[ << Содержание ] [ Архив ] ЛЕХАИМ НОЯБРЬ 2002 КИСЛЕВ 5763 – 11(127)
Покаяние без прощения
Симон Визенталь.
Подсолнух.
Повесть. Пер. с нем.
Послесловие А. Гербер.
М. : Текст, 2001. — 191 с.
Петр Крапошин
Подсолнух... Так было принято у немцев почитать память убитых солдат – сажать на могиле подсолнух. Это, с одной стороны, символ конечности человеческого бытия, с другой – символ непрекращающейся жизни, связь с миром живых, которой, как казалось, у узников лагеря не будет. И герои романа каждый день видели эти подсолнухи, воспринимая их не иначе, как напоминание о близости смерти. Но кто из них и как ее встретит?
В книге известного общественного деятеля, публициста, посвятившего жизнь розыску нацистских преступников Симона Визенталя рассказ все время ведется от первого лица. Трагические события второй мировой войны мы видим глазами их участников, представителей военного поколения: узника львовского гетто и члена штурмовой команды СС.
Атмосфера, в которой живут герои романа, насыщена ненавистью. Кажется, непреодолимой тягой к насилию и убийству охвачены все: начиная от исполняющих с удвоенным рвением свои обязанности должностных лиц СС – до польских студентов, еще до войны устраивавших обструкции еврейским учащимся и профессорам. Видимая невозможность влиять на ход событий развивает у людей апатию, отнимает всякую веру, кроме веры в непреложный закон смерти.
И все же взаимопонимание и сочувствие возможны. Всегда. При всех обстоятельствах. Пусть даже речь идет о неожиданном контакте между представителями двух разных миров. Ведь полученные в детстве уроки добра и любви не в состоянии заглушить даже самые страшные обстоятельства.
Судьба эсэсовца Карла едва ли особо примечательна – когда Гитлер пришел к власти, в гитлерюгенд вступали многие. Да и привить науку ненависти в стране, раздираемой экономическим кризисом, каковой являлась тогда Германия, было немудрено. Казалось, большинство из тех, кто стал служить Гитлеру, убивали десятки и сотни тысяч людей не моргнув глазом. Но многие ли достигли той черты, когда убивать уже не могут? И потому не удивительно, что исповедь Карла имела столь неожиданный резонанс. Чем именно неожиданный? Простить – язык не повернется. Тот, кому была уготована судьба выслушать эту исповедь, сам каждый день готов был принять смерть...
Но враг уже повержен, ему воздано сполна. И дело не только в смерти от увечий. Ведь Карл просил прощения у одного из тех, кого его приучили ненавидеть и кого он убивал бы и дальше, если бы не взрыв той роковой гранаты в Таганроге, – прощения просил Карл у еврея. Именно перед смертью Карл признал ошибочность своих убеждений, по сути дела – расписался в бессмысленности своей жизни.
Не стоит удивляться и тому, что этот эпизод в госпитале вызывает у главного героя растерянность. Узник лагеря каждый день видит эсэсовца с плеткой, с автоматом. Но увидеть его беспомощным да еще просящим прощение у своих жертв?
Главный герой и Карл прошли испытание выбором: у каждого он был свой. У Карла – встать на путь ненависти и убийства или нет, и свой выбор он сделал не задумываясь. Да и кто из ему подобных задумывался? Наш же герой так и не мог найти решение.
Итак, палач стал жертвой.
Один из главных вопросов в романе о том, почему одни становятся палачами, а другие – жертвами, хотя Б-г создавал людей из одного материала.
Но прощать ли Карла? Этот вопрос оказался не менее сложным. Каждый из хорошо знакомых Карлу обитателей гетто отвечает на него по-разному. Один из его товарищей, Артур, говорит:
«Ты не можешь простить ему то зло, которое он причинил другим... То зло, что причинили тебе лично, ты можешь при желании простить и забыть. За это ты будешь отвечать только перед собой. Но было бы величайшим грехом взваливать на свою совесть чужие муки».
Будущий католический священник Болек заключает:
«...этот человек стоял на пороге смерти, и у него уже не было времени искупить свое преступление, не было возможности, творя добро и помогая живым, хоть как-то загладить свои грехи перед мертвыми... В нашей религии раскаяние есть важнейшее условие прощения... и ведь он раскаялся. А кроме того, тебе следовало бы подумать о другом: перед тобой лежал человек на смертном одре, и ты не выполнил последнюю просьбу умирающего».
Разные люди, разные религии – и разные мнения. Доведенные бесконечными злодеяниями до края, решение простить воспримут как решение оправдать. Возможно, многие подумают, что раскаяние не было искренним. Могло и не быть той гранаты, которая подвела черту под деяниями героя и, в конечном счете, жизнью. Но расстрел спасающихся от пожара и оказался той последней чертой, за которой – пропасть. Попав в нее, злодей теряет былые силы и, таким образом, из палача превращается в жертву, теряя при этом все инстинкты самосохранения. А ведь от той гранаты можно было и увернуться...
Встреча Карла с матерью погибшего. Вся правда о сыне не сказана. А есть ли смысл говорить ее? Алла Гербер в своем послесловии пытается акцентировать на этом вопросе и отвечает на него неоднозначно. Карла она предлагает простить. Но простить именно неведение того, что он творил. А за кровь невинно убиенных он возмездие получил. И оно заключается не только в смерти без покаяния. А то, что пришлось просить прощения у того, кто мог бы быть его жертвой, – это ли не возмездие?
Но воспоминания Аллы Гербер, приводимые ею в послесловии – напоминание о том, что опасность не миновала. Они – напоминание и о том, что сталинский режим недалеко ушел от гитлеровского. Это и ее рассказ о детстве, когда пришлось носить передачи отцу, это и воспоминание о набегах представителей общества «Память» и РНЕ... Ее послесловие так же, как и сам роман, призывает нас не бояться сопротивляться злу, не позволять себе слепо подчиняться заблуждениям эпохи. Вообще же «Подсолнух» – это предостережение, своего рода «Преступление и наказание». Безусловно, масштабы убийства несопоставимы да и мотивы разные. Но в сущности, наказания во многом схожи.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru