Кадиш

Любить как Калик

Ирина Мак 4 апреля 2017
Поделиться

30 марта на 91‑м году жизни в Иерусалиме умер кинорежиссер Михаил Калик.

Он прожил в Иерусалиме почти полвека, чуть меньше в СССР: в Архангельске, где родился в 1927‑м в еврейской семье — отец отбывал там ссылку, потом в Москве, где учился в школе, в ГИТИСе, во ВГИКе, а после 1951 года — в Озерлаге, на станции Тайшет, в пересыльных тюрьмах и одиночках смертников, где по полгода ждал приглашения на казнь.

Такая страшная и плодотворная жизнь, полная побед и предательств, в 1971‑м — репатриация, без реальной возможности работать по профессии. «Снимал, — говорил он, — но на свой уровень не вышел» (Ирина Мак. Контрапункт Калика). Забвение на родине, где фильмы Калика были почти 20 лет запрещены.

В 1990‑м об эмигранте вспомнили и, на волне либеральных настроений, предложили снять на родине все, что захочет. Михаил (а на самом деле Моисей) Наумович всю жизнь мечтал сделать фильм о Януше Корчаке, но, видимо, поезд ушел. И, приняв предложение, Калик снял единственную, наверно, удачную автобиографию в истории кино — «И возвращается ветер» (Ирина Мак. Вся правда о себе). Название типично для Калика — он цитировал Библию часто, иногда — нарушая запреты, как в фильме «Любить…».

Это 1968 год. Оттепель иссякла, танки в Праге, фильм, изуродованный цензорами, вышел в очень ограниченный прокат. Каждый сюжет в этой странной картине, жанр которой автор определил как «несколько необычных историй с анкетой и наблюдениями», начинается с фразы из Песни Песней. Хотя главный любовный литпамятник в СССР еще не издан (вышла Песнь Песней лишь в 1973‑м в Библиотеке всемирной литературы, в томе «Поэзия и проза Древнего Востока»). B перемонтированной против воли автора версии нет ни Песни Песней, ни интервью Александра Меня. Калик подал в суд, на него завели уголовное дело, авторскую копию картины изъяли, и режиссер восстанавливал ее из того, что смог найти. В этих кадрах все поражает — нестандартные ракурсы, свобода обращения с материалом, чудная музыка Таривердиева. Они работали вместе с институтских времен, и темы Таривердиева у Калика — всегда продолжение его собственного языка. И, конечно, каждый актер тут находка: Фрейндлих, Эйбоженко, Круглый… В фильмах Калика не бывает посредственных актеров и случайных лиц. Через много лет киноальманахи войдут в моду, величайшие режиссеры будут снимать новеллы, объединенные общей темой. А Михаил Калик пришел к этому еще в 1960‑х. К фильму «Любить…» у власти было больше претензий, чем к остальным его работам, но, за исключением «Колыбельной» (1959), у всех его фильмов был мучительный путь на экран. Так было и с фильмом «Человек идет за солнцем» (1961) — это еще один гениальный эксперимент Калика, и с «До свидания, мальчики!» (1964), его главной картиной. О ней и вспоминать невозможно без слез и восторга, не то что смотреть.

Все есть в этом фильме — нежность, радость, смех, и уже чувствуется неизбежность смерти, которая для героев в будущем, а для зрителей в прошлом, мы знаем, что будет война, и не только война, но так хочется любоваться и любить, и нельзя оторваться от экрана, с которого льется счастье… Никто не умел показывать счастье как Калик, который и в жизни был бесконечно добр, он считал, что надо всех прощать, и даже приятеля простил, который в 1951‑м на него донес. Кстати, из всех советских режиссеров Калик единственный решился коснуться темы репрессий. Захотел и вставил в «Мальчиков…» сцену с тачками — аллюзию на лагерь, и ни за что не соглашался ее убрать.

«Конечно, это воспоминание о лагере, — объяснял мне Михаил Наумович, когда я сидела у него в иерусалимской квартире, и интервью, на которое был отведен час, продолжалось почти пять. — Там был лозунг “Arbeit macht frei”, а у нас: “Заключенные! Только честный труд…” И когда меня упрекают: что ты говоришь, у нас же не было такого, как у нацистов, я отвечаю: да, евреев не убивали. Их не убивали только за то, что они евреи. Но я — один из тех миллионов, кто строил домики для евреев, в которых они должны были бы жить, когда их выселят в Сибирь».

И в «Мальчиках…» же мы помним последние титры: «Витька погиб в 41‑м под Новоржевом, а Сашка в 56‑м был посмертно реабилитирован». «Посмертно реабилитирован» — об этом в середине 1960‑х еще можно было как‑то писать, но не снимать. А Калик снял. Не потому, что был так безрассудно смел, но взгляд художника не допускал вранья.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Как используется искусственный интеллект для идентификации лиц на фотографиях времен Холокоста

Авраам Суцкевер, один из величайших идишских поэтов 20 века, был опознан на групповой фотографии вместе с другими виленскими интеллектуалами. Во время войны немцы направили Суцкевера в так называемую «Бумажную бригаду» гетто — группу молодых интеллектуалов, которым поручено было собирать оригинальные сочинения известных евреев. Они должны были быть выставлены в музее, посвященном вымершей еврейской расе… Фотография Суцкевера в окружении молодых интеллектуалов Вильны могла быть предана забвению, если бы не N2N.

The Washington Post: Массовое убийство в Москве свидетельствует об амбициях и смертоносной мощи наследников ИГИЛ

Во многих частях земного шара набирает силу созвездие региональных филиалов «Исламского государства» (запрещена в РФ), подпитываемое сочетанием традиционных и новых обид, включающих войну в секторе Газа. Ни «Исламское государство», ни ИГИЛ-Х не связали российские атаки с продолжающимися боевыми действиями в секторе Газа. Но гибель палестинских мусульман во время ответной кампании Израиля против ХАМАСа широко освещалась в социальных сетях как фактор для новых волн террористических атак, в том числе против западных стран.

The New York Times: Он выпустил 95 номеров журнала, скрываясь на чердаке от нацистов

В каждом выпуске были оригинальные иллюстрации, стихи, песни; мишенью его сатиры становились нацисты и нидерландские коллаборационисты. На немецком и голландском языках Блох высмеивал нацистскую пропаганду, откликался на новости с фронтов и высказывал личное мнение о тяготах военного времени.