[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ МАРТ 2001 АДАР 5761 — 3 (107)

 

Дорогая редакция журнала «Лехаим»!

В середине губительной войны, когда еще мало кто знал об истреблении немецкими фашистами евреев, в их защиту раздался мощный голос Павло Тычины. Это было поэтическое послание еврейскому народу от первого тогда поэта Украины. Голос очень авторитетный, Москва ценила преданность ей «второго Шевченко», широко известного в стране и мире.

Павло Тычина.

Да, он был «щирым украинцем», из сельских священников. Кто бы мог подумать, что именно его голос так мужественно прогремит в 1942 году из Саратова! Он знал о Холокосте и не мог молчать.

Я сберег эти стихи и для тех, кто не понимает украинского языка, перевел их на русский. Очень многие у меня этот перевод переписывали. А в 1960 году я даже послал свой перевод Тычине. Стихи эти и сегодня актуальны, хотелось, чтоб их прочли многие. Вот мой перевод.

 

Еврейскому народу

Народ еврейский! Славный! Утешать

Тебя я не хочу. Но пусть дойдет до

                                           слуха:

В тот час, когда евреям умирать

Пришлося от фашистского обуха,

Хочу я силу, силу воспевать –

Всю силу твоего вечно живого духа.

 

Давно родилась сила та – когда

Неразделенным был ты, полносилым.

И кровь в тебе бурлила молода!

Раскрылся путь ковром цветистым

                                           милым...

Но вот подкрался враг, пришла беда –

Ты голубем забился сизокрылым.

 

Ах голубь, голубь! Образ он души

Когда-то был твоей... Но нет,

                                 не сохранился

Таким, когда сады и спорыши

Твои топтали. Ты не покорился

Врагу, а кинул клич «Круши!» –

И образ голубя на сокола сменился.

 

И в средние века неоднократно ты

Боролся. Ни цари, ни рыцари шальные

С тобой не справились – ведь как

                                         мужался ты,

Когда звучали голоса стальные:

И Ибн-Габирола из темноты

И Эзры и Галеви, молодые.

А в девятнадцатый суровый век –

О, сколько от царей ты настрадался!

«Еврей? – смеялись. – Разве человек

он?»... Путь тернистый расстилался

и, как казалось, ты погиб навек...

Но тут Шолом-Алейхем засмеялся!..

 

Тот смех, как неразгрызенный орех,

Катился на царей, катился

                            небосводом,

Грозя с земли навек смести их всех.

Распространился он и овладел

                                 народом –

Ударили цари тревогу. Но уж тех

Нельзя убить, кто жизнь отдал

                                     народам.

 

Все в жизни нашей бурно расцвело

Лишь с Октябрем. Ты вечно славься

Свободы час, когда тирана зло

Поражено! Еврей тогда назвался

Бойцом. За волю сколько их легло! –

Меж них и Ошер Шварцман

                                 красовался...

Прекрасен он и вечен. И слова

Его нам: «Югенд, югенд» – так

                                 необходимы!

О, молодость еврейства! Ты нова,

И все пути твои отныне нерушимы.

Душа опять по-новому жива.

О Правде голос твой – набат

                                      неумолимый.

 

Но глянь на Запад – все пути

Ведут евреев в когти людоеда –

И страшно их он мучит. Где найти,

Слова для отвращения? Победа,

Не сомневаемся, наступит.

                                        Не гнети

Проклятый. Отомстим за беды!

Да, правда победит! Она уже встает

И там, где греки и хорваты, рать

Кует свой гнев. Уже поет

Труба отмщенья. Сколько, сколько

                                          ждать?

Иль пусть, быть может, душегуб их

                                     всех убьет?

Пора повстанцам путь свой

                                        начинать.

И вот идут повстанцы, средь лесов,

                                          полей,

То появляются, то снова исчезают...

Кипи, кипи, наш гнев, грозою

                                        пламеней

За гетто дикое в Европе! Знают

Пускай фашисты – есть расплата.

                                         Бей!

На целом свете грозы нарастают!..

И мы под переблесками зарниц

Под гром тех гроз народных –

                            тяжесть груза

С евреев снимем. Хватит ниц

Лежать им. Хватит мук. Медуза

Фашистская, дрожи! Вот от границ

Вся мощь поднимется Советского

                                           Союза.

Мы слышим из Европы плач:

                                        Рахиль

Детей своих оплакивает – мать

Горюет, убивается. Пусть гниль

Фашистская до смерти трепетать

От этих будет слез. А быль

О черных днях не даст фашизму

                                              встать.

Народ еврейский! Славный! Утешать

Тебя я не хочу. Но пусть дойдет до

                                                слуха:

В тот час, когда евреям умирать

Пришлося от фашистского обуха –

Хочу я силу, силу воспевать –

Всю силу твоего вечно живого духа.

 

Я с детства полюбил стихи Тычины, с юности помню его первый сборник «Солнечные кларнеты»: я упивался музыкой его строк, их свежестью. И всю жизнь, увидев летнее поле, лес, реку, повторяю про себя прекрасные стихи, напеваю их.

 

Птах – рiка – зелена вика –

Ритми соняшника.

День бiжить, дзвенить – смiється,

Перегулюється!

 

Миниатюры-шедевры приходят на память, когда я, например, вспоминаю о фронтовой зиме. Вот фрагмент (в моем переводе):

 

Как упал же он с коня

Да к белым снегам,

Слава! Слава! – докатилось

И легло к ногам.

Еще руку приложил

К сердцу своему:

Рад еще бы раз увидеть

Такую же зиму...

 

Перед глазами картина Петрова-Водкина «Смерть комиссара», и я вспоминаю о своем дяде, юноше Иоселе, воевавшем с погромщиками и убитом бандитами в годы гражданской войны.

Тычина был хорошо знаком с историей и культурой еврейского народа, даже изучал идиш. Поэтому так хороши его переводы еврейских поэтов – Давида Гофштейна и других.

Когда началась борьба с «безродными космополитами», он занимал высокий пост в Верховной Раде Украины и знал многие секреты. Бывший заместитель директора Дома писателей в Киеве рассказал, как в начале 1953 года Тычина предупредил его о готовящемся массовом выселении всех евреев в Сибирь. Просил передать по цепочке, чтоб приготовили срочно теплую одежду и обувь. Он рисковал, зная, что и за ним, наверно, следят.

Спасибо тебе, Павло! Мы тебя помним.

 

Борис Дехтяр,

Нижний Новгород

 

 

 

Дорогая редакция журнала «Лехаим»!

Позвольте выразить свое восхищение делом ума и рук ваших. Журнал «Лехаим» прекрасно отражает огромный многогранный вклад представителей еврейского народа в сокровищницу мировой культуры, науки и искусства, во все отрасли человеческой деятельности, а рубрика «Памятные даты» содержит неожиданные сюрпризы и приятные открытия для читателя, в большинстве случаев не подозревающего о том, что известные всему миру имена великих личностей принадлежат нашим соплеменникам. При этом обида за судьбу еврейского народа и во многом за свою личную вытесняется чувством гордости за достижения и заслуги великих сынов нашего народа.

Мне бы тоже хотелось поделиться воспоминаниями – о моем отце, прожившем недолгую жизнь, но сумевшем внести свой вклад в дело, которым занимался, о Фридмане Пинкусе Абрамовиче, создавшем семечковую халву.

На берегу Днестра у стен старинной крепости на окраинах бессарабского городка Сороки стайки босоногих ребятишек, разделившись на группки, воевали друг с другом. Среди тех мальчишек был и будущий мой отец, родившийся в Сороках в 1894 году и оказавшийся в четырехлетнем возрасте круглым сиротой. Кроме Пини в семье было еще трое детей: его старшая сестра Маня, младшие Анюта и брат Гриша, которых, как котят, разобрали дальние родичи и чужие люди (соседи). Малыши учились им прислуживать и смотреть за их детьми. Несмотря на разделенные судьбы все они впоследствии старались не терять друг друга из вида, поддерживали связь.

В 1904-м, когда Пине Фридману исполнилось десять лет, он уже работал месильщиком халвичной массы на одной из фабрик Одессы, справляясь с тяжелым для мальчишки изнурительным физическим трудом.

П.А. Фридман. 1949 год.

Работая в дальнейшем на различных предприятиях, он в совершенстве изучил и познал тонкости технологии производства халвы и целого ряда других кондитерских изделий. Вскоре он даже сумел организовать собственное производство халвы и шоколада, собирая оборудование из фрагментов различных механизмов, которые удавалось найти на свалках. Халва, которую выпускал отец, вскоре завоевала широкий рынок на юге Украины, около его предприятия собирался гужевой и автомобильный транспорт – подводы, машины. Эта халва была самой разнообразной: тахинная, с тмином, ванильная, каштановая, арахисовая, и отличалась особыми вкусовыми качествами. Она выпускалась настолько тонкой консистенции, что буквально таяла во рту, как мороженое.

В пору, когда с ввозом сырья для производства халвы на Украине были длительные перебои, мой отец впервые решил применить ядро подсолнечной семечки, начав выпуск нового сорта, как оказалось, не только в местной, но и в мировой практике. Эта халва пользовалась большим спросом, ибо сочетала хорошие вкусовые качества с низкой ценой.

Поскольку отец не имел никакого образования и ничего не знал о защите приоритетных авторских прав, то его изобретение так и осталось не зарегистрированным государственным патентным ведомством. Однако ассорти из различных сортов халвы, выполненные в оригинальной расфасовке (в виде тубов, в цилиндрической станиолевой упаковке и др.), были представлены министру пищевой промышленности СССР А.И. Микояну, одобрившему эти образцы.

В 1922 году отец женился на девушке-сироте – Лейкихман Голде Борисовне, единственным «приданым» которой были ее два младших брата. Моя мать стала отцу незаменимым помощником во всех его делах. Однако счастье их было недолгим: спустя тринадцать лет она умерла, оставив отцу двоих детей – меня и младшую сестру Беллу. К чести отца надо сказать, что все последующие годы до самой смерти он стремился сохранить нашу семью и дать нам с сестрой полноценное образование. Познав с раннего детства горькую судьбу сироты, он всячески стремился оградить нас от бед, жертвуя собственным покоем и личным счастьем.

За свою жизнь отец несколько раз был «раскулачен», полностью разорен, нас даже выселяли из квартир. Однако всякий раз он с нуля возрождал свое производство, собирая новое оборудование своими руками, — все делал сам.

Во время Великой Отечественной войны отец организовал в Алма-Ате производство специальных витаминных концентратов для армии и подводного флота. А после войны создал халвичное производство на заводе им. Ворошилова в Одессе, наладил ряд производств в Молдавии. Он всегда был общительным и отзывчивым человеком и оказывал посильную помощь всем, кто к нему обращался.

Тяготы жизни, с раннего детства преследовавшие его, а также многолетняя борьба за восстановление собственного производства, систематически подтачивали здоровье: он так и не смог дожить до пенсионного возраста, не обременил государство выплатой соответствующего пособия. Умер отец в 1952 году в возрасте 58 лет от инфаркта миокарда – сердце на этот раз не выдержало.

Время течет неумолимо унося живых свидетелей – современников дел моего отца, и поэтому мне бы хотелось, чтобы заслуги его не остались и в дальнейшем безымянными. Ведь он прожил напряженную жизнь, принес людям пользу, внес посильный вклад и в копилку своих соплеменников.

Не так давно я узнал, что в журнале «Химия и жизнь» появились воспоминания об истории халвы, а в них и свидетельства об авторской роли в создании сорта из семечек (или подсолнечной халвы) Фридмана Пинкуса Абрамовича, написанные одним из последних «могикан» – современников моего отца, господином И.М. Горшковым из Ивано-Франковска. Это еще раз мне напомнило о сыновнем долге – рассказать о мало кому известной заслуге отца.

 

Борис Фридман,

г. Уфа

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru