[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2002 НИСАН 5762 — 4 (120)

 

Ма ништана?

Шолом-Алейхем

Предлагаемая читателю статья классика еврейской и мировой литературы Шолом-Алейхема на русском публикуется впервые.

К сожалению, мы не смогли выяснить, когда она появилась на идише. Наш перевод сделан по тексту в 5-й книжке «Юнгвальд», приложения к журналу «Советиш Геймланд», за 1990 год.

 

Папа, хочу тебе задать четыре вопроса.

Первый вопрос хочу задать тебе:

Ма ништана а-лайла а-зе ми-кол а-лейлойс?[1] Чем отличается эта ночь Пейсаха от всех ночей целого года?

Ше бе-хол а-лейлойс – что все ночи целого года – ону ойхлим – едим мы все, что хотим, — и еврейскую росл-флейш[2], и гойскую колбасу, и рыбу с хреном, и раков, и вермишелевую бабку, и мороженое; а-лайла а-зе – а в эту ночь Пейсаха, куло маца – все стали праведниками: мама нам сказала, что коли мы желаем есть хомец, то нам следует отправляться в колбасную, потому что дома, говорит она, «пейсахдик», все уже пасхальное. Везде, в каждом углу, кошер, чисто. Блестит и светится. Посуду купили новехонькую, только что из лавки. Мебель вычищена. Двери вымыты. Окна выскоблены. Прислуга «откошерована»[3]. Из кухни раздаются ароматы сильноперченной рыбы, гусиного жира. К бульону приготовлены оладьи и галушки, блинчики и галушки в меду, яичная лапша. Нас заставляют надеть шапки, усаживают за стол, дают нам в руки сидуры, – по ним надо следить, – мы сидим, и смотрим в них ... как баран на новые ворота...

Что за комедия? Как назвать эту игру?

..........................................................

Вот я тебе, папа, и задал первый вопрос.

Другой вопрос хочу задать тебе:

Чего это мама на весь Пейсах отпустила бонну? Что это мы так стесняемся нашего праздника?

Может, стыдимся мы того, что освободились от египетского рабства, и превратились из рабов в народ?

Или, может, стыдимся мы Торы Учителя нашего, Моисея, в которой, говорят, написано: «Возлюби ближнего своего, как самого себя..», «Если враг твой голоден, поделись с ним хлебом, если жажда мучает его, дай ему воды...».

Может, стыдимся мы нашего Святого Храма, который, говорят, был Храмом для всех народов?

Быть может, за наших царей стыдно нам, за наших царей, которые не только войнами занимались; они, рассказывают, написали удивительные книги и сложили чудесные песни?

Может, стыдимся мы наших пророков, которые шли в народ и учили истине, чести, совести и правдивости. не позволяли обижать бедняка, притеснять слабого, обирать вдову, обворовывать сироту?.. Пророков, которые не стеснялись обличать сильных мира сего, даже самого царя, прямо в лицо говоря им правду?

Или, может, стыдно нам за то, что наши предки, говорят, готовы были, чтоб их резали и кромсали, жарили и сжигали, вешали и топили, готовы были безмолвно наблюдать, как пред их взором младенцев убивают, прыгать в огонь во славу имя Б-жьего, крича «Шма, Исроел!» – вот этого мы стыдимся???

..........................................................

Вот, задал я тебе, папа, два вопроса.

Хочу задать тебе третий вопрос:

Почему ты научил нас всем языкам, древним и современным, но одному языку позабыл нас научить, – нашему собственному еврейскому языку?.. Тому языку, которым написана Тора, тому языку, на котором говорили пророки, языку, на котором существует, говорят, большая, богатая, прекрасная литература?

Почему мы зубрили историю всех народов, древних и новых, только отложили историю своего собственного, еврейского, народа?

Почему мы прекрасно разбираемся в географии всех стран мира, но география Эрец-Исроел чужда нам?

Почему мы знаем детально назубок, в каком году были Гастяг и Гарпаг, Камбиз и Дарий Гистасп, и Иван Калита, и не имеем понятия, когда жил Эзра, а когда – Иеуда Макавей?

Почему мы знаем, кто такие Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Горький и Толстой, и не представляем себе, кто такие Иеуда Галеви, Левензон, Левада, Гордон, Абрамович?

Почему у нас малый ребенок знает, что за праздник Масленица, но когда приходит черед нашей Хануки, он ни в зуб ногой?

..........................................................

Три вопроса, папа, я задал тебе.

Четвертый вопрос хочу задать:

Почему тебе так дорог Иван Иванович, а реб Янкеля так мало ценишь ты?

Почему Иван Иванович трезвонит нам в парадную дверь, а реб Янкель идет с черного хода?

Почему, когда входит к нам Иван Иванович, начинается тарарам, все вскакивают с мест, бегут ему навстречу, забегают все дороги, а реб Янкель, когда приходит, смущенно стоит у входа, боится, что мы его не очень-то хотим видеть?

Почему, когда Иван Иванович кривляется, изображая еврея, перепуганного ружьем, и приговаривает: «Ой вей мир, штреляет!», мы все умираем со смеху, а если реб Янкель хочет что-то рассказать, он заглядывает в глаза – расположены ли мы его послушать?

Почему у Ивана Ивановича хватает наглости направляться прямиком к моей сестрице Матильде, ущипнуть ее за щечку, отпускать в ее адрес комплименты, какие только придут ему в голову, а когда реб Янкель однажды вставил словечко, что Матильда прекрасная бсула[4], мама излилась желчью: «Фи, жидовщина! Что это за слово такое, бсула?»...

Почему, когда приходит русский учитель, его мы встречаем уважительно, с почетом, боимся его сердитого взгляда, а стоит еврейскому «ребе» один раз в неделю явиться, чтоб мы могли исполнить тяжелую обязанность почитать немного сидур, мы делаем из него посмешище, подшучиваем над ним, слушаем, как нашу кошку, прячем его шапку под кровать или забрасываем калоши на чердак?

Почему мы подписываемся все годы на «Ниву» и «Новое время» месяц загодя, чтоб, упаси Б-г, не пропустить, а когда тебя кто-то спросил, отчего тебе не выписать еврейскую газету, ты был оскорблен до глубины души?

Почему весь мир трезвонит о своих литераторах, пишут о них целые тома, печатают их портреты, отмечают их юбилеи, издают их сочинения, воздвигают им памятники – светопреставление! – а когда к нам недавно приходил еврейский писатель, ты его прекрасно не пустил дальше порога и сказал: «Подать я вам могу, а в книгах ваших не нуждаюсь»?

Почему так часто в прессе пишут о твоих пожертвованиях вкупе с твоими обязательствами и стипендиями на нееврейские начинания, и что-то неслышно, чтобы ты поддерживал какие-то еврейские учреждения?

Почему мама не пропускает ни одного их бала, но когда речь заходит о еврейской «Талмуд-Торе»[5], говорит, что от евреев спасу нет, так они уже надоели?

Почему ты дал мне имя «Алкивиад», а не «Акива», ведь на самом деле я назван в честь дедушки Акивы? Чем это Алкивиад был лучше нашего великого мудреца рабби Акивы?

Почему моя сестра пляшет на всех елках, а я сам cколько раз слышал, как за глаза ее кличут «Хайка» и «жидовка»?

Почему суют свои носы Мотл-портной, Берл-сапожник и Хаим-столяр куда не следует, берутся за не свое дело, когда их никто не просит, принимают в штыки любого, кто хочет указать им правильный путь?..

Почему и почему, и почему, и почему?

..........................................................

Вот я тебе, папа, и задал все четыре вопроса.

Теперь, прошу тебя, дай ответ на мои вопросы.

А если не найдешь никаких ответов на мои вопросы, я дам тебе ответ:

Аводим аину... Рабами были мы...

 

Перевод с идиша Б. Горина

 

 



[1] Начало традиционных четырех вопросов, которые сын задает отцу во время пасхального сейдера.

[2] Вид мясного супа.

[3] На Пейсах полагается готовить в специальной, пасхальной, одежде.

[4] ивр.: девственница

[5] Начальная школа

 

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru