрига Сталина или Маленкова с Берией и Ждановым против Молотова2.

Однако если Борщаговский иногда грешит против истины вследствие свойственной ему пристрастности и рожденного излишним обилием эмоций некоторого сумбура мыслей, то Судоплатов, что называется, сознательно отступает от исторической правды, рассматривая прошлое сквозь обусловленную коммерческим расчетом призму политического детектива. В результате под пером бывшего супершпиона родился миф, не поддержанный, кстати, ни Борщаговским, ни Медведевым, ни тем же Кожиновым. Миф о том, что убийство Михоэлса напрямую сопряжено с «крымской историей». Однако «крымское письмо» уже потому не могло быть причиной смерти Михоэлса, что, созданное в феврале 1944 года и тогда же отправленное в архив, оно вновь всплыло на поверхности только 26 марта 1948 года, то есть спустя несколько месяцев после убийства актера. В датированной этим числом записке, составленной, кстати, уже известным нам Шубняковым и направленной Абакумовым Сталину, Молотову, Жданову и Кузнецову, «крымское письмо» впервые заочно инкриминировалось руководителям ЕАК и С.А. Лозовскому как доказательство их националистической и проамериканской деятельности. Правда, тогда знакомство Лубянки с этим письмом было, очевидно, еще заочным, о его содержании там пока что могли судить по описаниям секретных агентов и показаниям арестованного З.Г. Гринберга. И только когда в конце 1948 года ЕАК был распущен, а его архив – арестован, в распоряжении МГБ оказались сами тексты «крымского письма». 4 декабря Абакумов докладывал Сталину и другим членам политбюро: «Обнаружено несколько проектов записок в адрес руководителей правительства… в которых “исторически” обосновывается необходимость создания [еврейской] республики»3.

П.А. Судоплатов.

Выходит, не «крымское письмо» стало причиной смерти Михоэлса и последующих антиеврейских репрессий. Скорее наоборот – тайная расправа, с которой начался запуск этих репрессий, превратила «крымское письмо» в руках властей в средство их оправдания, а также в один из главных инструментов начавшейся тогда же фальсификации будущего «дела ЕАК». 

Интерпретируя «крымскую историю» в духе голливудского шпионского боевика, Судоплатов в главе с интригующим названием «Калифорния в Крыму» пишет, что, отправляясь в США, Михоэлс и Фефер получили на Лубянке секретное задание установить контакты с американскими сионистскими кругами, прозондировав их реакцию на якобы исходившую от советских верхов идею создания еврейской республики на «лакомом» полуострове. Под этот проект Сталин будто бы рассчитывал получить от США – ни много ни мало – 10 миллиардов долларов (цифра воистину фантастическая!), то есть почти столько же, сколько американцы выделили СССР за всю войну по ленд-лизу. А дальше – еще занятнее: утверждается, что руководители ЕАК, направившие 15 февраля 1944 года Сталину «крымское письмо», сделали это буквально на следующий день после получения их «куратором» Берией приказа о депортации крымских татар4. Но если разобраться, реально все обстояло совершенно по-другому: решение ГКО «О выселении всех татар с территории Крыма» принимается по проекту Берии только 11 мая 1944 года, на второй день после освобождения полуострова Красной Армией, а депортация проводится 18-19 мая (у Судоплатова: в марте – апреле (?!)5.

Конечно, после того как в конце 1943 года была осуществлена поголовная депортация калмыков, обвиненных в пособничестве врагу, в восточные районы, руководители ЕАК не могли не предполагать, что подобная участь может быть уготована и крымским татарам. Тем более, что соответствующее обсуждение в кремлевских верхах, возможно, началось за несколько месяцев до самой акции, и появившиеся в результате слухи могли так или иначе уже тогда достичь ушей Михоэлса и его единомышленников, имевших в этих сферах весьма надежные источники информации. Однако если даже предположить, что, спешно подготовив свое послание, руководители ЕАК хотели воспользоваться, так сказать, благоприятным моментом, то это отнюдь не означает, что таким образом они могли спровоцировать депортацию коренного населения с этого полуострова. Ибо татары, да и другое неславянское население Крыма, и без того были, если так можно выразиться, обречены на выселение. Этническая чистка в Крыму, который всегда рассматривался советским руководством как стратегический участок обороны страны, была по большому политическому счету уже предрешена, и Сталин только выжидал удобного момента и искал подходящий повод, чтобы привести в действие скорей всего давно задуманный радикальный план укрепления безопасности этого южного подбрюшья своей империи. И разумеется, он, сугубый прагматик, лишенный каких-либо сантиментов, никогда не собирался заполнять этнический вакуум, образовавшийся на полуострове после депортации, за счет евреев, как надеялись руководители ЕАК, мыслившие совершенно иначе: иллюзорно мечтавшие о Крыме как о некоем воздаянии за беспрецедентные страдания их соплеменников в годы войны. В кабинетах Кремля давно созревало другое решение, волею случая сформулированное еще в ноябре 1938 года одним из руководящих работников аппарата ЦК ВКП(б) после очередной инспекционной поездки в Крым. «Переселять же в Крым можно и нужно, – докладывал он тогда по начальству, выделяя главное – …Помимо экономического значения этого переселения, оно имеет и оборонное значение. Если принять во внимание многонациональность населения Крыма и то, что в некоторых районах есть колхозы исключительно из иностранных подданных (греки), а также учесть, что националистические элементы (татары и др.) раньше очень ориентировались на своих единоверцев – турок (да, вероятно, и теперь не перестают питать некоторые надежды в особенности же в связи с изменением ориентации Турции), то со всей очевидностью станет ясной необходимость и полезность срочного переселения в Крым свежего колхозника из центральных областей СССР»6.

Именно так в конечном счете и произошло. В июне 1944 года вслед за татарами из Крыма были выселены греки, болгары, армяне и другие нацменьшинства, а вместо них, в соответствии с постановлениями советского правительства, с осени стали прибывать переселенцы из Украины, Брянской, Воронежской, Курской и Ростовской областей РСФСР.

Не менее сомнительно и придание Судоплатовым «крымской инициативе» статуса некоего крупного международного проекта, отмеченного участием самых влиятельных политических сил послевоенного мира и ставшего чуть ли не ключевым в послевоенных советско-американских политических отношениях.

Не утруждая себя какими-либо документальными доказательствами на сей счет, автор заявляет, будто перспектива заселения Крыма евреями обсуждалась Сталиным сначала, в июне 1944 года, с президентом американской торговой палаты Э. Джонстоном и послом США в СССР А. Гарриманом, а потом, «сразу же после войны», – с делегацией американских сенаторов. Однако после наступления холодной войны, как уверяет далее Судоплатов, «наши надежды на получение еврейских капиталов рухнули… и первой жертвой смены курса стал Михоэлс, находившийся в самом центре дискуссии по созданию еврейской республики в Крыму»7. Что касается упомянутых встреч, то они действительно имели место. Однако документально зафиксированное содержание состоявшихся при этом бесед, разумеется, не имеет ничего общего с тем, что утверждается Судоплатовым. Скажем, из множества объективных свидетельств известно, что 26 июня 1944 года Сталин в обществе Молотова, Маленкова, Берии и Щербакова принимал в Кремле тех же Джонстона и Гарримана. Сохранилась и запись состоявшегося тогда разговора, которая была опубликована потом в официальном издании МИДа. Судя по этой записи, в течение почти трехчасового общения в центре обоюдного внимания были главным образом проблемы возрождения советской промышленности после войны и налаживания торговли между двумя государствами в мирное время. При этом Джонстон выказал заинтересованность в крупномасшабном приобретении в СССР различного сырья, а Сталин даже пообещал разместить в США миллиардные заказы. Обсуждались также шансы Ф. Рузвельта и его соперников на предстоявших президентских выборах и некоторые другие вопросы. Но в этой записи нет и намека на то, о чем пишет Судоплатов (кстати, в этой встрече не участвовавший и не располагавший никакой информацией о ней): Джонстон якобы был принят Сталиным «для обсуждения проблем возрождения областей, бывших главными еврейскими поселениями в Белоруссии, и переселения евреев в Крым». О том же самом Сталин будто бы беседовал после войны и с американскими сенаторами, о чем Судоплатову стало известно, как он утверждает, из некоего сообщения, правда, им не уточняется, из какого именно. Между тем в официальной записи зафиксирована немаловажная реплика Джонстона о том, что тот считал себя специалистом по промышленности и профаном в сельском хозяйстве. Вот почему Джонстон после встречи со Сталиным направился из Москвы отнюдь не в освобожденный Красной Армией Крым, что было бы логично в свете утверждений Судоплатова, а предпринял поездку по промышленным предприятиям Урала8. И еще. По поводу самой официальной записи кремлевской беседы от 26 июня 1944 года может возникнуть резонное предположение: не изымались ли из нее в ходе подготовки публикации «неудобные» для советской власти сюжеты, среди которых, чем черт не шутит, мог быть и «крымский»? Конечно, в 1984 году, когда была осуществлена данная публикация и когда свирепствовала цензура, все было возможно. Однако не похоже, что подобное имело место в данном конкретном случае. Ведь все изъятия из оригинальных архивных документов, составивших основу сборника, в обязательном порядке обозначались публикаторами во главе с академиком Г.А. Арбатовым отточием, а таковой знак в напечатанном тексте интересующей нас беседы вообще отсутствует.

Фефер и Михоэлс с актером Эдди Кантором в Голливуде. 1943 год.

Итак, ни советскими, ни американскими документальными источниками, заслуживающими доверия, приведенные Судоплатовым «факты» по Крыму не подтверждаются. Тем не менее у него нашелся последователь, который поведанную бывшим супершпионом «крымскую историю» довел до абсурда. Речь идет о книге В.В. Левашова «Убийство Михоэлса», выпущенной в свет издательством «Олимп» в 1998 году 11-тысячным тиражом и переизданной им в 2003-м еще в количестве 3000 экземпляров. При нынешней моде на всякого рода документальные сюжеты это сочинение, думается, отнюдь не случайно было широко разрекламировано; даже его жанровая характеристика, слово «роман», набрали не как обычно, на титуле, ниже заголовка, а упрятали в последний абзац напечатанной мелким шрифтом аннотации. Не исключено, что данный маневр был предпринят специально, дабы сбить с толку неискушенного читателя. Правда, в роман местами вкраплены реальные исторические материалы – фрагменты из стенограммы судебного процесса по «делу ЕАК», выдержки из тогдашних газетных публикаций и литературных произведений, отдельные решения высших органов власти. К финальной главе даже подверстаны тексты нескольких рассекреченных и чрезвычайно важных документов из Центрального архива ФСБ РФ. Однако не эти элементы реального прошлого составляют основное содержание книги. В ней им отведена всего лишь иллюстративная функция, точнее – роль формального сертификата достоверности, внешней отделки некоей литературной конструкции, возведенной отнюдь не по канонам историзма, а по далекой от них произвольной концепции автора.

Пожалуй, единственная правда в сочинении Левашова – это мысль, что за убийством Михоэлса и гонениями на евреев в СССР стоял Сталин. Все остальное – политико-шпионские страсти вокруг «крымского проекта», поданные в форме индивидуальных или совместных размышлений героев, а также тексты «сверхсекретных» документов. Они уж точно – или плоды фантазии самого Левашова, или заимствования у того же Судоплатова и подобных ему сочинителей, поставивших в свое время фабрикацию сенсационных «фактов» на поток.

Иначе как «развесистой клюквой» трудно назвать многочисленные «откровения» Левашова. Во время войны, к примеру, Сталин вдруг уразумел, что Еврейская автономная область на Дальнем Востоке самим фактом своего возникновения не решила «еврейский вопрос», и, в целях исправления ошибки, замыслил глобальную политическую игру под названием «Создание еврейской республики в Крыму». Этот лжепроект как своего рода «дохлую кошку» он намеревался подбросить союзникам. Для того, оказывается, и был в 1943 году командирован в США лидер советской еврейской общественности Соломон Михоэлс, которого Молотов по наущению Сталина предварительно проинструктировал, как преподнести там идею еврейского Крыма, выдав ее за собственную. Американские спецслужбы, однако, не дремали и очень быстро установили, что отцом «крымского проекта» является сам «дядюшка Джо». Быть может, поэтому, едва Михоэлс и Фефер двинулись из гостеприимной Америки в обратный путь, тамошние промышленно-финансовые «воротилы» из числа евреев, съехавшись, решили под диктовку председательствовавшего на этом форуме Э. Джонстона выделить на обустройство Крыма около 10 млрд. долларов (имя и цифра уже знакомы нам по книге Судоплатова!). Об этом «историческом решении» Берия, а через него и Сталин узнали из «шифровки» агента Хейфеца-Брауна, получившего, в свою очередь, информацию от присутствовавшего на встрече еврейских толстосумов Америки помощника госсекретаря Соединенных Штатов Д. Карригана, завербованного на гомосексуальной почве советской разведкой. Тем временем возвратившегося на родину Михоэлса, а также С.А. Лозовского Сталин чуть ли не силком заставляет через Молотова написать на его имя «крымское письмо». Сопротивляющийся, но вынужденный в конце концов подчиниться Михоэлс все же морально не сломлен, его одолевают муки совести от сознания того, что он стал игрушкой в руках диктатора, чей «крымский проект» неминуемо должен ввергнуть еврейство в пучину новой катастрофы, а весь остальной мир – в кровавое безумие третьей мировой войны. Обуреваемый этими тревожными предчувствиями и к тому же будучи в душе приверженцем сионизма, Михоэлс решается раскрыть глаза американцам на коварные замыслы Сталина. Осуществить свой замысел он планирует в конце января 1948 года, когда по решению одураченных советским лидером президента Г. Трумэна и госсекретаря Д. Маршалла в Москву должна была прибыть специальная делегация под руководством А. Гарримана, которому предстояло поставить свою подпись под окончательным советско-американским соглашением по Крыму. Узнав о «предательском» намерении «неблагодарного» Михоэлса, Сталин приказывает его ликвидировать; однако это тайное убийство парадоксальным образом перечеркивает зловещие планы диктатора. Озадаченный неожиданной и загадочной гибелью Михоэлса, президент Трумэн требует от Сталина дополнительной гарантии выполнения будущего «крымского договора» – полной демилитаризации полуострова, в том числе ликвидации баз Черноморского военного флота, грозя в противном случае отказаться от уже принятого решения включить СССР в «план Маршалла». Поняв, что его «крымская карта» бита и ему не удастся «кинуть» американцев на несколько миллиардов долларов, взбешенный Сталин решает отыграться на своих еврейских подданных, приказав Абакумову незамедлительно бросить членов ЕАК за решетку (на самом деле эти аресты состоялись год спустя, в конце 1948 – начале 1949 гг.) и приступить к подготовке судилища над ними.

Такова фабула разухабистого романа Левашова, которого формально, впрочем, нельзя обвинить в фальсификации истории. Ведь избранный им литературный жанр автоматически дает право на так называемый художественный вымысел. Однако неписаные правила хорошего литературного вкуса требуют от мастеров слова бережного отношения к исторической реальности, допуская буйство фантазии в основном при создании вымышленных образов. Еще большая ответственность ложится на плечи создателей книг, подобных той, что вышла из-под пера Левашова, где фигурируют только реальные люди, в том числе и хорошо известные миру исторические личности. И поскольку люди в большинстве своем судят об истории именно по романам, очень важно, чтобы историческая проза хотя бы не пыталась перевернуть прошлое с ног на голову. А ведь именно это и произошло в книге Левашова. И чтобы читатель смог в том наглядно убедиться, пришлось обременить его внимание схематичным изложением основного содержания книги. А теперь начнем разбираться конкретно.

Обратимся в первую очередь к стенограмме судебного процесса 1952 года по «делу ЕАК», который продолжался более двух месяцев и на котором детально расследовались все инкриминировавшиеся подсудимым эпизоды, в том числе и обстоятельства, связанные с появлением «крымского письма», его отправкой в Кремль и последовавшими потом событиями. Но сначала одно важное предварительное замечание: нет оснований сомневаться в том, что подавляющее большинство включенных в эту стенограмму показаний достаточно правдиво. Ведь в ходе процесса все подсудимые так или иначе отказались от самооговоров, к которым пытками и психологическим давлением их принудили работники МГБ на предварительном следствии. Кроме того, хотя адвокаты в процессе не участвовали (как, впрочем, и прокурор), подсудимые могли защищаться самостоятельно. и некоторые из них – в первую очередь С.А. Лозовский, Л.С. Штерн и Б.А. Шимелиович – блестяще использовали эту возможность, до последней минуты надеясь, что смогут доказать свою невиновность. С отчаянием обреченных они боролись до конца, причем спасения ради вынуждены были иногда отрицать очевидное, что само по себе понятно и полностью оправданно, но, к сожалению, не может не затруднить предпринимаемого постфактум поиска истины.

Так вот, после тщательного изучения выступлений обвиняемых на процессе по «делу ЕАК», воспоминаний их родных, некоторых официальных документов, всплывших в ходе реабилитации, и других заведомо достоверных материалов возникают следующие соображения. Бесспорно главное: идея еврейского Крыма обязана своим рождением руководству ЕАК, а отнюдь не коварству Сталина и проискам его подручных. И возникла она на волне той стихийной демократизации, которой сталинский режим в интересах самовыживания вынужден был в определенных рамках попустительствовать во время войны. Другой важнейший фактор – реакция руководителей ЕАК на Холокост. Их почти инстинктивное желание сохранить хоть где-то – поначалу даже и не в Крыму, а на территории ликвидированной в 1941 году Республики немцев Поволжья – остатки спасшегося еврейства, не только советского, но и польского, и румынского, пребывавшего тогда на территории СССР. Свою роль сыграли, кроме того, разбуженное войной и усилившимся антисемитизмом национальное чувство и явный провал с решением «еврейского вопроса» в виде создания специальной автономной области на Дальнем Востоке. Все эти серьезные аргументы так или иначе присутствуют в «крымском письме». Один из его авторов, И.С. Фефер, сказал во время процесса: «…Примерно с 1942 года у нас в ЕАК начались разговоры о том, что все еврейские учреждения ликвидированы… и возник вопрос о Крыме». Нечто аналогичное припомнил и еще один обвиняемый – И.С. Ватенберг: «Когда мы вместе с Эпштейном (который станет одним из руководителей вскоре созданного ЕАК. – Г.К.) эвакуировались из Москвы (то есть осенью 1941 года. – Г.К.) и ехали с ним в одном вагоне, то он затронул вопрос о Республике немцев Поволжья. Я ему ответил, что есть Еврейская автономная область, и поскольку есть возможность переселяться, то пусть желающие переселяются»9. 

Перед отъездом Михоэлса и Фефера в США в 1943 году А. Щербаков и С. Лозовский поставили перед ними две главные задачи: посредством пропагандистских акций повлиять на американскую общественность и получить от состоятельных евреев как можно больше «денег в фонд обороны СССР». На состоявшемся тогда в ЦК ВКП(б) инструктаже вопрос о Крыме вообще не поднимался10.

Михоэлс и Фефер на митинге на стадионе «Поло-Граунд».

Вместе с тем есть все основания полагать, что превращение «крымского проекта» из неясной идеи, спонтанно возникшей в головах руководителей ЕАК, в насущную, жизненно важную и конкретную цель произошло только в ходе триумфальной поездки посланцев советского еврейства по Америке. Во многом этому способствовали встречи Михоэлса и Фефера с Джеймсом Н. Розенбергом, членом Еврейского комитета Совета военной помощи России («The Council for Russian War Relief») и одним из руководителей «Джойнта», американской благотворительной организации, еще в 1942 году предлагавшей властям СССР обсудить вопрос об оказании помощи советским евреям11. Довольно влиятельный и богатый человек, Розенберг еще в 1926 году по делам дочерней компании «Агро-Джойнт» побывал в Советской России. Тогда-то он и проявил себя горячим сторонником проводившейся при поддержке советского правительства еврейской сельскохозяйственной колонизации Крыма. До появления на горизонте Биробиджана территория Крыма официально рассматривалась как наиболее подходящее место для еврейской автономии.

Розенберг прежде не встречался ни с Михоэлсом, ни с Фефером. Познакомились они, таким образом, только летом 1943 года в Нью-Йорке. Правда, не известно, в какой именно день. На предварительном следствии Фефер показал, что это случилось в конце июня 1943 года, хотя позже, на процессе, называл уже 8 июля, уточнив, что встреча состоялась на нью-йоркском стадионе «Поло-Граунд» сразу по завершении массового митинга солидарности в честь посланцев Москвы12. Возможно, Розенберг после митинга пригласил новых знакомых на свою загородную виллу, где, по словам Фефера, за обедом и произошел первый разговор о Крыме. Несмотря на то что Фефер, возможно, перепутал день этой встречи (прошло ведь шесть лет), достоверность того, что она состоялась, в общем-то не вызывает сомнений. И хотя беседа на вилле носила неофициальный характер, при ней присутствовал и советский генеральный консул Е.Д. Киселев, взявший на себя обязанности переводчика. 

Никто, кроме Фефера, на процессе по «делу ЕАК» уже не мог поведать о личных встречах с американцами в 1943 году. Опираясь, за неимением лучшего, на его досудебные показания (предварительно очищенные от тенденциозной редактуры следователей) и на сказанное им затем перед судом, попытаемся реконструировать беседу, состоявшуюся шестьдесят лет тому назад в загородном доме американского миллионера-благотворителя.

После обычного светского обмена любезностями первыми, видимо, перешли к делу, «взяв быка за рога», гости, попросившие Розенберга ходатайствовать перед руководством «Джойнта» о немедленном оказании материальной помощи и советским евреям, и другим нуждающимся в СССР. На что тот резко возразил: «Вы только просите, а толку от вас никакого! Вспомните – в связи с созданием еврейской колонии в Крыму мы ухлопали свыше 30 миллионов долларов, а что проку? Крым не ваш, вас оттуда выгнали…» Потом после паузы, призванной усилить эффект, произведенный его решительными словами, Розенберг, несколько смягчившись, продолжил: «…Если советское правительство разрешит заселение Крыма евреями, мы («Джойнт». – Г.К.) будем оказывать вам материальную помощь». И произнес в конце концов мечтательно: «Роскошное место Крым. Черное море, Турция, Балканы…» Припомнив на суде эту последнюю, в чем-то, быть может, двусмысленную фразу, Фефер поспешил уточнить: Розенберг имел в виду только то, что Крым – завидное место для будущей еврейской республики, и прямого разговора о превращении Крыма в военный плацдарм против СССР (вопреки версии следствия!) не было13.

 В словах Фефера, положенных в основу данной реконструкции, присутствовала, разумеется, большая доля истины, в чем можно наглядно убедиться, сопоставив их с подлинным документом «Джойнта», где отражено официальное отношение этой организации в 1944 году к мнению Розенберга по поводу Крыма. К мнению, которое, безусловно, сложилось и результате встреч с Михоэлсом и Фефером: «Г-н Розенберг настаивает на том, чтобы мы запросили г-на Киселева, советского Генерального консула в Нью-Йорке, о намерениях СССР – в надежде, что “Джойнт” сможет принимать участие в восстановлении там (в Крыму. – Г.К.) еврейских сельскохозяйственных поселений. Позиция комитета (“Джойнта”. – Г.К.) заключается в том, что сейчас преждевременно обращаться с запросами к советскому правительству с любыми планами поселения евреев в Крыму. Более того, с тех пор как “Джойнт” и другие организации затратили приблизительно 30 миллионов долларов на программу аграрных поселений евреев в Крыму и на Украине, есть опасность, что подобная дискуссия могла бы показать Советскому правительству, что столь огромная сумма вновь доступна. В 1938 году «Джойнт»… был вынужден покинуть Россию по требованию советских властей…»14

Как видим, Розенберг настаивал на немедленном возрождении былого сотрудничества с СССР, связанного с еврейской колонизацией Крыма, не особенно принимая в расчет официальное мнение руководства «Джойнта», хотя и опираясь на поддержку своего влиятельного единомышленника, председателя Еврейского комитета Совета военной помощи России Луиса Левина. Но, как предположил на процессе по «делу ЕАК» И.С. Ватенберг, ранее живший в США и хорошо знавший амбициозный характер Розенберга, того «очень мало волновал… вопрос о создании Еврейской республики». Крым его занимал только потому, что в свое время “Джойнт” туда вложил много денег и он чувствовал, что потерял лицо в этом деле»15.

Джеймс Розенберг.

Между тем, окрыленные многообещающими заверениями Розенберга, Михоэлс и Фефер сделали, как утверждает современный американский историк М. Мицель, ошибочные выводы, поверив в наличие у их американских партнеров по переговорам грандиозных планов сотрудничества с Россией16. То есть попросту обманулись, приняв желаемое – гарантию американцев поддержать создание еврейской республики в Крыму – за действительное. Тем не менее какая-то часть ответственности за это роковое заблуждение, несомненно, лежала и на Розенберге, одном из руководителей «Джойнта». Не выразился ли его «особый подход» (о нем пишет тот же М. Мицель17) к возможному еврейскому будущему Крыма в том, что в кулуарах он твердо заверил Михоэлса и Фефера: дерзайте, мол, добейтесь от своего правительства Крыма, и тогда мы окажем вам щедрую и обильную помощь? Возможно, его авансы и стали тем ultima ratio, который потом толкнул руководителей ЕАК на безрассудный поступок…

Но посланцы Москвы грезили наяву о будущем Крыма не столько потому, что были так уж легковерны, сколько из-за охватившего их еще до поездки в США горячего желания во что бы то ни стало хоть чем-то помочь своему многострадальному народу. И все же по возвращении в конце ноября 1943 года в Москву, одержимые иллюзорными упованиями, находясь в эйфории, Михоэлс и Фефер первым делом объявили Лозовскому: «Розенберг обещал материальную помощь “Джойнта” в случае заселения Крыма евреями»18.

О той памятной встрече вспоминал на процессе многоопытный и блестяще защищавший себя Лозовский, и не верить его словам нет оснований. Да и сами Михоэлс и Фефер, не располагай они щедрыми обещаниями Розенберга, наверное, так и не решились бы на встречу с Молотовым. Аудиенции у него они скорее всего добились через того же Лозовского, заместителя Молотова по НКИДу.

На прием ко второму человеку в государстве явились трое: вместе с Михоэлсом и Фефером пришел и Эпштейн, ответственный секретарь ЕАК, руководивший всей текущей работой в комитете. Поскольку Эпштейн, как уже говорилось, выступал за создание еврейской республики на месте ликвидированной автономии немцев Поволжья, то наряду с Крымом был предложен и этот проект. Однако Молотов сразу же отверг его, мотивировав свои возражения тем, что население бывшей немецкой республики в основном занималось сельским хозяйством, а «евреи народ городской и нельзя сажать евреев за трактор». В отношении же Крыма он заметил: «…Пишите письмо, и мы его посмотрим»19 .

И хотя смысл этих осторожных слов был довольно неопределенным, руководители ЕАК решили, как потом показал на суде Лозовский, что «…Молотов “обещал”, значит, вопрос почти решен, а если еще не решен, то во всяком случае “на мази”». Исполненные лихорадочного оптимизма, они поспешили не только поделиться своей призрачной радостью с коллегами, друзьями и знакомыми, но тотчас принялись делить «шкуру неубитого медведя» – распределять министерские портфели в будущем правительстве еврейской республики. Словом, направив 15 февраля Сталину подготовленное при участии Лозовского письмо с предложением создать Еврейскую советскую социалистическую республику на территории Крыма, Михоэлс, Фефер и Эпштейн не сомневались в положительном решении правительства.

Однако проходили дни, а ответа из Кремля не было. И тогда слегка обеспокоенные авторы письма решили подстраховаться: направили 21 февраля его дубликат уже непосредственно Молотову. Причем, чтобы знать наверняка, что данное послание попадет адресату, Михоэлс передал его через П.С. Жемчужину, жену Молотова, которая была с ним дружна, и не только имела большое влияние на мужа, но и выказала личную заинтересованность в успехе задуманного. Она тогда сказала Михоэлсу многозначительно: «Можно жить где угодно, но надо иметь свой дом и крышу»20.

Однако к тому времени, когда «крымское письмо» дошло до Молотова, Сталиным вопрос был, вероятно, уже решен. И решен отрицательно. В пользу такого предположения говорит многое. Прежде всего, знакомясь с наиболее важными документами, Сталин, если был склонен к принятию решения, обычно не задерживал их у себя, а, изложив в резолюции собственное мнение, направлял «по принадлежности» – руководству того или иного ведомства (ЦК ВКП(б), СНК СССР, Наркомата обороны и др.). Те, в свою очередь, готовили проект соответствующего постановления  (политбюро, оргбюро ЦК, СНК СССР...).

В случае с «крымским письмом» ничего подобного не было. Наверняка Сталин посчитал его слишком странным, может быть, даже вздорным, чтобы быть рассмотренным по привычной схеме. 19 февраля он почти три часа совещался в своем кремлевском кабинете с Молотовым, Маленковым, Микояном и Щербаковым21. Возможно, тогда он и высказал свое отношение к «крымской инициативе» руководителей ЕАК. Что именно говорил он в тот день, сейчас установить невозможно. Ясно одно: утопическое предложение Михоэлса и его единомышленников для прагматичного антисемита Сталина, обремененного в ту пору куда более важными делами, было неприемлемо в принципе. Но бесспорно также, что их замысел еще не расценивался им как нечто опасное и тем более преступное. Вероятнее всего вождь просто решил похерить это необычное послание, оставив его без последствий. И тут нет ничего удивительного. В то время, как, впрочем, и сейчас, тысячи направляемых в высшие инстанции обращений «простых граждан» (а «крымское письмо», по совету Лозовского, было составлено именно как частное послание) остаются без ответа; их просто сплавляют в архив.

Что до самой идеи авторов «крымского письма», идеи радикального решения вопроса о Еврейской автономии, то подобные «прожекты» тогда тоже были не в диковинку и воспринимались властями вполне равнодушно. Скажем, в августе 1944 года обком партии Северной Осетии информировал ЦК ВКП(б) о том, что в республике «широко» ведутся разговоры насчет сбора подписей под письмом Сталину «о переселении осетин в Крым – якобы потому, что осетинский народ хорошо показал себя в Отечественной войне…»22 Или еще один, совсем недавно обнаруженный факт. В марте 1945 года из Италии в Москву на имя Молотова было отправлено скрепленное печатью «Римского еврейского комитета» послание, предлагавшее союзным державам после победы над нацистской Германией рассмотреть вопрос о создании еврейского государства на ее территории. Впрочем, в сравнении с этими причудливыми плодами общественной инициативы еще более фантастическими выглядели, как это ни парадоксально, проекты,  вызревавшие в головах политиков-профессионалов. В.А. Тарасенко, бывший заместитель представителя Украины в Совете Безопасности ООН Д.З. Мануильского, писал 11 февраля 1950 года Сталину: «Во время обсуждения Палестинского вопроса осенью 1948 года (война Израиля со странами Арабской лиги. – Г.К.) у тов. Мануильского возникла идея внести в ЦК ВКП(б) предложение, чтобы Советский Союз предоставил возможность палестинским арабским беженцам (свыше 500 тыс. чел.) поселиться в Советском Союзе в районе Средней Азии, с тем чтобы впоследствии образовать Арабскую Союзную республику или автономную область»23.

Вернемся, однако, к «крымскому

письму». Направленный Сталину его оригинал до сих пор не обнаружен и вероятнее всего не сохранился. Тем не менее дубликат, предназначенный Молотову, в 1991 году автором этих строк был найден в бывшем Центральном партийном архиве и тогда же опубликован24.

Возможно, 22 февраля, когда Молотов в Кремле (вместе с Маленковым, Микояном и Щербаковым) снова продолжительно беседовал со Сталиным, он попытался еще раз заинтересовать его посланием Михоэлса25. Но, поняв, что «хозяина» не переубедишь, отступил. После чего ему, первому заместителю Сталина по СНК СССР, оставалось только «расписать» «крымское письмо» скорее «на ознакомление», чем «на исполнение» Маленкову, Микояну, Вознесенскому и Щербакову. В итоге – закономерный финал: 28 февраля А.С. Щербаков «списал» ненужную бумагу в архив26.

Даже если руководителям ЕАК официально не сообщили об отклонении правительством их проекта, те так или иначе вскоре обо всем узнали. Однако они до того были зачарованы собственной мечтой, что продолжали громогласно обсуждать перспективы в общем-то уже абсолютно безнадежного предприятия. Конечно, это не укрылось от Сталина, и тот поручил Л.М. Кагановичу окончательно «закрыть» вопрос, принимавший скандальную форму. Впоследствии на суде Фефер рассказал, что в середине 1944 года его, Михоэлса и Эпштейна «срочно» вызвал к себе Каганович. «Часа два или больше [он] разбивал нашу докладную записку о Крыме исключительно по практическим соображениям… Он говорил… что евреи в Крым не поедут… что только артисты и поэты могли выдумать такой проект». После столь явного предостережения сверху руководители ЕАК хотя и несколько затаились, прекратив открыто обсуждать «крымский проект», однако полностью так и не отказались от своей нереальной затеи. В записке М.А. Суслова Сталину и другим членам политбюро от 19 ноября 1946 года особо отмечалось, что, судя по выступлению Фефера на заседании президиума ЕАК от 23 октября 1945 года, которое не встретило возражений со стороны других руководителей комитета, «ЕАК намерен ставить перед правительством СССР даже вопросы территории (видимо, новой территории, кроме Биробиджана) для еврейского населения»27.

Фефер делится своими впечатлениями об Америке. Слева направо: Галкин, Квитко, Эпштейн, Бергельсон.

Вот этот тлеющий фитилек плюс усиление противостояния двух систем, ознаменовавшееся и в СССР, и в США так называемой «охотой на ведьм», в конечном счете и привели к тому, что у специалистов из МГБ по борьбе с американской и сионистской агентурой возникла мысль превратить старый «грешок» своих потенциальных «клиентов» в крупное политическое «дело». Однако произошло это, как уже говорилось, после убийства Михоэлса; только тогда на Лубянку поступил соответствующий «заказ» от Сталина. И лишь с этого момента правомерно квалифицировать «крымскую историю» как провокацию властей. Именно в эту пору Крым, по образному выражению Лозовского на суде, стал обрастать «такой шерстью, которая превратила его в чудовище»28.

Тот же Лозовский бесстрашно заклеймил на процессе мифотворчество «органов» (назвал его словами Н.Г. Помяловского «фикцией в мозговой субстракции»), гневно обличал тех следователей, что пытались представить «крымскую историю» как международную шпионскую интригу, направленную против государственной безопасности СССР. Однако и для тогдашних властей предержащих, и для тех, кто ныне продолжает фальсифицировать историю, так и остались гласом вопиющего в пустыне его предсмертные слова: «Ни одна из 12 тысяч газет и журналов не ставила тогда этого вопроса (о Крыме. – Г.К.), ни один государственный деятель США не думал на эту тему… Кто-то якобы сообщил, что американское правительство вмешалось в это дело (крымское. – Г.К.). Это значит – Рузвельт. Я должен сказать, что осенью 1943 года Рузвельт встретился со Сталиным в Тегеране. Смею уверить вас, что… там о Крыме ничего не говорилось. В 1945 году Рузвельт прилетел в Крым … Он не прилетел ни к Феферу, ни к Михоэлсу, и не по делу заселения евреями Крыма, а по более серьезным делам»29 .

И в самом деле, в материалах Тегеранской, Ялтинской, а также Потсдамской конференций союзников, как, впрочем, и во всех других международных дипломатических документах военного и послевоенного времени, о «крымском проекте», который никогда не обсуждался на межгосударственном уровне, ровным счетом ничего нет. Не подтверждаются документально и встречи Сталина с А. Гарриманом, с американскими сенаторами, другие распаляющие воображение читателей подробности «крымской истории», уже в наше время придуманные бывшим супершпионом Судоплатовым и прозаиком Левашовым.

Вот так и возникает парадокс: уже, кажется, преданы гласности все преступные тайны прежнего режима и должна вроде бы в полной мере восторжествовать историческая правда; но мифы не умирают. Их творцы вместо того, чтобы признать очевидное – крымская утопия это мертворожденный плод мутагенного симбиоза двух противоположностей (такое случается как в природе, так иногда и в политике): обостренной Холокостом сионистской мечты и сталинского тоталитаризма – продолжают сочинять небылицы в жанре шпионско-политического детектива. Только раньше фальсификации подобного рода, по выражению Лозовского, пахли кровью, а теперь, слава Б-гу, «пахнут» всего лишь дурным вкусом, ложными сенсациями, идеологическими догмами. Ну, и, конечно, деньгами.

* * *

В последней книге Ж.А. Медведева, помимо уже разобранных сюжетов, значительный интерес представляют и главы, посвященные «делу врачей». Но эта тема требует отдельного обсуждения, а значит – и новой статьи.

Примечания.

1Медведев Ж.А. Сталин и еврейская проблема. Новый анализ. М.: Права человека, 2003. С. 81, 82.

2Борщаговский А.М. Обвиняется кровь. М.: Прогресс-Культура, 1994. С. 123, 132, 134, 137, 353-357.

3Еврейский антифашистский комитет в СССР. 1941 - 1948. Документированная история. М.: Международные отношения, 1996. С. 365-366. РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 86. Л. 81.

4Судоплатов П.А. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М.: ТОО «Гея», 1996. С. 340, 341.

5Коммунист. 1991. №3. С. 106, 107.

6РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 890. Л. 214.

7Судоплатов П.А. Указ. соч. С. 343, 344, 349.

8Советско-американские отношения во время великой Отечественной войны 1941 -1945. Документы и материалы в двух томах /Министерство иностранных дел СССР .Т.2. М.: Политиздат, 1984. С. 139-146.

9Неправедный суд. Последний сталинский расстрел. Стенограмма судебного процесса над членами Еврейского антифашистского комитета /Отв. ред. В.П. Наумов. М.: Наука, 1994. С. 24, 280.

10Там же. С. 154, 155.

11Там же. С. 25.

12Борщаговский А.М. Указ. соч. С. 124, 125, 152.

13Там же. С. 25, 125, 152.

14Материалы Девятой Международной междисциплинарной конференции по иудаике. Часть 1. М.: Пробел, 2000, 2003. С.  127, 128.

15Неправедный суд. Последний сталинский расстрел. С. 279.

16Материалы Девятой Международной междисциплинарной конференции по иудаике. Часть 1. С. 123, 124.

17Там же. С. 125.

18Неправедный суд. Последний сталинский расстрел.  С. 173.

19Там же.  С. 28.

20Там же. С.  28, 174, 179, 280.

21Исторический архив. 1996. № 4. С. 69.

22РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 84. Л. 99.

23Любин В. Израиль в центре Европы: неизвестный проект создания еврейского государства на территории Германии // Материалы Девятой Международной междисциплинарной конференции по иудаике. С. 108-118. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 118. Д. 797. Л. 102.

24Родина. 1991. № 11, 12. С. 16, 17.

25Исторический архив. 1996. № 4. С. 69.

26РГАСПИ. Ф. 117. Оп. 125. Д. 246. Л. 169–172.

27Неправедный суд. Последний сталинский расстрел. С. 178.

28Там же. С. 342.

29Там же. С. 175, 342.

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru