[<< Содержание]        ЛЕХАИМ ОКТЯБРЬ 2003 ТИШРЕЙ 5764 – 10(138)

 

Вопросительный знак

Пинхас Коц

 

Окончание. Начало в №137

 

Вскорости к нему проберемся, но покуда (вторник, 27.05.03) просыпаемся в отеле «Мицпе а-ямим» или, как сказано в немецкой рекламе, frei uebersetzt mit «Seeblick». И мы столь же вольно перетолкуем: «Вид на озеро».

Здесь, на восточном склоне горы, что по-русски Кнаан, но чаще Ханаан...

Стой, прерываюсь, погоди! Вся земля израильская – Ханаан. Праотец Авраам обозревал окрестности аккурат с данной точки. За спиной – белоснежная вершина Хермона, перед глазами – голубой Кинерет – Тивериадское озеро...

А в прошлом веке та же картина открылась доктору Ярославскому. И он вспомнил Бодлера «Приглашение к странствию»:

 

Это мир таинственной мечты,

Неги, ласк, любви и красоты...

 

И возвел на горе Ханаан – 570 метров над уровнем – спасительное прибежище. С внешнею обстановкою из Бодлера:

 

Вся мебель кругом

В покое твоем

От времени ярко лоснится.

Дыханье цветов,

Заморских садов

И веянье амбры струится.

Богат и высок

Лепной потолок,

И там зеркала так глубоки...

И сказочный вид

Душе говорит

О дальнем, о чудном Востоке.

 

Не станем иллюстрировать Бодлера: красота, даже в переводе, самодостаточна. Но доктор Ярославский позаботился и о нашем здоровье.

А если конкретнее – о желудке.

При гостинице – поля и сады, молочная ферма, овчарня, виноградник. Общая площадь – 37 акров (130 квадратных километров). Продукты – свои, экологически чистые. Фрукты, ягоды, овощи. Йогурт и сыр – по собственному рецепту. Хлеб прямо из пекарни – на стол...

 

В райском уголке с видом на Кинерет молодой пастух едва ли не строевым шагом гнал поутру стадо. Шелестели пальмы – обыкновенные, как березы. Прямые и стройные, а то коренастенькие, округленные в талии, точно брюхатые... Ствол, похоже, из древесных булыжников или из ананасов...

Мой хороший знакомый Арье-Лейб навестил тут общего нашего родственника – чуть ли не первого, говорят, белорусского партизана. Мальчиком пионерского возраста увидел он на заборе свежий агитплакат «нового порядка»:

 

Что «Окна ТАСС»

скрывали от вас

 

Кто были ваши

поработители?

Кто залил землю

потоками слез и крови?

Кто снял с вас

последнюю рубашку,

выжимая все соки?

Жиды! И приспешники их –

коммунисты!

Кто вывез хлеб из амбаров?

Кто доносил, кто выселял

с насиженных мест,

обрекая на голодную

смерть?

Жиды! И приспешники их –

коммунисты!

Кто заживо гноил вас

в концлагерях и тюрьмах?

Кто замучил в НКВД

миллионы ваших отцов,

матерей,

ваших мужей, жен и детей?

Жиды! И приспешники их –

коммунисты!

 

В тот же день общий наш родственник, мальчик 13 лет, убежал в лес и справил бар-мицву с разноплеменными окруженцами, что рвались на восток, не желая сдаваться.

На следующей (почти любительской) фотографии при некотором усилии различаете вы старого человека нашего профиля, который (профиль) срезан рамкою и как бы остался за кадром. Там же, за кадром, некая, что ли, палатка или беседка, унизанная разноцветными ленточками.

Их повязали мужчины и женщины (последние на первом месте) – коренные израильтяне и новоприбывшие, плюс мы – рассеянный Голус, что посещает историческую родину исключительно по делам, с туристическими целями, по частному приглашению...

Проблемы личного обустройства заботят, однако, всех.

Имея за спиной синагогу с голубым куполом и двумя арками (справа – мужская, слева – женская половина), старикан, лишившийся профиля (печальный вдовец или многоопытный холостяк), намерен украсить закадровую палатку своею тесемочкой.

Праведный цадик, еврейский святой, над могилой которого развеваются и трепещут пестрые неисчислимые лоскутки, – он, по легенде, способствует нашему семейному счастью: невеста встречает суженого, разведенный – новую супругу...

 

Тверия, подобно Хеврону, Иерусалиму и Цфату, – город-святыня.

Аккурат в Верхней Галилее на берегах Кинерета завершен Талмуд, который считается Иерусалимским. Наверное потому, чтобы отдельные наши (с Арье-Лейбом) соотечественники не величали его Тверским. (Шутка. Улыбнитесь, евреи!)

Тверия основана в 18 году новой эры в честь римского императора Тиберия. А Тверь, к слову, – тысячелетием (округлим) позже. На речке Тверце. И что сие означает – что Тверь, что Тверца? – неведомо никому. Решительные большевики затем и приляпали именную кличку – Калинин, дабы прихлопнуть праздное любопытство. (Местная шутка. Улыбнитесь, евреи!)

И под завязку – последняя хохма (на полном серьезе).

ТВЕРЬ И ТВЕРИЯ –

ГОРОДА-ПОБРАТИМЫ

Так и будет. Не смейтесь, евреи...

Как Тверь – на Тверце и Волге, так Тверия – на горячих серных источниках, где были еще римские бани. Температура воды – 60 градусов Цельсия. Есть и целебные грязи. Полезны при радикулите, кожных и нервных заболеваниях...

Словно в древние времена, страждущие – со всего света. Старые еврейки, откуда бы ни слетелись, обсуждают недомогания и невестку, шейпинг, шопинг, деторождение. Старики – бизнес, спорт, любовь и наше еврейское счастье.

Предлагаем вам «коротышку», подслушанную Арье-Лейбом в тверской (тверианской!) водолечебнице.

 

ПЕТРОГРАД. 1918 ГОД. ЛЕТО...

Режиссер Грановский ставит «Макбета». Собираются на квартире Горького, поскольку гражданская его супруга исполняет главную женскую роль. Да и по части продуктов снабжают классика безотказно, стараясь в буквальном смысле «умаслить»...

Волей-неволей хозяин присутствует на репетиции, и в перерыве, за трапезой, возникает недоумение:

Горький (режиссеру). С чего это вы, русский человек, до тонкости знаете Шекспира? Даже цитируете по-английски...

Грановский. Я не русский, Алексей Максимович! Фамилия моя – Азарх...

Горький. А-а, еврей! Что ж вы раньше-то? Так бы сразу и говорили...

 

Так прямо и говорим... И едем к южной окраине Тверии – к могилам еврейских мудрецов.

 

Ужин в прибрежном ресторане Decks. Тот, кто рожден был у моря, тот полюбил навсегда... и знает наверняка, что за штука такая – «дек». ПАЛУБА. Которые сухопутные – пускай выудят в словаре еще с десяток значений. Нам ни к чему. Мы, в Питере да в Одессе, вопили «on deck!» (свистать всех наверх!), занимая бойцовскую позицию в круговой обороне.

А нынче – на Галилейском море...

Снуют расцвеченные теплоходы с израильскими старшеклассниками. Гремит музыка... И вдруг осеняет, что задушевная наша шамовка – не макароны по-флотски, не флотские щи, а тутошняя озерная рыбка с арабским именем «мушт», на иврите (по-твериански) «амнон», а по-нашему, по-тверскому – «рыба святого Петра».

Который Апостол. По первой профессии – здешний рыбарь. И в бытность Семеном Ионовичем лакомился, небось, тою рыбкой – карпом, сазаном, осетром... Вот, пожалуйста, на визитной карточке:

 

Ах ты, палуба, палуба,

Ты меня раскачай...

Ты печаль мою, палуба,

Расколи о причал!

 

Да! Днем заскочили на ювелирную фабрику, и бывшая москвичка полюбопытствовала, как, мол, она – столица нашей Родины?

– Стоит, – говорим, – на семи холмах.

– Ага! – засмеялась. – В Москве всегда хорошо, даже если плохо.

«Какая сведущая!» – сказал Арье-Лейб, выпекая на наших глазах свежую «коротышку»:

 

ЛЕТОМ 39-го

Перед самой войной, что разразилась 1 сентября, Зеев Жаботинский наведался в Польшу. И уламывал соплеменников – поляков иудейского закона – срочно-де собирайтесь, рванули-де по любому!

– Ах, пане, панове! – сокрушались евреи на родимом своем польском наречии. – Как же мы тронемся, досточтимый пан Жаботинский? В Варшаве всегда хорошо, даже если плохо.

 

28.05.03, среда

Ципори – любимый наш город. Не в том дело, что почти так звали жену Моисея, а в том, что Ципа-Ципора – моя, Пинхаса Коца, прабабка. Кто говорит – «птица». Кто уточняет – «певчая». И город Ципори, – утверждает Талмуд, – сидит, точно птаха, на вершине горы.

Основан в 103 году до новой эры... А дальше пошло-поехало: Ирод, римляне, Византия, крестоносцы, турки...

Но мы расскажем об Иеуде а-Носи, что похоронен в Бейт Шеарим (см. «Вопросительный знак» в прошлом, сентябрьском, «Лехаиме»), а последние 17 лет из-за болезни и тутошних горячих источников провел в Ципори.

Политик, администратор, ученый, Иеуда а-Носи – наш святой учитель или просто Рабби, носи Иудеи, составитель и редактор Талмуда (II-III век новой эры)... И прибегает к нему теленок. Так и так, жалуется, хотят меня зарезать... А Рабби:

– Ступай, – распорядился, – куда ведут. Для того ты и создан.

И на другой день занедужил. Хворал долго и тяжко. А когда выздоровел, стал милосерднее. Тут-то и приступил к составлению (кодификации) Талмуда... Подробности – у Михаила Горелика, «Разговоры с раввином Адином Штейнзальцем».

А мы карабкаемся на вершину, где археологи откопали и реставрировали римскую виллу – двухэтажное строение с двориком и колоннами, с прекрасным (и подновленным) мозаичным полом. Дионисийская сцена (под условным названием «Кто кого перепьет») и женский портрет с не менее условным титулом: «Мона Лиза Галилеи», «Галилейская Венера», «Венера из Ципори» – полтора миллиона камешков, 88 цветов и оттенков.

Предполагают, что вилла принадлежала Иеуде а-Носи. А варварская роскошь [обратите (в квадратных скобках) маленькое внимание: стремятся к роскоши аккурат варвары, культурный же (окультуренный) индивид – благородный трудяга – довольствуется необходимым], а варварская, повторяю, роскошь – вынужденная; она оттого, что Иеуда а-Носи тесно соприкасался с администрацией, принимал у себя высокопоставленных колониальных чиновников...

А другие евреи? Бесспорно, пользовались римскими дорогами. На древних плитах за две тысячи лет не стерлась гравированная менора... Но вот театр. Ходили евреи на представления? Или только жили вокруг?

...В свете последних находок, – осторожно говорит справочник, – можно считать, что театр /.../ вполне воспринимался евреями, хотя это искусство /.../ не слишком вписывается в традицию.

Согласно иной традиции в Ципори был дом Иоахима и Анны, дочку которых писали Рафаэль и Рублев... и, значит, в нашем простом быту окликали ее Марией Акимовной...

 

В Хайфе большое русскоязычное население, и в окне нашего микроавтобуса мелькнуло граффити, которое неугомонный Арье-Лейб отчасти реконструировал как речевку.

 

Нет во вселенной лучше

лайфа,

Чем в городке с прозваньем

Хайфа!

 

Вер вейс? – говорила прабабка Ципа. – Кто знает?.. По крайней мере тут, на горе Кармель, располагается Восьмое чудо света – сады Бахаи... Вот, посмотрите.

Акко – северный сосед Хайфы. Попробуйте рассказать о городе, который видел Александра Македонского, Юлия Цезаря, Ричарда Львиное Сердце, легендарного (и вполне реального) Саладина, Марко Поло, Наполеона... Я бы, по-честному, ограничился перечислением, да Арье-Лейб не дремлет.

 

История на три буквы

Участвуют:

Н (на кириллице),

N (на латинице)

и П. (в смысле – Пушкин).

 

Поэт сварганил стишок про Николая I – «Герой». С отсылкой к латинскому N (Наполеону):

 

Одров я вижу длинный строй,

Лежит на каждом труп живой,

Клейменный мощною чумою,

Царицею болезней...

 

Чума – получается – царица, а Николай Павлович – царь. И подобно Наполеону, лично ободряет умирающих.

Да не в том суть!

Овладев чумной Яффой, 18 марта 1798 года подступил Наполеон к крепости Акко, но после двухмесячного штурма снял осаду. И отошел...

А раненые? А больные, только-только приободренные?

Дитя революции – N на латинице – Наполеон повелел военным врачам избавиться от обузы. Посредством лекарства. Впрыснуть какое-никакое быстродействующее снадобье, попросту подмешав в вино.

Врачи испугались.

– Хорошо, – сказал N, будущий император, – я пойду сам... сделаю вашу работу.

Так ли, нет? Пошел, не пошел?

В Кармелитском монастыре, где был наполеоновский полевой госпиталь, установлена стела в память тех французских солдат, которых бросили здесь буквально на растерзание. По обычаям восточной войны их вырезали мамелюки. До одного.

Но мы, окультуренные русскоязычные интеллигенты, все (скопом и в розницу) твердим следом за П (поэтом) две строчки из стихотворения «Герой»:

 

Тьмы низких истин

мне дороже

Нас возвышающий обман.

 

 

 

 

29.05.03, четверг

Мертвое море. Когда-то в Советском Союзе было свое – Арал. Соленое озеро такой плотности, что без опаски швыряли детей: и захочешь утонуть – выскочишь пробкой...

Теперь его нет. Ни в России, ни в Казахстане, ни в Узбекистане. Воду разобрали на орошение...

А в Иудейской пустыне функционирует! Хотя Теодор Герцль, основатель сионизма, ратовал за глобальный проект – соединить два моря: Средиземное и Мертвое. И получить (на перепаде высот) даровую электроэнергию.

По ближневосточным обстоятельствам, хвала Небесам, не случилось! И нам, – обещает туристический справочник, – «гарантировано высшее удовольствие в низшей точке земного шара» (400 метров от уровня мирового океана).

Входишь, держась за поручни. Плывешь, не окунаясь лицом, сцепив челюсти, чтобы не нахлебаться, не потерять родимый, разношенный, стариковский зубной протез. Кайфуешь на спинке, звездообразно и долго, пупком на солнышко...

А оступиться – ни-ни. Жирная, мыльная, масляная вода (все прилагательные – в кавычках) препятствует погружению и, как бы сказать, вертикализации. Ну и трюх-трюх – к сходням, обнимаешься сызнова с перильцем и лесенкой.

 

Мертвое море – кладовая минеральных веществ. Горячие источники и лечебная грязь, известные со времен Клеопатры, омолаживают кожу, придают нежность, упругость, гладкость. Тем, у кого не в порядке суставы, принесет облегчение само пребывание в сухом климате. Болезненные ощущения ослабевают при плавании, так как «состояние невесомости» облегчает нагрузку.

 

Мертвое море – курорт мирового класса. 330 солнечных дней в году.

А нам выпал несолнечный. Дует «хамсин», засыпая песком, будто снегом. Взмывают пляжные теневые шатры, кувыркаются лежаки и креслица. Ливень на Мертвом море. Неурочная, незапланированная гроза в конце мая...

Бежим в номер, мигом под душ. Облачаемся в гостиничный махровый халатец и важные (все постояльцы, но говорю про себя)... И важный, как древний римлянин, шествую в крытый бассейн для омовения, взираю на дождик и стихийное буйство сквозь стеклянную стенку, барахтаясь /slash/, блаженствуя в термальном джакузи.

А близлежащие (по соседству)

 тетеньки активно «перемывают косточки». Как их подружки и знакомые (киевские, минские, одесские, кишиневские барышни + уральские, сибирские, дальневосточные...) мгновенно и без хлопот повыскакивали замуж в Израиле. А прежние куряне, смоляне, тверяки, воронежцы, красноярцы осуществили вековую мечту, взявши в жены москвичек и петербуржанок!!!

Три восклицания, в скобках, – любимый знак Александра Сергеевича Грибоедова.

 

Масада, или Крепость на скале (440 метров над Мертвым морем). Вроде бы Ирод, царь Иудеи, величаемый при жизни Великим, заново отстроил ее на рубеже новой эры.

Зачем? Ученые мнения расходятся.

Самое, по иудейской традиции, недостоверное – затаился вообще. От населения. После так называемого избиения младенцев. Поскольку страшился мести. И «мальчики кровавые в глазах».

Классик в лице Бориса Годунова сознательно изобразил мучителя /slash/ изверга, обремененного совестью. «Я, – говорит, – заставлю его читать повесть об Ироде и тому подобное».

В 66 году новой эры Масаду захватили сикарии, вооруженные сикой – кинжалом. С поводом и без повода пускали ножики в ход. Особенно против римлян. И тех евреев, кто с ними сотрудничал.

Сикарии – бойцы и фанатики. Их мужество восхищает,.. но нетерпимость вряд ли достойна подражания.

В 72 году (Храм уж разрушен) римляне окружили Масаду. Мобилизовав окрестных евреев, соорудили стометровую насыпь до самых крепостных стен и взгромоздили таранное орудие. Защитники собрались на совет.

Предводитель сикариев сказал:

Из всего еврейского народа мы одни возымели надежду, что уцелеем и сохраним свободу. Между тем, видите вы, как Б-г сокрушает нас в тщетных надеждах. Ибо нашему спасению не помогла ни защищенность этого места, ни изобилие припасов, ни огромное количество оружия, ни прочие приготовления, имеющиеся в избытке. Ясно, что сам Б-г лишает нас надежды на спасение.

Иосиф Флавий.

«Иудейская война»

 

На пяти страницах (современного издания) предводитель склоняет товарищей покинуть сей мир:

Счастливцами можно считать павших в бою. Но как не пожалеть оказавшихся у римлян в руках? Как не принять смерть ради избавления?

Поспешим же достойно умереть!

 

Не забудем, что сикарии – профессиональные резаки (sicarii на латыни – убийцы). Кинули жребий, и десять человек (за ночь) прирезали тысячу (с женами и детьми). А после один – девятерых. И под конец – себя.

 

Ибо, сдается мне, – убеждал предводитель, – давно уже Б-г назначил еврейскому роду сей жребий – чтобы мы исчезли с лица земли.

 

Уповая на милость Всевышнего, не обсуждаю Небесных предначертаний. Замечу, однако, что иудаизм никоим образом не поощряет добровольный уход, не считает его ни «благородным», ни «героическим».

Это советским военнопленным ставили в укор, что сдались, а не пустили в лоб пулю. Как требовал, в скобках, дисциплинарный, боевой или еще какой-то устав. И пленные изворачивались, за скобками, доказывали: не было-де возможности...

Что до еврейского рода, Арье-Лейб говорит:

 

Без нас не полон окоём.

Весь мир живет, раз мы

живем.

 

Пока мы, евреи, существуем реально и въявь, история человечества прозрачна. И просматривается до глубинных истоков. Впрочем, в каком-нибудь из «Бекицеров» (надеюсь, декабрьском) Арье-Лейб развернет свои доводы...

В сравнительной близости от Масады – Содом (с испарившимся по лингвистическим причинам «о») – Сдом. Люди там, в силу ветхозаветных событий, не живут. Только работают на химкомбинате.

А перед событиями (Брейшис, 18:20 и далее) случилась беседа, которая публикуется в редакции Арье-Лейба под сугубо условным титулом:

 

НА БАЗАРЕ В БЕРДИЧЕВЕ

...И подошел Авраам и сказал:

– Неужели погубишь Ты город сей? И с праведным будет то же, что с нечестивцем? Судия всей земли поступит ли неправосудно?.. Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников.

Всевышний сказал:

– Хорошо. Если найду пятьдесят, то ради них сохранится и город.

Авраам сказал:

– Вот! Я пепел и прах. И решаюсь спросить Тебя: если до пятидесяти недостанет пяти, истребишь ли весь город?

– Нет, – говорит, – не истреблю. Пусть найдется там сорок пять.

– А если найдется сорок?

– Не сделаю того и ради сорока.

И сказал Авраам:

– Да не прогневается Создатель, что буду я говорить: а если всего лишь тридцать?

– Согласен на тридцать.

– Двадцать! – сказал Авраам.

– Будь по-твоему.

– Десять?

– Abgemacht. По рукам. Десять так десять.

– Владыка, – сказал Авраам, – да будет дозволено мне последнее слово – один.

– Ладно, – кивнул Всевышний. – Но отыщите хоть одного.

 

О человеке на фотографии знаю я очень немного. Сам из Ирана. Репатриировался в 1951 году. Не в последнюю очередь потому, что в Иранском Азербайджане, откуда родом, вспыхнуло восстание (под лозунгом воссоединиться с Баку) и тлело едва не до смерти Сталина.

Человек на фотографии – скульптор. Кончил Художественную академию. Живет в Эйн Геди, что поминается еще (или уже?) в «Песне песней»:

 

Как кисть кипера, возлюбленный мой у меня в виноградниках Енгедских.

 

Кипер – по Далю и Ушакову – кипрей: высокое травянистое растение с пурпурными или розовыми цветками. По библейскому словарю:

 

Небольшое ароматическое дерево, распространяющее камфарный запах. Восточные женщины носят его на груди, украшают жилища, берут в бани, в купальни...

 

Вот там и брали, там и украшали – в ветхозаветном Эйн Геди. Сейчас – заповедник и одноименный коммунистический киббуц. Насчет коммунистического – тема отдельная. Нам не поднять... На красоту полюбуйтесь!

 

В киббуце, по колхозной терминологии, есть правление – административный корпус. Там в холле (в сенях) – несколько скульптурных работ того человека, имя которого приберегаю для Арье-Лейба.

Наш художник – пенсионер. Но работает. Профессионально. И в колхозе. Что по силам и что поручат. Возит нас на электромобильчике по хозяйству.

Принцип Маяковского: землю попашет, попишет стихи, – отчасти коммунистический и реализован аккурат здесь.

Наш художник, освобождаясь от творчества, трудился на гидропонике (растения без почвы в искусственных средах: вода, влажный воздух...) Был «на подхвате», но так увлекся, что, когда умер профессор, руководивший лабораторией, соорудил памятник.

Вот он – Вопросительный Знак. Потому что: чем больше узнаешь, тем больше возникает вопросов.

Во многом знании есть многие печали. Напрасно думают, что главная истина Коэлеса (Екклезиаста): всё суета сует и всяческая суета. Нет, главная истина – другая. И безотносительная: надо в радости делать свое дело, в радости любить, в радости вкушать хлеб свой...

Фотография статуи (по техническим причинам) отсутствует. Памятник ячеистый, мозаичный. На мой дилетантский взгляд – из ракушечника. Серо-стальной. С цветными, яркими крапушками. Похож на шахматного коня. Лукавый и победительный.

Имя скульптора – Звулун Леви. И наступает черед Арье-Лейба.

Был у него одноклассник по фамилии ЗвулунОв, которого находчивый Арье-Лейб (с перемещением ударения и заменою «у» на «о») остроумно и регулярно, с детской жестокостью, поддразнивал: ЗловОнов.

Постоянные драки возбуждали задорного Арье-Лейба, но общая наша прабабка (Ципа) прекратила вражду.

В смысле – над кем смеешься? Звулун, – говорит, – сын Иакова и Лии. Родоначальник какого-то (сбился со счета) колена Израилева... И бойкий Арье-Лейб внезапно утямил: смеется-то над собой.

 

30.05.03, пятница

Короткий день.

 

31.05.03, суббота

Шабос.

 

01.06.03, воскресенье

Отлет в 07.20.

 

ДО СВИДАНИЯ!

В БУДУЩЕМ ГОДУ

В ИЕРУСАЛИМЕ!

 

Я, ты и он. Хотя б однажды

Там побывать

обязан каждый.

 

 

 

 

 

 

 

 

<< содержание

 

 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 

E-mail:   lechaim@lechaim.ru