То, что история ничему не учит, как всякий афоризм — гипербола. То есть правдив, но лишь отчасти. Вернее было бы сказать: далеко не все и не всегда извлекают уроки из уроков истории. Классический признак глупости — повторение одних и тех же ошибок. Но для того‑то историю и изучают, чтобы понимать, как могут — и, скорее всего, будут — развиваться события при обстоятельствах схожего характера.

Шестидневная война — этапный, переломный момент такой степени важности в судьбе Израиля, Ближнего Востока, международного противостояния, еврейского народа и советских евреев, в частности, что без понимания ее причин и следствий понять что‑либо про всех про них нельзя. Это не про прошлое 50‑летней давности. Б‑г бы с ним — прошло. Это про настоящее и во многом про будущее. Юбилей лишь повод для осмысления или переосмысления произошедшего и проекции его на сегодняшний день.

Дебютная радость

Первое, чему должна была бы научить эта драма 50‑летней давности, что война может возникнуть против воли и желания ее главных участников.

Согласно стереотипным представлениям, бытующим о Шестидневной войне до сих пор, она никак не соответствует этому постулату. Все выглядит ровно наоборот: все стороны конфликта проявляли такую настойчивость в доведении его до большой битвы, что их стремление к столкновению не должно вызывать сомнений. Если не знать или не обращать внимания на детали. Но дьявол, как известно, в них.

Сначала про то, как хотели…

Арабский мир начал торжествовать по поводу этой войны задолго до ее начала.

Я помню, как подростком с изумлением слушал по центральному радио речь приехавшего с визитом в Москву президента Алжира Хуара Бумидьена. Он страстно и восторженно говорил о «священной войне», которая вот‑вот начнется и уничтожит очаг империализма на Ближнем Востоке — сионистское образование. (И когда все началось, Алжир из своего далека действительно объявил войну Израилю, но все и закончилось без его участия.)

Египетский президент Гамаль Абдель Насер, выступая перед руководством панарабской федерации профсоюзов 26 мая, пообещал, что война будет тотальной и закончится уничтожением Израиля. Первый глава ООП Ахмад Шукейри выразился еще яснее. Он успокоил мировую общественность тем, что после своей победы арабы позволят уцелевшим евреям вернуться в страны их исхода. «Но, — улыбнувшись, добавил палестинский лидер, отличавшийся от своего будущего преемника, Ясира Арафата, крайней умеренностью, — не думаю, что кто‑нибудь уцелеет».

Ничего иного, кроме сокрушительной победы арабов и тотальной резни евреев, никто от этой войны не ждал.

Королевский гамбит

Самый вменяемый арабский правитель, король Иордании Хусейн, которого коллеги по Лиге арабских государств, сплошь националисты, социалисты и антиимпериалисты, честили за его прозападный курс предателем и оппортунистом, долго сдерживался, чтобы не поддаться всеобщей эйфории. Но и он в конце концов не утерпел и 30 мая после тяжелых переговоров заключил оборонный союз с Насером, с которым до той поры его связывала только взаимная ненависть, пустил в страну иракские войска и отдал свою армию в подчинение египетскому генералу.

Иордании, в отличие от ее союзников, было что терять. Она единственная из пяти арабских стран, напавших на Израиль сразу после провозглашения государства, добилась успехов в войне 1948–1949 годов: оккупировала Восточный Иерусалим, Старый город, включая Еврейский квартал в нем, Латрунский выступ в центре Израиля, аннексировала Иудею и Самарию.

Все это находилось в ее руках и в 1967 году. Ранним утром 5 июня, за пару часов до нанесения первого удара, премьер Эшколь направил через командира наблюдателей ООН генерала Буля послание Хусейну с обещанием не предпринимать никаких военных действий против Иордании, если та сохранит нейтралитет. Королю стоило всего лишь замешкаться на полдня — и он, поняв ситуацию, сохранил бы за собой все свои завоевания 19‑летней давности, смог бы остаться в стороне от всеобщего разгрома. Но «потомок пророка» не счел возможным отказаться от причастности к грядущей великой победе, такой очевидной: слишком велик оказался соблазн. Едва израильские бомбы стали падать на египетские аэродромы, иорданская артиллерия в Иерусалиме открыла огонь по еврейской столице. Жребий был брошен, козырь бит.

На следующий день, после налета авиации Иордании на израильскую авиабазу, королевские ВВС фактически перестали существовать, что для Хусейна, самого любившего пощеголять за штурвалом военного самолета, стало пощечиной, боль от которой затмило лишь изгнание из Иерусалима, последовавшее еще через день.

Пешечный проход

Насер — главное действующее лицо этой войны. Именно его необратимые шаги привели к роковому для него же столкновению.

Рубиконом стал Суэцкий канал. Вечером 14 мая в Израиле должны были начаться празднования Дня независимости, а наутро — военный парад. Еще раньше, и именно в этот день, Насер объявил в стране чрезвычайное положение, армейские части стали концентрироваться на берегу канала для перехода в Синай. Назавтра скромный парад в честь Дня независимости в Иерусалиме поблек в сравнении с нескончаемым шествием войск и военной техники в Каире. Эта демонстрация силы и решимости вызвала необычайный энтузиазм населения и произвела ожидаемый эффект на врагов.

Ныне покойный начальник Генштаба ЦАХАЛа генерал‑лейтенант Дан Шомрон рассказывал мне, в какой шок и трепет повергли его кадры этого парада. Марширующие по площади Тахрир египетские «коммандос» остановились перед трибуной, с которой приветствовали своих героев президент и армейская верхушка, достали из‑за пазух змей и сожрали их на глазах у восхищенной публики. «Я подумал тогда: “Вот же Б‑г дал нам врагов! Как с такими воевать?”» — со смущенной улыбкой делился со мной Шомрон, сам прожженный спецназовец, которому через несколько недель после своего изумления предстояло гнать этих львов пустыни по барханам Синая, а через девять лет командовать операцией в Энтеббе.

Войска, промаршировав по Каиру, отправлялись прямиком к Суэцу, а оттуда переправлялись на Синай.

16 мая начальник Генштаба египетской армии генерал Фавзи потребовал от командующего войсками ООН индийского генерала Рикхие вывести свой контингент с полуострова. Тому ничего иного не оставалось.

Синай являлся демилитаризованной зоной. Это было условием вывода оттуда войск ЦАХАЛа, захвативших полуостров в ходе «Суэцкого кризиса» 1956 года. Возвращение туда египетской армии означало прекращение перемирия, то есть было предвестием войны. Но еще не точкой невозврата. До нее оставалась неделя.

22 мая Насер объявил о закрытии Тиранского пролива в Красном море для израильских и следующих в Израиль судов. Порт Эйлат оказался в блокаде. Это был casus belli — прямой повод к войне, агрессия по факту, о чем Израиль и объявил официально.

Однако и в израильском Генштабе, и в Вашингтоне, и в Москве еще надеялись, что есть шанс избежать войны. Там знали, что Насер ее не хочет. Что он знает, насколько Египет к ней не готов. Но после того, что он сделал в эти дни — от парадного возвращения войск в Синай и громких публичных заявлений до закрытия пролива, — сделать это без потери лица уже было невозможно. А ведь ради сохранения лица все и делалось.

Но что заставило его так поступить?

Подставная фигура

Насер — не просто президент Египта. Ему этого было мало. Апологет панарабизма, он воспринимал себя вождем всей арабской нации и мечтал сделать ее единой, естественно, под своим началом. Не только на идеологическом, но и на политическом, государственном уровнях. Первый практический шаг к этому был совершен в 1958 году, когда Египет и Сирия создали общее государство — Объединенную Арабскую Республику (ОАР), имея в виду, что это только начало, в очереди на присоединение стоял Ирак, а там, предполагалось, и другие подтянутся. Но не заладилось. Прожив три года как кошка с собакой, супруги развелись, сохранив на память о недолгом союзе взаимное недоверие, ревность и обиды.

Насер, однако, не отказался от своих амбиций лидера всего арабского мира. Как жена, оставившая после развода фамилию, обретенную в супружестве, он даже названия своей страны и должности менять не стал: Египет продолжал именоваться Объединенной Арабской Республикой, а сам он — президентом ОАР. И позиционировал себя так же. Более того, за неимением другого столь же харизматичного общенационального лидера — своих национальных вождей презирали и ненавидели, а время от времени свергали — арабские массы так же относились и к нему. Для арабов слова и названия часто важнее происходящего в реальности.

Больше всего хлопот ему доставляла Сирия. Так бывает и у разведенных супругов: она тебе давно уже не жена, но чуть что, все равно идут к тебе: уйми свою бабу. Откажешься — ваши общие друзья тебя же осудят: мол, что ты за мужик?

У Сирии были проблемы с Израилем. У Египта тоже, Насер его ненавидел не меньше, но сильно задираться после синайского урока 1956 года остерегался: знал, чем это грозит, спрятаться ему было не за кого. Банды наиболее активных федаинов, которых вскоре возглавил Арафат, базировались в Сирии и совершали набеги на Израиль беспрепятственно со стороны властей. Сирийцы и сами постоянно обстреливали израильскую территорию с Голанских высот.

Последний такого рода инцидент стал предтечей будущей войны. 7 апреля сирийские власти отметили 20‑летие правящей партии «Баас» вместо праздничного салюта прицельным огнем из гаубиц по работающим на полях кибуцникам. ЦАХАЛ обстрелял из танков артиллерийские позиции. В ответ сирийцы обрушили шквальный огонь по кибуцу, разрушили несколько домов. Достать их из пушек снизу было трудно, подключили авиацию. Из Дамаска выслали истребители. Израильские летчики сбили четыре «МИГа» над Голанами и еще два над Дамаском. Все происходило ясным днем. Многие столичные жители видели этот позор своими глазами. Праздник был испорчен.

Сирия в который раз потребовала от братьев‑арабов (читай: Египта, с которым только недавно был заключен оборонный союз) начать войну с сионистским агрессором. Насер же ограничился обещанием прислать в Сирию своих замечательных летчиков. И все?! Весь арабский мир поднял «отца нации» на смех — так‑то он защищает арабов!

Миттельшпиль

В Израиле хорошо понимали, кто мутит воду. Министр иностранных дел Абба Эбан, а затем начальник Генштаба Ицхак Рабин заявили в интервью, что не намерены долго терпеть провокации сирийского режима в Дамаске — либо пусть возьмется за ум, либо Израиль сам положит ему конец. Но это был самый дружественный Советскому Союзу арабский режим. Треть всех зарубежных поставок оружия из СССР шла в Сирию, где братская партия «Баас» строила социализм, там работали советские специалисты, военные и гражданские. И его‑то сионисты собираются свергать? Надо срочно принимать меры.

12 мая глава египетского парламента Анвар Садат по пути из дружественного Пхеньяна остановился в дружественной Москве. Его принимали с большой помпой на высшем уровне. Инцидент в сирийском небе был еще свеж. Говорили о положении в дружественной стране. Заверили, что СССР не даст в обиду братскую страну. Поделились последними разведданными: Израиль готовит вторжение в Сирию, на границе концентрируются крупные военные силы: более 40 тыс. солдат, сотни танков. Египет не может остаться в стороне.

С этой конфиденциальной новостью Садат вернулся в Каир. Там ее уже знали, получили от советских товарищей и по дипломатическим, и по разведывательным каналам. Садат принес подтверждение от самого советского руководства. Было это утром 14 мая. Днем началась переброска войск на Синай.

Ход лосем

Иначе Насер поступить не мог. Это был цугцванг. Однако и совершив этот шаг со всем возможным шумом, вызвавшим невиданный энтузиазм и в Египте, и в арабском мире, Насер не спешил поверить в принесенные сведения: сконцентрировать такие силы на северной границе израильтяне не могли, не проведя мобилизацию резервистов, а ее не было. Он послал в Дамаск начальника Генштаба, все того же генерала Мухаммеда Фавзи. Тот лично облетел на самолете границу с Израилем и доложил: «У русских галлюцинации». Из Каира послали запрос в Москву с просьбой уточнить сведения. Оттуда ответили: да, все так, как мы сообщали. Что оставалось? Не верить своим глазам! «Так что, — расспрашивал я в свое время генерала Шломо Газита, возглавлявшего в 1967 году аналитический отдел военной разведки АМАН, — Советский Союз подзуживал Египет к войне?» «Я думаю, нет, — ответил он, — они старались как раз предотвратить войну. Но отвести угрозу падения сирийского режима. По нашим оценкам (хотя не могу поручиться, что они абсолютно точны), русские хотели повторения ситуации 1960 года. У нас ее называют “трюк Ротема”. Тогда после нескольких наших операций на границе сирийцы забеспокоились. Египет, отвечая нам угрозой, ввел свои войска в Синай. Мы мобилизовали резервистов и тоже вошли в Синай. Так и стояли друг против друга, пока ситуация не успокоилась. Вмешался Совет безопасности ООН, египтяне вернулись за линию Суэцкого канала, и мы отпустили резервистов домой. Русские думали, что и на этот раз произойдет то же самое».

Но они не учли особенностей национальной психологии. У арабов специфические понятия о чести. Проведя ввод войск в Синай со всем возможным шумом, получив на этом все возможные моральные дивиденды, Насер мог повернуть назад только с таким же победным шумом. Ему нужно было, чтобы израильтяне совершили ответный ход и вмешательство международного сообщества развело бы драчунов, что можно было бы выдать за свою победу.

Он не хотел войны, и израильтяне знали, что он к ней не готов. Они ее тоже не хотели, но, в отличие от него, были готовы. И подыгрывать зарвавшемуся пустозвону готовы не были. А он не мог ждать. Ситуация цугцванга усугублялась. В цугцванге каждый вынужденный ход лишь ухудшает позицию. Насер этот ход совершил — закрыв Тиранский пролив.

Теперь ждать не могли уже израильтяне. Они знали, что победить могут, только нанеся превентивный удар. Генералы убеждали Эшколя нанести его. Премьер не соглашался, так как и он знал, что, начав войну, не использовав всех попыток предотвратить ее, навлек бы на Израиль осуждение всего мира, прежде всего союзников. Абба Эбан, гениальный дипломат, метался по европейским столицам и всем возможным офисам в Вашингтоне, пытаясь убедить, чтобы западные партнеры воздействовали на Москву — лишь она могла утихомирить Насера. В ответ слышал только одно: «Не начинайте первыми!» Это означало, что Израиль оказывался один на один со смертельной угрозой. Ну, один так один. Не обессудьте…

Насер не хотел войны. Хуссейн не хотел. Израиль не хотел. СССР не хотел. США не хотели. Хотели Сирия и палестинцы — самые незначительные игроки в этой большой игре.

И война разразилась.

В общем, как писала замечательная Рената Муха: «Ну дела, — подумал Лось, / — Не хотелось. / А пришлось».