[ << Содержание ] [ Архив ] ЛЕХАИМ НОЯБРЬ 2002 КИСЛЕВ 5763 – 11(127)
КАКИХ ФАМИЛИЙ ТОЛЬКО НЕТ!
Пинхас Коц
Уважаемая редакция!
В журнале № 8 за этот год в заметках Пинхаса Каца «Бабель и вокруг его» допущена серьезная ошибка, искажающая образ И.Э. Бабеля, который прекрасно владел еврейским языком и поэтому не мог перевести еврейскую фамилию Шейнкман на русский язык как Светлов. В дословном переводе эта фамилия должна звучать как Шинкарь, Шинкарев. Псевдоним Светлову придумал отец поэта. Сам же Михаил Светлов во вступлении к поэме «Юность» рассказывает, что псевдоним ему придуман в губкоме комсомола:
Наконец натолкнулись
и, перебирая архивы,
Окрестили «Светловым» -
покойным редактором «Нивы».
(См. В.Г. Дмитриев. Скрывшие свое имя. М.: «Наука», 1977.)
Разные есть фамилии... Но для начала поблагодарим читателя за то, что исказил наш светлый облик через «а» – Кац. Можно ведь, извините, и посредством согласной.
Что? Какой?..
Подумайте головой!
УЛЫБНИТЕСЬ, ЕВРЕИ!
Я, Пинхас Коц – дальний и непрямой потомок Аркадия (Аарона) Коца, переводчика «Интернационала». И озаглавил свой труд «Бабель и вокруг». Без местоимения!.. А если уж искажать, следуйте в крайности местным обычаям – «Бабель и вокруг него». Опять-таки жирным шрифтом. С буквою «н» для фонетического комфорта.
Говорят, в веселую минуту (за субботним столом?) Семен Владимирович Высоцкий наградил сына Володю иноземной кликухой Schwanz (шванц – перевожу на кириллицу). И погрузившись в словарь, любознательный Вова выудил хвост, очередь и... да, то самое... на три буквы... нашу фамилию через «п».
УЛЫБНИТЕСЬ, ЕВРЕИ!
Впрочем, к Володе Высоцкому обратимся мы в январе, в очередной его день рождения. А пока – небольшая поучительная история с одним нашим близким знакомым, который (знакомый) решил разузнать: откуда взялась его паспортная фамилия?
Коэффициент Шульмана
в двух частях
Часть первая
ритмической прозой
Это как раз напротив клиники Склифософского, как раз на другой стороне, где магазин «Электроника». Там и стою я, голову ветру подставив, и вам объясняю, зачем должен поэт называться собственным именем.
Если, к примеру, некто родился с фамилией Шульман, – расписываться Шухмин ему уже ни к чему.
Во-первых, с практической точки. Я говорю Шухмин – ко мне адресуются Шухман. Я им Шухмин говорю – Шухман они говорят. Я им кричу Шухмин – они отвечают Шухман. Так для чего же мне имя свое менять?
А во-вторых, поймите, тот, кто читает книгу, – он ведь меня не видит. И мой псевдоним по носу сверить не может. Никак. Разве что в городе Орша укажут ему фотографию в рекламном большом окошке, где выставлен на обозренье образчик фоторабот.
Надо сказать, что в Орше дедушка мой – фотограф. И вывесил в полном составе всю нашу семью.
В центре – бабушка Рая. С обеих сторон – дети: Абрамчик, Арончик, Сема, Додик и мой отец – единственный, кто остался из мальчиков этих живой. Ниже и сбоку – тетки: Софа, Эстер, Рахиль, Лия и, кажется, Фрума – мертвые через одну.
А после – внуки и внучки, сестры мои и братья, двоюродные и родные: Яша, Саша, Илюша, Гриша, Аркаша, Андрюша, Ольга, Олег, Владимир...
И среди них – я.
Представьте себе монгола, пишущего по-русски, который отображает татаро-монгольское иго под псевдонимом Петров... Или, возьмите, Чехов, что написал про еврея рассказ под названием «Скрипка Ротшильда». Знаете, да?
И вот – тот рассказ про еврея (мы фантазируем с вами) он поместил бы в печати под псевдонимом Чехович?..
Чехович, Чехзон, Чехновицер, Чехбурд, Чехменштейн, Чехманович... Кратко сказать – Лермонтович... Лермонтович и Пушкинзон...
Нету у нас фамилии смешней, чем фамилия Пушкин. Недаром, чуть что, поминаем: а думать кто будет – Пушкин? А делать кто будет – Пушкин? А отвечать уж тем более он!
Фамилия на обложке – не слово, не звук и не буква. Фамилия на обложке – математический знак.
То, что написано в книге – в поэме, в пьесе, в романе, в статье, в дневнике, в заметке и даже в научном труде, – это нужно умножить на то, что стоит на обложке в правом верхнем углу или посередине, – на имя и отчество автора.
И на его фамилию. На папу, представьте, и маму. На дом, в котором живет. В котором родился и вырос.
И как результат умноженья получите вы страну, где небо зовется «лифшиц», облако – «рабинович», и значит, по синему «гурвичу» белый «шапиро» летит.
Часть вторая
с эпиграфом
Пушкин изображал сестру бессарабского губернатора Мадонной и на руках у нее – младенцем – генерала Шульмана.
В нашем классе было два Шульмана, и мы как-то заспорили: что
означает эта фамилия? Шустрый Алик самостоятельно изучал немецкий и сообразил
так: Schule, – говорит, – 
школа, а Mann – человек. И
Шульман – получается – ученый человек.
Я обрадовался и вечером доложил бабушке. Она прыснула как девчонка, опровергая Алика. Дескать, чтоб да, так нет! Schule, действительно, по-немецки – школа. А на идише – родном языке наших предков – еще и храм, синагога. Дом учения. Шул.
– А ман? – спросил я.
– А
Mann, правильно, – человек.
– Что ж, Шульман, выходит, – поп?
– Нет! – фыркнула бабушка. – Всего лишь – синагогальный служка.
На другой день я снова схватился с Аликом, но был побежден – и доводами, и кулаками.
Шмыгая носом, побитый, приплелся домой. Бабушка накормила меня, выспросив невзначай, что приключилось. Затем принесла том Пушкина и прочитала вслух «Мою родословную»:
Смеясь жестоко над собратом,
Писаки русские толпой
Зовут меня аристократом...
Поди, пожалуй, вздор какой!
Сразу же, с голоса (что звучит во мне по сей день), я выучил эти стихи и утром орал на уроке: не торговал мой дед блинами!.. Наша рыжая Марья Ивановна в обалдении уставилась на меня. Окна дрожали от моего ора:
Я – грамотей и стихотворец!
Я – Пушкин просто! Не Мусин!
Я не богач, не царедворец!
Я сам большой! Я мещанин!
– Какая нация! – сказала Марья Ивановна, отдувая рыжую прядь. – Какая нация – жидки-то наши! В них дьявол сидит...
И Алик захохотал – единственный, кто усек, откуда что.
Потому что Марья Ивановна передавала нам «Историю моей голубятни» – рассказ Исаака Эммануиловича Бабеля. Как мальчик поступал в гимназию, декламировал на экзамене Пушкина и учитель – из негодующих и румяных московских студентов, – учитель произнес ту самую фразу, что Марья Ивановна повторила.
Потом она возвратилась к стихотворению, с подробностью объяснив, кто именно смеется над собратом, чей дед торговал блинами, чей – наблещивал сапоги, чей – пел с дьячками...
Тут Алик поднялся с места, излагая наш спор насчет фамилии. Кто прав – он или я? Шульман – ученый человек или синагогальный служка?
– Не знаю. – И Марья Ивановна тряхнула прической. – Разберитесь-ка меж собой...
С тех пор минуло много лет. А еще больше – кануло. Марья Ивановна поседела. Алик сделался крупным ученым – профессором и членкором. А я так и остался – просто Шульман.
Поздняя сноска:
Фамилия Шульман – от библейского имени Суламифь.
УЛЫБНИТЕСЬ, ЕВРЕИ!
Мы – Пинхас Коц – не академик, не герой, не мореплаватель, не плотник. Но главное – не академик. Потому что даже не кандидат. Не одолели, блин, кандидатский минимум. То есть язык-то – пожалуйста. Хоть английский, хоть немецкий... А вот ихняя философия! С этой... как ее... политэкономией...
Уж бедные родители заклинали нас дальним и непрямым предком, переводчиком-толмачом партийного гимна. Мол, что тебе стоит, Пиня? Товар, деньги, товар – и вся наука! Язык, что ли, отсохнет? Переход из количества в качество как единство противоположностей. Форма содержательна, а содержание формально. На том съезде то, на этом – это!
– Милый, не будь Коцем! – ласково лепетала любимая (с заменой передней буквы). – Экий ты, право, коцоватый...
Но мы, Пинхас Коц, – Пиня из Жмеринки, – мы по-прежнему витали в облаках, пребывая в эмпиреях и объятиях Морфея, подобно другому нашему приятелю с не менее распространенной фамилией:
Израиль Петров
Сон
Я попал в клинику и никак не мог выйти. Ходил по длинному коридору, оглядываясь на вывески и таблички.
Меня окликнул веселый молодой человек. Мы поздоровались.
– Вы, – сказал он, – странно себя ведете. В чужом доме или в чужой стране надо прежде всего представиться хозяевам. И если интересуетесь, где тут что, – обратитесь к аборигенам. А вы точно заблудились в лесу и ориентируетесь по приметам.
– Петров, – сказал я.
– А моя фами
лия – Сносов. – Он улыбнулся. – Возможно, далекий предок оставил кого-то «с носом», а может – остался сам. Или неаккуратно носил кафтан и армяк – быстро снашивал. Не исключено, что был чересчур покорный – все мог снести. А то, напротив, обладал слишком пылким характером и сносил несогласные головы, как мы сейчас – старые дома.
Он подвел меня к большим стеклянным дверям и махнул в сторону остановки. С подробностью пояснил, что и куда идет.
– Простите, – спросил я, – а чем вы больны?
– У меня рак, – ответил он весело.
И я вышел на улицу.
Но фамилия моя была Гурвич.
УЛЫБНИТЕСЬ, ЕВРЕИ!
Мы, Пинхас Коц, как сказано, – не академик и не кандидат. Не допущены в научные читальные залы. А если кто посещает, гляньте, please, толстую книгу, вроде бы изданную в Израиле, об этимологии еврейских фамилий. Развейте наш доморощенный туман! Почувствуйте разницу между der Schein (свет, сияние, мерцание) и опять же der Schank (торговля спиртными напитками). Или добудьте справку по интернету и поделитесь с нами своими открытиями, как третий наш, одесский корреспондент:
Арье-Лейб
Тезки
Самуил Яковлеви
ч Маршак держал молодых поэтов – Ваншенкина и Винокурова – за однофамильцев. Что на идише вайншенкер, то на местном наречии винокур.
УЛЫБНИТЕСЬ, ЕВРЕИ!
Самуил Яковлевич (в смысле – Маршак) собственною персоной вляпался в анекдот. Заспорил однажды с Ботвинником и Кагановичем, кто знаменитей.
Каганович – «железный Лазарь», глава МПС, Наркомпути с портретами на демонстрации и московским метро его имени. Михаил Ботвинник – всемирный шахматный чемпион. Ну а Маршак, известно, – в любой хрестоматии...
Вышли они на улицу – и к первому встречному:
– Эй, мужик, кто мы такие?
– Вы? – Мужик почесался. – Знамо, кто! Вы – яурэи...
НЕ ПРЯЧЬТЕ УЛЫБКУ, ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!
Александр Воронель – физик, доктор наук, литератор, редактор, диссидент, отказник – и вот напечатал в «Еврейском слове» примечательную статью. С тремя, в частности, детскими эпизодами.
1. Мальчик Саша пошел на день рождения к мальчику Алику и отобрал у него чуть не все подарки. Родители шибко ругали мальчика Сашу.
2. Мальчик Алик пришел к мальчику Саше на день рождения и припрятал тайком едва ли не все подаренные игрушки. Мальчик Саша (кулаками и ревом) вернул законные приношения. Родители шибко ругали мальчика Сашу.
3. «Так что же в итоге? – И мальчик Саша захлопал глазками. – Алику можно, а мне, что ли, нет?!»
Сашины родители опустили глаза.
УЛЫБНИТЕСЬ, ЕВРЕИ!
Дедушка Коц (не переводчик «Интернационала») сказал мне, своему внуку, в подобной ситуации:
– Пиня, ты старший и сильный, поэтому уступаешь всегда.
Дедушка Коц (как и я, на три буквы) толковал alter по Михоэлсу. Возраст тут ни при чем. Старший тот, кто чувствует себя старшим и заботливым. Сильный – не обязательно мощный (мышцами или разумом), а тот, кто чувствует себя сильным и защитником. Богатый – не, подчеркните, денежный, а тот, кто чувствует себя богатым и щедрым.
УЛЫБНИТЕСЬ, ЕВРЕИ!
И вот вам, пожалуй, последняя байка. Снова при участии деда.
Мойше Аптекарь
Кто есть кто
I
– Таксисты, – говорил дедушка, – передовой отряд рабочего класса. А евреи, – посмеивался, – авангард местной интеллигенции.
– А если еврей – таксист? – спросил Чарльз Лурье, который переводил дедушку на английский.
– О-о! Это, наверно, жулик.
II
– Еврей... еврей... – ворчал дедушка. – Я такой еврей, у которого местное население спрашивает дорогу.
И действительно! Стоило выйти на улицу – обступали мгновенно. Где то, се, пятое, десятое? Как пройти? Как проехать?
III
Дедушка очень любил Есенина. Помню, я читал ему вслух:
Быть поэтом – это значит то же,
Если правды жизни не нарушить...
– Да, – кивал дедушка, – правильно. – И торжественно произнес в том же размере: – Быть евреем – это значит помнить.
IV
– Деда! – сказал я. – Смотри, какие англичане умные. У них еврей называется «ювелир», «драгоценный».
– Нет! – Он засмеялся. – Ювелир называется «еврей»... Да разве у нас хуже? Вспомни хоть, как твоя фамилия.
– Аптекарь, – сказал я.
V
– Коган, – сказал дедушка, – самая древняя фамилия на земле. В десятом веке до нашей эры на свете, представь себе, обитали Коганы.
– Тридцать веков? – удивился я.
– Да! – засмеялся дедушка. – Теперь понимаешь, как мы здорово всем надоели!
УЛЫБНИТЕСЬ, ЕВРЕИ!
Азохнвей, – говорил дедушка, – это когда муж – рикша, жена – гейша, а сын – Мойша... Все остальное проходит.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru