В Еврейском музее и центре толерантности до 23 августа проходит выставка киноафиш и рекламных плакатов из коллекции известного адвоката и публициста Александра Добровинского. Подробности «Процесса о трех миллионах» — от первого лица.

У меня всего 22 коллекции, я посчитал: агитфарфор, агитлак, агиткость, ювелирное искусство, фотографии, ковры и т. д. Если я уж чего решил начать собирать, то все делаю «по большому счету». Несколько лет назад в каталоге одного известного аукционного дома нарвался на лоты российских и западных плакатов 1920–1930‑х годов. Эта эпоха мне всегда нравилась, в общем, все, что я собираю, к указанному времени и относится. Перед моим не очень замыленным взглядом предстало нечто уникальное. Перехватило дух. Я увидел феерическую разницу между работами наших и западных художников. Последние были гладенькими, уютными по‑своему, ласковыми и сладкими. От них веяло танцующим Парижем, английскими колониями, чарлстоном и духами. Они, скорее, напоминали не слишком оригинальную книжную графику.Неважно, были ли они немецкими, английскими или американскими. Я заскучал. «Наши», напротив, меня атаковали своей яркостью, дерзостью, вызовом и пронзительностью. Хладнокровная, притягивающая взгляд чеканка часто раздробленных слов. Сравнить, схлестнуть лбами эти две школы показалось мне любопытным. Что мы с куратором Марией Насимовой и дизайнерами экспозиции, бюро «Kleinewelt Architekten», рискнули проделать на выставке в Еврейском музее. Единственное, я понял, что собирать политику не буду никогда, мне там скучно, по мне, она груба и малоэстетична. И политический плакат ушел в небытие. Зато остались реклама и кино. Теперь слева от моего письменного стола висит и постоянно смотрит на меня удивительная женщина. Лиля Брик. Ее перевернутые полумесяцем глаза и чуть искривленный ухмылкой рот время от времени от меня уходят. Она же уходила не только от меня. Но, в отличие от ее других отношений, ко мне она всегда возвращается. Просто посмотрит на кого‑то (ее теперь часто на выставки забирают музеи) — и домой. Ко мне, к ее последнему мужчине. Это уникальный плакат (мне известно, что сохранилось всего два оригинальных экземпляра) к немой киноленте 1918 года «Закованная фильмой» авторства кантора революции Владимира Маяковского. Увидел этот плакат в антикварном магазине и уже не смог от него отойти. Еще через два дня он висел у меня на стене, и я отложил покупку кабриолета на месяц. С этого приобретения и началась моя новая коллекция. Как я уже говорил, 22‑я по счету.

Итак, я собиратель трех видов плаката: киноафиш, коммерческой рекламы молодой Советской Республики и, дабы оттенить наше сокровенное, понять российскую самобытность, западного плаката. Но только шедевры. Вот, например, реклама лайнера «Нормандия» 1935 года Жан‑Мари Мурона, французского художника, известного под псевдонимом А. М. Кассандр. Кстати, он же автор логотипа Ива Сен‑Лорана. Эталон эпохи, но несколько давит стилем и шиком. Мне куда милее плакат «Совершить кругосветное путешествие можно, купив лотерейный билет Авиахима» 1927 года с усатым весельчаком в клетчатой кепке и реклама Моссельпрома папирос «Шутка» Александра Родченко с текстом Маяковского: «Папиросы “Шутка” не в шутку, а всерьез — вкусней апельсинов, душистей роз».

Собравшись с силами, я открыл каталог плакатов русского авангарда. Вроде бы те же годы, но как неожиданно все изменилось. Броский ракурс, явное влияние конструктивизма, супрематизма и кубофутуризма. В одном жесте передача смысла плаката рубленым острием сюжета. Вот что значит выпустить художника на свободу. Свободу творчества принесла революция. В дизайне афиш, ставших полем для радикальных экспериментов, она расцвела. Художники комбинируют человеческие фигуры, переворачивают персонажей вверх ногами, контрастным цветом обводят силуэты. Говорят с тобой совершенно новым художественным языком. Что же касается Запада, им там хотелось поскорее забыть ужасы недавней войны.

Между прочим, совершенно не ожидал увидеть среди плакатистов имена таких художников, как Василий Кандинский. Реклама шоколада «Рыцарский» поставщика двора его величества товарищества А. И. Абрикосова — плакат, разумеется, дореволюционный, 1901 года, но я не удержался и пополнил им свою коллекцию. Как и рекламой парижского бала 1926 года «Grand Bal de Nuit», подписанной Натальей Гончаровой, буквальным шедевром стиля ар‑деко. Все хорошие живописцы так или иначе подрабатывали на рекламе.

Еще одна гордость собрания, в котором на сегодняшний день уже тысяча единиц, — на выставке уместилось две сотни (хотя я осознаю, что нахожусь в самом начале пути), — афиша к фильму «Блуждающие звезды», снятому режиссером Григорием Гричер‑Чериковером по роману Шолом‑Алейхема и сценарию Исаака Бабеля. Это 1926 год, художник Михаил Длугач. Довольно редкий экземпляр. Кстати о тиражах. Плакаты и афиши печатались нередко на низкосортной бумаге, и не для того, чтобы их кто‑то коллекционировал, особенно в те времена, а чтобы расклеивать. Уничтожению подлежало до 80%, все остальное разбредалось по рукам. От любого тиража выжило, наверно, 2–3%. Бывало, однажды использованный лист шел в дело повторно и запечатывался с другой стороны. Производством плакатов ведало «Совкино», а вернее, отдел этой госорганизации, «Рекламкино». В группу под руководством Якова Руклевского входили художники‑графики Николай Прусаков, Григорий Борисов, Александр Наумов, тот же Михаил Длугач, Леонид Воронов, Иосиф Герасимович и братья Жорж (Георгий) и Владимир Стенберги, чьи имена стали синонимами самого понятия «советский киноплакат». В общей сложности братья создали 300 киноплакатов, правда, Жорж в 1933‑м погиб в автокатастрофе. Они вовсю эксплуатировали авангардную технику фотомонтажа, внедренную Густавом Клуцисом и Александром Родченко. У меня, кстати, есть плакат Родченко к фильму «Броненосец Потемкин». Обладая знаниями в области литографии (в Совкино» в их распоряжении имелась литографская мастерская), они изобрели способ имитации фотоснимков. Перед ними стояла задача сделать плакат настолько броским, чтобы он мог «остановить даже торопящегося прохожего». Главным инструментом конструкции служил цвет. И они постоянно испытывали возможности комбинирования красной, желтой, зеленой, черной красок. Такого крупного плана лица, каким оперировали Стенберги, даже в фильмах того времени не было. Огромные лица, от которых не спрятаться. Они везде. В том числе на стенберговской афише к «Процессу о трех миллионах», фильму Якова Протазанова 1926 года. Впрочем, у каждого собирателя свои пристрастия. У меня — свои. Этот вот тематический лист, давший название выставке, обычно украшает вход в мой рабочий кабинет, я же адвокат!