В ПОИСКАХ БЫВШЕГО ДОМА

Ицхак Мошкович

 

Встретив в одной американской газете упоминание об украинском местечке Судилков, я не сразу сообразил, почему это название мне знакомо. Но потом все-таки вспомнил. Дело было давным-давно, когда я служил в тех краях артиллерийским офицером. Однажды меня с парой солдат послали в это местечко с заданием оказать помощь местному участковому в задержании бандеровца, который где-то там у них прятался. Однако ни детективных талантов, ни солдатского мужества не понадобилось, так как к моменту нашего прибытия на место нарушитель спокойствия был уже найден в своем естественном, то есть мертвецки пьяном, состоянии. Я доложил начальству по сельсоветовскому телефону, как Пушкин Воронцову, что, дескать, бандеровец летел, летел, потом сел, выпил, поел, прилег и захрапел, по каковой причине не смог оказать сопротивление. Мне было велено вернуться только назавтра утром, и в благодарность за проделанную работу я был приглашен местными жителями на гулянку – одну из тех, что по поводу и без повода скрашивали жизнь судилковских тружеников полей.

 

За самогоноварение в те годы штрафовали и сажали, но самогон, производившийся главным образом из уворованной с колхозных нив сахарной свеклы, был, по-моему, единственным продуктом, валовое производство которого соответствовало запланированным показателям. Исполнив в составе поддатого ансамбля «Стеньку Разина», «Часныка» и «Розпрягайте, хлопци, коней», я вышел во двор и присел покурить на «прысьбе» (завалинке) возле деда с самокруткой в зубах, который, я думаю, по возрасту и если помыть-побрить, сегодня сошел бы мне чуть ли не за внука.

Разговорились, и, потягивая вонючий самосад, он философски заметил:

– Здесь ничто не меняется. И никогда не изменится. Пятьдесят лет назад эта улица, эти хаты и этот колодец были такими же, как сейчас. Вместо помещика мы имеем секретаря райкома, вместо управляющего имением – председателя колхоза, а вместо урядника у нас участковый. То же самое, и никаких перемен.

За неимением собственных проектов перехода судилковской жизни в новое качество я равнодушно выслушал его контрреволюционную тираду и только указал пальцем на пыльную 25-ваттную лампочку Ильича и радиоточку «Рекорд». Старик пожал плечами и откашлялся. Он никаких перемен не замечал, а спросить его, жили ли прежде в Судилкове евреи... Вы слишком многого от меня ждете! Мне это и в голову не могло прийти.

О том, что когда-то местечко было одним из центров хасидизма, что здесь печатали еврейские книги и шили талесы, я узнал только сейчас, из статьи Пола Вилхера Гинзбурга, американского еврея. Название статьи: «Судилков, 103 года спустя».

Дело в том, что 103 года назад прадед автора статьи под влиянием прокатившихся по стране погромов в потоке эмигрантов покинул родные пенаты и поселился в «голдене медине».

Прадед не очень любил рассказывать о жизни на Украине. Впрочем, может быть, деду и отцу неинтересно было его слушать; в любом случае ни тот, ни другой никакой информации о судьбе предков Полу не оставили, и, боюсь преувеличить, но все же думаю, что тот, кто не рассказывает детям о прошлом семьи, совершает такое же тяжкое преступление, как те, что не желают слушать. Все поколения ответственны за сохранение семейных преданий, в том числе тех, которые на первый взгляд кажутся незначительными. Мы не вправе пренебрегать тем, потерю чего хотя бы один из правнуков сочтет трагедией.

Приятно в наше время встречать молодых американских евреев, буквально по крохам собирающих историю своих предков, и Пол Вилхер Гинзбург – один из них.

– Зачем? – спросил я однажды одного такого усердного.

– Каждый человек, – отвечал тот, – имеет право на память о себе. Минимум – на упоминание в качестве листочка генеалогического древа. И каждый обязан найти такой листочек, если он утерян, и вернуть его на место.

С того дня как прадед Пола покинул Судилков, прошло 103 года. Отправляясь в это мало кому известное местечко, Пол не мог толком сказать себе, что именно хочет он там найти, но, как он сам пишет, в глубине души догадывался, что обретет успокоение в благодарственной молитве Г-споду за то, что тот надоумил прадеда покинуть свою землю и перебраться в Калифорнию. Хотя, с другой стороны, без украинских корней не было бы ведь его самого; посему поездка за много тысяч миль от штата Мерилэнд стала для него одновременно путешествием внутрь собственной души.

Пол пишет, что по прибытии ему для восстановления местечкового пейзажа, каким тот был 103 года назад, не пришлось особенно напрягать воображение, так как там практически ничто не изменилось: те же телеги на конной тяге, те же женщины, несущие ведра на коромыслах или стирающие белье в речке, а посреди улицы – куры, утки, коровы, свиньи, собаки... Форменное, он пишет, сафари!

 

 

 

Ему помогли найти остатки того, что когда-то было еврейским кладбищем.

 

 

 

 

Теми же достижениями цивилизации, вроде водопровода, которые за последнее столетие стали для нас столь привычными, что мы их не замечаем, в Судилкове еще не обзавелись. Хотя селение и окрестности не лишены были своеобразной красоты и, бродя по грязным улицам и проулкам, Пол чувствовал себя так, будто он по ним уже однажды ходил.

Вот показали ему – на этих улицах, жили евреи, там, где теперь киоск, стояла синагога, а на этой засыпанной гравием площадке прежде шумел еврейский рынок.

Ему помогли найти остатки того, что когда-то было еврейским кладбищем. Даже кирпичный забор растащили добрые поселяне, и коровы теперь бродят, наступая на могильные плиты. Отдельные ивритские буквы и целые слова еще можно разобрать. Сотрутся эти письмена, и от еврейского присутствия в Судилкове уже ничего не останется.

Судилчане зазвали Пола и его жену к себе; слушая, не переставали удивляться, что эти странные инопланетяне отправились в такую даль лишь для того, чтобы пройтись по улице, где когда-то жили их предки. Старики помнили живших здесь евреев и отзывались о них с теплотой: «Гарни булы люды. Ничого не скажеш – гарни...»

«Какое, однако, тихое, красивое место, – думал про себя Пол, прогуливаясь вдоль домов и пытаясь сквозь подошвы своих американских ботинок ощутить землю, по которой ходили прадеды. – Какой же урок должен я извлечь из этого путешествия в прошлое?»

Несколько дней ушло на посещение Шепетовки, Анаполя, Славуты: везде еще можно было, оказывается, найти следы еврейских кладбищ и могилы великих цадиков. Самым трудным оставался вопрос: как могло случиться, что именно здесь, за тысячи миль от цивилизации, родилось и распространилось по всему миру хасидское движение? (Видимо, хасидизму при его рождении не нужен был водопровод.)

Однако же, кроме могил великих цадиков, ему показали места великих расстрелов и заброшенный колодец, в который «они» бросили 300 еврейских младенцев. Это же нужно было по всей округе собирать младенцев, найти какой-то колодец и, не обращая внимания на визг, бросать детей в дыру, а потом, вырвав чеку, кинуть за ними вслед две-три гранаты. Чтобы перестали визжать. Если бы «они» совершили только «это», то «это» должно было лечь пятном на всех, стать вехой в истории народного изуверства. А помнят сегодня про те события разве что две-три сердобольные старушки.

В последнее время на местах массовых убийств поставлены обелиски и сделаны приличествующие «добрим людям» эпитафии. А в Судилкове? Неужели люди исчезли с лица земли, не оставив ни следа, ни упоминания?

Основатель хасидизма Баал-Шем-Тов учил, что в мире нет ничего случайного и все имеет свой глубокий смысл. И Пол отправился в Меджибож, на могилу самого Баал-Шем-Това, в надежде узнать ответ на вопрос: в чем же смысл урока, который ему, Полу, следует извлечь из этого визита?

Затем он снова вернулся в Судилков, чтобы найти здесь три братские могилы. Только на одной из них было подобие обелиска, и ему пришлось нанять пожилую женщину, которая где-то, на заднем дворе, за пустырем, служившим некогда еврейским рынком, отыскала для него этот камень. Женщина помнила место, потому что была свидетельницей казней.

Это была плитка с надписью на идише. Ей пришлось разгрести груды хвороста, веток, мусора и листьев. Чтобы прочесть, нужно было мокрой тряпкой стереть слой грязи.

Затем украинка рассказала Полу и его жене, что там произошло. Немцы и украинцы собрали тех евреев Судилкова, которые были слишком старыми или больными, чтобы пешком дойти до Шепетовки, где располагалось гетто. Этих стариков и больных привели на задний двор, вырыли большую яму, столкнули их в нее и зарыли живыми. Несколько дней земля продолжала шевелиться.

После войны сюда пришли евреи и поставили этот памятничек, а украинская семья, поселившаяся в еврейском доме, к которому примыкал задний дворик, некоторое время ухаживала за могилой.

(Может быть, я, ни о чем подобном не подозревая, пил самогон в этом самом доме, курил с дедом на его завалинке и ходил «до витру» на задний дворик? Страшно подумать!)

Теперь за памятником ухаживать некому. На этом заднем дворе Пол наконец-то понял, зачем приезжал в Судилков. Он уразумел, что, если бы прадед не покинул здешние места, лежать бы ему в этой страшной могиле. Его, Пола, отец не родился бы, и ему самому не родиться бы тоже. И он заплакал.

Я не очень понял: выходит, это был плач о том себе, который мог бы не появиться на свет?! А я надеялся, что он уронит слезу на могилу заживо погребенных. Для такого понимания стоило изучать труды Баал-Шем-Това!

Автор статьи пишет также, что 60 лет спустя нет места для мести... Но разве кто-нибудь сегодня говорит о мести? Речь идет о том, что жители Судилкова, которые, я уверен, по-прежнему гонят самогон из сахарной свеклы и пьют его в количествах, непонятных человеку Запада, никаких уроков из содеянного ими не извлекли. И до тех пор, пока не извлекут, выхода из своей беспросветной жизни найти не смогут. Они так наказаны, что большего наказания мы бы им не придумали.

 

Кроме могил великих цадиков, ему показали места великих расстрелов и заброшенный колодец, в который «они» бросили 300 еврейских младенцев.

 

 

<< содержание

 

 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 

E-mail:   lechaim@lechaim.ru