[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ ИЮЛЬ 2002 ТАМУЗ 5762 — 7 (123)

 

Человек, который перенес Стену плаЧа

Узи Вайль

Узи Вайль родился в 1964 г. в кибуце. Писатель, сценарист, журналист и переводчик. Автор романа и двух сборников рассказов. Сюжеты его произведений разворачиваются в современном Израиле, зачастую являясь фотографическими, почти документальными образами страны и ее граждан. В некоторых своих рассказах прозаик использует гиперболизацию и приемы социальной фантастики. Живет в Тель-Авиве.

 Я думаю, что Давид Лугаси никогда не осознавал, насколько он любит Стену плача, пока не увидел ее разобранной полностью – до последнего камня. Все они были погружены на тридцать грузовиков его компании «Перевозки и ремонт, американское качество». До того момента Стена была определенным местом, всего лишь местом. Но убийство Рабина[1] изменило все.

Лугаси – один из тех редких людей, которые рождены, чтобы молиться. Поэтому неудивительно, что возле Стены он чувствовал себя как дома. Он не был религиозным настолько, чтобы жениться на внучке Адмора[2] или кого-нибудь еще такого, но есть люди, которые счастливы, когда молятся. Перед наступлением Субботы Давид обычно шел в синагогу со своим отцом, потом возвращался в дом родителей, отец произносил кидуш, затем была субботняя трапеза, а после Давид садился в автомобиль и ехал на вечеринку. В семье Лугаси это считалось отличной встречей Субботы.

И вот причина, по которой Давид любил Стену плача и ненавидел Иерусалим: в тот момент, когда ты проезжаешь Шаар Хагай[3], ты обязан сделать выбор. Правый ты или левый, религиозный или светский, носишь вязаную кипу или обычную черную – прямо как в американских фильмах, где житель квартала бедноты должен выбрать, к какой банде принадлежать, иначе останется один во враждебном и жестоком городе. Лугаси, который ненавидел выбирать и любил молиться, после каждого визита к своей обожаемой Стене возвращался все более и более раздраженным. И вот недавно – прошла как раз неделя после убийства Рабина – он не выдержал. После очередной поездки к Стене Давид позвонил мне.

Был час ночи.

– Ты должен приехать, – сказал он. – Давай, возьми такси и приезжай в Иерусалим. Мне срочно нужен твой совет.

– Совет о чем?

– Куда ее перенести, брат

. Стену-то. В течение часа я заканчиваю погрузку. Приезжай, некогда разговаривать. У меня в аппарате садится батарейка.

 

***

В полукилометре от Стены дорога была перегорожена переносными заграждениями пограничной стражи[4]. Солдат-друз наклонился к окну моего автомобиля:

– Господин, нет проезда. Стена на ремонте.

– Что?

– Ремонт. Чистят, убирают. Готовятся к специальной церемонии памяти Рабина.

– А, понятно.

Солдат смотрел на меня и ждал. Я почесал в затылке и сказал:

– Послушай, мне нужно проехать. Я из группы консультантов.

– Как вас зовут? – спросил солдат и вытащил из кармана брюк мятый список.

– Узи Вайль.

– Вы знаменитый Узи Вайль?

– Знаменитый? – удивился я. – Чем же я знаменит?

– Что же вы сразу не сказали, – солдат хлопнул меня по плечу. – Подрядчик предупредил, чтобы вас пропустили. Послушай, я с вами на сто процентов. Мы, друзы, у нас ведь союз с народом Израиля.

– Понятно, – ответил я осторожно.

Он крикнул своему товарищу, чтобы тот отодвинул заграждение и дал мне проехать. Потом опять обратился ко мне:

– Вот поэтому-то, хоть я и друз, я полностью за твоего отца.

– Моего отца? – растерялся я.

– Великий человек, – продолжал солдат. – Жаль, что таких больше нет. Вечная ему память.

– Но мой отец жив.

Друз застыл на месте:

– Правда? Бегин[5] не умер?

Я не знал, что сказать, и вежливо улыбнулся ему.

– Да что ты говоришь, – все более удивлялся солдат, качая головой из стороны в сторону. – Вот это да, Бегин жив, а? Тогда что же – он скрывается?

Я уклончиво пожал плечами.

– Вот молодец, – продолжал друз, – это ведь он тогда научился – в подполье. Когда же он возвращается?

– Ну, еще год-два, – я был должен что-то

ответить.

– Передай ему – мы ждем, – сказал солдат. – Даже я, хоть и друз, я жду. Знаешь почему?

– Из-за союза с еврейским народом? – припомнил я.

Он посмотрел на меня с явным одобрением:

– А ты молодец. Я вижу, что отец воспитал тебя хорошо. Вы молодцы, толковая семья.

– Да, – начал было я, – вот мой сын, он немного...

– Тоже серьезный?

– Ну.., – неопределенно пожал я плечами.

– Не важно. Бегин – это Бегин. Вы правильная семья.

– Я передам отцу, – пообещал я.

Солдат отошел от моего автомобиля, и я проехал к Стене. Площадь перед ней была ярко освещена, и десятки рабочих занимались демонтажом. Оставались уже только два нижних ряда камней. Каждым камнем занимались двое рабочих. Отделив камень от Стены, они транспортировали его к огромному грузовику, стоявшему у выезда с площади. Двадцать девять таких грузовиков, уже загруженных камнями, выстроились в колонну на дороге, ведущей от Стены.

Я застыл на месте, пораженный увиденным.

На кабине последнего загружавшегося грузовика сидели Лугаси и водитель; они пили кофе из большого термоса. Заметив меня, Давид привстал и крикнул:

– Братан! Давай, забирайся, выпей с нами чего-нибудь.

Я ухватился за дверцу грузовика, водитель протянул мне руку, и я очутился наверху. Посмотрев вниз, я увидел, как рабочие приступили к разборке последнего ряда камней Стены. Картина была ошеломляющая: Стена выглядела всего лишь как ряд камней. Я сидел на крыше кабины и молчал.

– Ну что, впечатляет, а? – спросил Лугаси спустя несколько минут.

– Скажи.., – начал было я, но не смог продолжить.

– Сейчас я тебе все объясню, – сказал Давид, а сам почти незаметно кивнул в сторону водителя. Я понял, что он не хочет посвящать посторонних в свои планы.

– Ну что, – спросил он шофера, – кофе был хорош, а?

– Классный.

– Вот и ладно. Послушай, если ты не против, мы бы хотели обсудить несколько профессиональных вопросов.

Водила подозрительно взглянул на меня. Затем выплеснул остатки кофе из своей чашки на землю и спустился вниз.

Лугаси дождался, пока тот отойдет, а потом заговорил:

– Ну, что скажешь?

– Да что я могу сказать, – развел я руками. – Это...

– Круто, а?

– Да уж, – подтвердил я. – Действительно круто, ничего не скажешь. Но зачем?

– А они не заслуживают, эти иерусалимцы. Они не заслуживают, чтобы у них была Стена.

– Н-да... – неопределенно протянул я и посмотрел вокруг: рабочие приступили к разборке последнего ряда камней.

– Вот скажи сам, – Давид приложил руку к сердцу. – Скажи, если я не прав: на прошлой неделе, два дня спустя после убийства Рабина, да будет память его благословенна, я поехал к Стене помолиться. И за Рабина, и за страну, и за... Ну, не знаю. На сердце от большой тоски сделалось так... особенно после его похорон. Ты видел, как плакала его внучка?

– Видел.

– Ну, тогда ты понимаешь. Было тяжело. Я надел кипу своего покойного отца и отправился к Стене и представь себе: по меньшей мере человек пять остановили меня и сказали, что это так здорово, что Рабин умер.

Я понимающе кивнул. Лугаси глубоко вздохнул и сокрушенно покачал головой:

– Я кончил молиться и снял кипу. По дороге домой ко мне подошли еще трое и позвали на демонстрацию против религиозных: они ведь все убийцы, так эти сказали. И вот я решил – все, хватит, не желаю больше приезжать в этот город. И еще я понял, что я, Давид Лугаси, должен перевезти отсюда Стену.

– Перевезти куда?

– В Тель-Авив.

Я не знал, что сказать. Рабочие заканчивали разборку, действовали они споро. Еще двадцать камней – и Стены как не бывало.

– Классно работают, а? – гордо улыбнулся Давид. – Сто двадцать рабочих как один.

– А где ты ее поставишь в Тель-Авиве?

– Вот за этим-то я тебя и позвал. Посоветуй, где лучше всего: чтобы место было красивое, не вызывало споров, никакой политики, чтобы люди приходили помолиться со спокойным сердцем. Чтобы подходило

для всех.

– Может, на берегу моря? – предложил я. Лугаси удовлетворенно улыбнулся.

Так и сделали.

***

По прошествии получаса колонна грузовиков, кузова которых были накрыты брезентом, тронулась от места, где еще недавно стояла Стена плача, а сейчас оставался просто голый холм. Лугаси и я в джипе обогнали колонну и автобус с рабочими и подъехали к пропускному пункту пограничной стражи. Давид вышел из машины и, подойдя к знакомому солдату, хлопнул его по плечу.

– Закончили? – спросил тот.

– Да, – ответил Лугаси. – Можно убирать заграждения. Разрешение от муниципалитета у тебя?

– У меня, – солдат похлопал себя по карману гимнастерки. – Хочешь забрать?

– Оставь у себя. Мало ли, начнутся вопросы...

Лугаси сел в автомобиль и захлопнул дверцу.

– Разрешение настоящее, – пояснил он мне. – Действительно выдано муниципалитетом. Оно осталось у меня с того времени, когда я проводил канализацию в Биньяней а-Ума[6]. В документе написано: «Следует выполнять указания подрядчика».

Солдат-друз тем временем наклонился и постучал в мое стекло: он приложил к губам указательный палец, призывая меня держать в секрете наш с ним разговор. В знак согласия и приветствия я поднял вверх большой палец.

Колонна тронулась.

– Скажи, – обратился я к Давиду. – Я не слишком молод, чтобы сойти за сына Бегина?

– Солдат, что с него взять.., – пожал он плечами, сразу все поняв.

 

И вот так, безмятежно улы

баясь, продолжал Лугаси вести колонну грузовиков по пустынному шоссе. В три часа утра мы прибыли в Тель-Авив на набережную у гостиницы «Шератон». Давид и я вышли осмотреться, рабочие ждали в автобусе.

– Ну, что скажешь? – спросил Лугаси. Он стоял, по-хозяйски уперев руки в бока и оглядывая территорию. – Может, между «Шератоном» и «Мариной»[7]?

– Нет, мне не нравится, – я напрягал фантазию, пытаясь представить, как это будет выглядеть. – Прибрежная полоса слишком узкая, а нам ведь нужно место и для молящихся, и для тех, кто будет лежать на пляже.

– Ты прав, – сказал Давид. – Еще нужно, чтобы было достаточно далеко от моря, иначе зимой волны будут набегать на Стену.

Мы опять осмотрелись, и тут наши взгляды одновременно остановились на склоне возле «Хилтона», чуть ниже Сада Независимости. Мы пожали друг другу руки, и Лугаси направился к автобусу с рабочими:

– Давайте, ребята, выходите.

Те стали переговариваться между собой по-румынски[8], один из них, немного знавший иврит, встал и начал переводить слова бригадира:

– Мистер Лугаси, все очень устали. All night work, work[9].

– Скажи им, – распорядился Давид, – все получат еще по двести долларов. Но к утру нужно закончить.

Через минуту все румыны уже высыпали из автобуса и начали разгружать грузовики, другие возводили строительные леса на площади перед Садом Независимости. Они действовали поразительно быстро, собирая камни в Стену в том же порядке, в котором демонтировали ее. Однако несмотря на энергичную работу к рассвету удалось собрать только треть Стены. Лугаси, который все заранее предусмотрел, отправил рабочих спать. В шесть утра прибыла вторая смена. На этот раз это были арабы, и Давид объяснился с ними без переводчика.

В семь, разбитые, мы уселись в кабине джипа. Лугаси включил радио. Быстро проскочил выпуски новостей четырех разных станций – ни в одном не упоминалось о факте кражи Стены в прошедшую ночь.

– Может, в интересах следствия запретили разглашать? – предположил я. – Цензура.

– Что, и «Голосу Каира»?

И Би-Би-Си?

Я пожал плечами.

– Ладно, – продолжил Давид. – Мой покойный отец всегда говорил: Мужчина должен быть уверен в себе и никогда не тревожиться, кроме того случая, когда слышит сирену приближающейся полицейской машины. Теперь и мы поспим.

Мы задремали друг у друга на плече и три часа проспали беспокойным сном. В 10:30 утра нас разбудил стук в стекло кабины. Это был служащий муниципалитета. Лугаси опустил стекло.

– Вы подрядчик? – служащий неуверенно почесал в затылке.

– Я.

– Что это здесь такое?

– Стена Мира. В память о Ицхаке Рабине.

– А-а, – протянул чиновник. – Что-то знакомое, эта стена.

– Такая же есть в Иерусалиме.

– А, то-то я смотрю... Моя жена из Иерусалима.

Давид подозвал одного из рабочих и попросил принести кофе. Служащий уселся с нами, пил кофе и рассказывал, сколько он зарабатывает. Когда он ушел, мы снова включили радио: по-прежнему ни слова о том, что Стена плача исчезла со своего места.

Лугаси вышел из машины и потянулся. Потом сказал:

– Странно, да?

– Поедем посмотрим, –

предложил я.

Он взглянул на хлопотавших

рабочих:

– Ладно, давай умоемся и покатим.

 

***

Мы приехали в Иерусалим в 12 часов дня. Припарковали автомобиль недалеко от того места, где когда-то стояла Стена, и осторожно приблизились. У нас в головах проносились десятки разных вариантов развития событий, но ни один из них даже не приблизился к тому, что мы увидели: все шло как обычно.

Молящиеся молились – мужчины слева, женщины справа.

Полицейские как обычно патрулировали по площади.

Туристы с картонными кипами на головах как всегда фотографировались. 

Единственно странно было то, что Стена отсутствовала. Мы подошли. На своем постоянном месте стоял полицейский, который предложил нам надеть черные кипы.

– Скажите, – обратился к нему Давид, – а где же Стена?

– На реставрации.

– А где на реставрации? Где ее реставрируют?

Полицейский пожал плечами:

– Спросите главного раввина Стены. Это он сказал. Так вы проходите или нет?

Мы прошли.

Большая группа хасидов молилась с тщательным усердием, но их попытки засунуть записки в сухую землю холма не имели успеха. Они то и дело бросали по сторонам растерянные взгляды, но в целом было видно, что то объяснение, которое дал им главный раввин Стены, устраивает их. Мы оставили площадь перед бывшей Стеной и отправились поесть в близлежащий маленький ресторанчик, известный Лугаси.

Давид занимался хумусом и пил кофе. Его лицо было задумчиво. Закончив есть, он достал свой мобильный телефон.

– Здравствуйте, – начал он, когда ему ответили. – Это контора главного раввина Стены? Я хочу кое-что спросить. Я сейчас был у Стены, но там пусто.

– Не может быть, – отвечала секретарша. – Раввин находится на месте с самого утра.

– Да не раввин, – продолжал Лугаси. – Стены нет.

– А, так она в ремонте.

– Да что вы говорите, и кто же ремонтирует?

– Муниципалитет, – отвечала девушка. – Я не знаю точно, но утром раввин разговаривал с солдатами пограничной стражи. Они рассказали, что камни увезли для реставрации, особый проект.

– Пограничная стража? Это что, тот парень-друз на пропускном пункте, с ним разговаривали?

– Да, да, – ответила служащая. Она начинала терять терпение. – Это специальный проект мэрии в честь трехтысячелетия Иерусалима.

– Спасибо, – сказал Лугаси и закрыл телефон. Мы взглянули друг на друга.

– Оп-па, мы их сделали, – сказал он. – Похоже, что на следующей неделе я смогу увезти и сейфы Национального банка.

 

***

Весь тот день и следующую ночь мы работали как сумасшедшие вместе со строителями и перед рассветом, в конце второй смены румын, все было закончено. Мы стояли на мелководье, подвернув до колен брюки, и смотрели на новую Стену. Она была великолепна.

– Самое священное место для еврейского народа, – произнес Лугаси. В его глазах стояли слезы.

– Сад Независимости?

– Не шути так.

Он рассчитался с рабочими, которые загрузились в автобус и уехали. А мы продолжали стоять в воде, любуясь делом рук своих. Спустя несколько минут мы почувствовали голод, и только тут вспомнили, что почти сутки ничего не ели после того хумуса в Иерусалиме. Мы пошли в кафе «Регата», заняли столик у окна и сидели молча, глядя наружу.

– Храмовая гора в наших руках[10], – сказал Лугаси.

 

***

Сначала все шло гладко. Публика на пляже, хотя и выражала некоторое удивление, но никакая стена на свете не могла помешать ей купаться и загорать. А вот туристы, наоборот, дико возбудились. Более всех учудил один богатый американец из Чикаго, Джо Ривлин, председатель совета директоров и владелец компании «Ривлин и Ривлин, пуговицы и застежки», который прямо из гостиницы послал мэру приветственную телеграмму и приложил чек на сто тысяч долларов. Текст был таков: «Блестящая идея для развития туризма в Тель-Авиве и Израиле в целом. Если бы правительство США обладало Вашим мужеством, нам бы не нужно было ездить до парковки у Великого каньона, чтобы увидеть Великий каньон».

Религиозные в Тель-Авиве приняли новую стену со смешанным чувством, но вскоре привыкли. Во-первых, никто открыто не признал, что это та самая Стена, ведь главный раввин Стены до сих пор был уверен, что оригинал на реставрации. Во-вторых, даже если это действительно та самая Стена, то ничего страшного в том, что она несколько лет побудет в Тель-Авиве. Со всех концов Израиля начали прибывать верующие, которые заявляли, что новое местоположение Стены не только более удобное, но и гораздо более безопасное, если принять во внимание напряженную обстановку в Старом городе Иерусалима, сохраняющуюся вот уже несколько лет.

Но самое удивительное, что не изменилась атмосфера святости возле Стены несмотря на опасное соседство между молящимися ортодоксами и загорающими красотками на пляже. Первые стояли лицом к Стене, а вторые лежали лицом к морю, но все встречались в автобусах пятого маршрута, который был усилен пятьюдесятью новыми машинами. Даже гомосексуалисты, собиравшиеся в Саду Независимости, в конце концов привыкли к соседству со Стеной. Многие из них, как сообщил представитель партии «Мэрэц»[11] в городском совете, происходили из семей, где соблюдали традицию, и нынешняя близость Стены плача на удивление положительно повлияла на сексуальную ориентацию этих неформалов.

Трудности начались, когда мэр понял, что попало ему в руки. Первые дни он пребывал в шоке, выбрасывая в корзину для бумаг все приходившие по факсу сообщения на эту тему и увольняя любого, кто осмеливался сказать, что Стена плача теперь находится под его юрисдикцией. По прошествии недели глава города решил, наконец, приехать на место и посмотреть, что же там происходит. И когда убедился, что народ – черт бы его побрал! – как всегда прав, начались проблемы.

Прежде всего мэр провозгласил, что отныне Стена плача будет называться Стеной царей Израилевых – это должно было компенсировать переименование Площади царей Израилевых в Площадь Рабина. Второе, что он сделал, это пригласил Яакова Агама[12] раскрасить Стену фосфоресцирующими красками с изменяющимся цветом.

– Яаков Агам, – заявил отец города на пресс-конференции, которая состоялась на берегу моря и передавалась в прямом эфире на всю страну, – это художник международного уровня, который в своем искусстве сочетает кинетику и еврейство, и сделает Стену явлением следующего тысячелетия!

Затем прибыла команда техников со специальной звукоусиливающей аппаратурой, которая была установлена с двух сторон Стены, и непрерывно, 24 часа в сутки начали передавать объявления от имени мэрии и исполнять израильскую музыку.

Не прошло и дня, как 2-й канал телевидения объявил о предстоящем начале серии выступлений певцов и музыкальных групп, которые будут идти в прямом эфире под общим названием «Стенорок». Концерты будут проходить на новейшей вращающейся сцене, которую срочно приобрели в Германии и установили у Стены. Ведущим будет Дуду Топаз[13], а Дуду Дотан[14] будет рассказывать анекдоты. А Дуду Шмулевич – председатель профсоюза электриков – заявил, что, если до начала проекта с ними не будет достигнуто трудовое соглашение, то они оставят все побережье без света.

В те дни Лугаси мне не звонил. Он не выдержал, когда у Стены было проведено первенство Цахал по скалолазанию, и десятки пехотинцев карабкались по ней на веревках. Давид позвонил в тот день в четыре после обеда.

– Слышал? – спросил он убитым голосом.

– Это еще что, – ответил я. – Газета «Тель-Авив» готовит чемпионат по сквошу на пляже, догадываешься, в какую стену они будут колотить?

– Через час – перед «Хилтоном», – не отвечая приказал Лугаси и положил трубку.

Я предполагал, что он придет в удрученном настроении, но чтобы настолько... Подходя, я увидел Давида издали – понурившись он стоял рядом с киоском на пляже и курил. Впервые с того дня как Стена была перевезена из Иерусалима, мы с Лугаси приближались к ней. И то, что предстало перед нашими взорами, было очень нехорошо.

Поверху по всей ширине Стены было установлено мерцающее электронное табло со словами «Стена плача при поддержке “Едиот ахронот” и “Исракарт”»[15].

Немного ниже в стиле граффити большими буквами было написано «Авив Гэфен[16], Господь Бог».

Давид выглядел ничем не лучше своей Стены: у него были воспаленные красные глаза, он судорожно затягивался сигаретой.

– Что будем делать? – спросил я. – Может, люди успокоятся, это же для них в новинку. Дай им время.

Он кивнул. Мы подошли к маленькой будке возле полицейского заграждения, разделявшего загоравших и молившихся. Пожилой служащий в розовой униформе с эмблемой Стены на фоне моря выдал нам по кипе. Кипа тоже была розовая с такой же эмблемой и надписью «Закат у Стены – незабываемо!»

Мы прошли за барьер.

– Минутку, минутку! – закричал нам вдруг служащий с русским акцентом.

– В чем дело? – обернулись мы к нему.

– За вход – пятьдесят шекелей, пожалуйста.

Мы с Давидом молча переглянулись.

– Вечером – в десять, – процедил он. – Будь готов, я за тобой заеду.

 

***

В ту же ночь мы вернули Стену в Иерусалим, управившись за восемь часов напряженной работы. На этот раз обе бригады – румыны и арабы – работали одновременно, и еще до восхода солнца Стена была на своем обычном месте.

Лугаси стоял и смотрел на свою Стену.

– Вот и попытались.., – проговорил он и смахнул слезу в уголке глаза.

Рабочие уже сидели в автобусах, готовые отъезжать. Пустые грузовики один за другим оставляли площадь перед Стеной. Мы стояли в молчании, как вдруг сзади послышалось деликатное покашливание. Обернувшись, мы увидели раввина Стены. У него были красные воспаленные глаза, волосы немного всклокочены, и вообще он выглядел так, словно за одну неделю постарел на сто лет.

– А что, евреи, реставрация закончилась?

– Закончилась, – вежливо ответил ему Лугаси. Он смотрел на этого старого человека, и огромная необъяснимая печаль охватила его.

– И... Все в порядке?

– Все в абсолютном порядке, глубокоуважаемый раввин. Мы установили винты для крепления, оштукат

урили, где надо, – Стена как новенькая. Спокойно простоит еще три тысячи лет.

– Слава Б-гу, слава Б-гу! – раввин глубоко вздохнул и умолк. Помолчав, он проговорил:

– Хорошее дело, молодой человек. Только скажите там, в муниципалитете, что я прошу, чтобы в следующий раз меня заранее известили о таком деле. Ферштейст[17]?

– Следующего раза не будет, – отвечал Давид. – Если я еще раз возьму – мамой клянусь! – не верну.

 

Перевод А. Крюкова

 

Из сборника «Счастье».

Тель-Авив, 2001.


 

[1] Осенью 1995 г. еврей-экстремист Игаль Амир застрелил в Тель-Авиве премьер-министра Израиля Ицхака Рабина.

 

[2] Аббревиатура, означающая «Наш господин, учитель и наставник». Этого звания в иудаизме удостаивались цадики и религиозно-духовные авторитеты.

 

[3] Населенный пункт на шоссе Тель-Авив – Иерусалим.

 

[4] Мишмар а-гвул (пограничная стража) – части Армии обороны Израиля, совместно с полицией обеспечивающие общественный порядок и безопасность внутри страны.

 

[5] Менахем Бегин был очень популярен среди выходцев из восточных общин как политический лидер, остановивший (победив на выборах в Кнессет в 1977 г.) период непрерывного доминирования партии труда Израиля («Авода»), которая олицетворяла ашкеназийский истеблишмент.

 

[6] Биньяней а-Ума (Дворец нации) – расположенный в центре Иерусалима крупный дворец для проведения конгрессов и других массовых общественных мероприятий.

 

[7] Так в Тель-Авиве называют причал яхт-клуба и прилегающие к нему сооружения.

 

[8]Значительную часть рабочих-иностранцев в Израиле, занятых обычно в строительстве, составляют в последние годы румыны.

 

[9] Всю ночь работаем, работаем (англ.).

 

[10] Знаменитая фраза, которую произнес в эфире командовавший подразделением десантников генерал Мордехай Гур сразу после того как на завершающем этапе Шестидневной войны (1967 г.) израильские парашютисты выбили иорданские части из Восточного Иерусалима и вышли к Стене плача.

 

 

[11] «Мэрэц» – левосионистская политическая партия.

 

[12] Яаков Агам (р. 1928 г.) – известный израильский скульптор и дизайнер, приверженец «кинетического искусства». Создал ряд сооружений и скульптурных композиций, призванных влиять на чувства зрителей всеми средствами – цветом, световыми и звуковыми эффектами, а также движением составляющих частей. Одно из его наиболее известных творений – светомузыкальный фонтан на площади Дизенгоф в Тель-Авиве. Многие годы художник живет в Париже.

 

[13] Известный израильский актер эстрады и кино, популярный ведущий развлекательных программ на телевидении.

 

[14] Ведущий радио- и телепередач.

 

[15] Компания, осуществляющая выпуск и финансовое обеспечение банковских пластиковых карточек.

 

[16] Один из самых популярных у израильской молодежи рокпевцов, зачастую эпатирующий публику своими манерами и внешним видом.

 

[17] Понимаешь? (идиш).

 

 

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru