Интервью

Лати Гробман: Москва — Израиль — Голливуд

Беседу ведет ДИАНА РОССОХОВАТСКАЯ 27 ноября 2016
Поделиться

Лати (Злата) Гробман — успешный голливудский продюсер, в чьем активе несколько десятков картин с участием артистов первого эшелона, таких как Роберт Де Ниро, Аль Пачино, Гэри Олдман и Кевин Спейси. Дочь художника и поэта, идеолога Второго русского авангарда Михаила Гробмана и главного редактора литературно‑художественного журнала «Зеркало» Ирины Врубель‑Голубкиной, она родилась в Москве, но в раннем детстве переехала с родителями в Израиль. Последние двадцать лет Лати Гробман живет в Лос‑Анджелесе, где растит пятерых детей и управляет продюсерской компанией «Campbell‑Grobman Films», которую основала на пару с подругой, актрисой Кристой Кэмпбелл. В 2014‑м авторитетный американский журнал «Variety» включил Гробман и Кэмпбелл в десятку самых многообещающих кинопродюсеров. В этом году один из их проектов, документальный фильм «Зима в огне: Борьба Украины за свободу» («Winter on Fire: Ukraine’s Fight for Freedom»), получил номинацию на «Оскар». Картина, спродюсированная совместно с компанией «Netflix», рассказывает о событиях «Евромайдана». «Лехаим» поговорил с Лати Гробман о ее карьере, устройстве американской киноиндустрии и распространенных стереотипах о Голливуде.

ДИАНА РОССОХОВАТСКАЯ → Давайте начнем с главного. Как вы попали в Голливуд?


ЛАТИ ГРОБМАН ← Прежде чем оказаться в Голливуде, я полгода прожила в Нью‑Йорке. Мне было чуть больше двадцати, я только что закончила службу в армии и очень хотела посмотреть мир. Вот и поехала в Нью‑Йорк — одна, не имея четкого плана. Подрабатывала то тут, то там, знакомилась с людьми, и, по сути, не занималась ничем. Потом вернулась в Израиль, а еще через несколько месяцев улетела снова, на этот раз в Лос‑Анджелес: подруга уговорила вместе с ней поступать в школу актерского мастерства Ли Страсберга. Там я провела около трех лет, но, честно говоря, учеба меня не очень увлекала.


ДР → То есть вы собирались стать актрисой?


ЛГ ← Да, но довольно быстро осознала, что актерская карьера не для меня. Я из тех, кто привык все в своей жизни держать под контролем, актер же не может себе этого позволить. Он всегда должен соответствовать чьим‑то требованиям, и одного таланта бывает недостаточно — ты можешь не подойти на роль из‑за «неправильных» внешних данных, возраста или акцента. В общем, в какой‑то момент я поняла, что актрисой не буду и что хочу сама делать кино. Такая возможность у меня появилась благодаря знакомству с Ави Лернером (американо‑израильский продюсер, основатель кинокомпаний «Nu Image» и «Millennium Films». — Д. Р.). Он взял меня на работу, и начинала я с того, что была ассистентом то оператора, то костюмера, то художника по свету.


ДР → Связи в Голливуде решают всё? Насколько сложно человеку со стороны, тем более иммигранту, встроиться в эту систему?


ЛГ ← По моему убеждению, в Голливуде все зависит от того, что ты собой представляешь. Если ты сделал что‑то достойное внимания, если тебе есть что предложить и чем заинтересовать, тебя здесь примут, и неважно, кто ты и откуда.


ДР → Голливудские киностудии часто обвиняют в патриархальности и сексизме. Доля женщин, непосредственно участвующих в кинопроизводстве, невелика, да и платят им на порядок меньше, чем коллегам‑мужчинам. Вы чувствуете по отношению к себе дискриминацию?


ЛГ ← Женщины‑продюсеры зарабатывают столько же, сколько мужчины, их гонорар зависит исключительно от стоимости проекта. А вот с актрисами действительно другая история. Но, увы, сегодня ситуация такова, что за Тома Круза аудитория согласна платить больше, чем за Дженнифер Лоуренс.


ДР → На счету вашей продакшн‑компании очень разноплановые фильмы — от романтической комедии до хоррора‑франшизы «Техасская резня бензопилой». Какой жанр интересен лично вам?


ЛГ ← После успеха «Техасской резни» (фильм собрал в мировом прокате более 47 млн долларов. — Д. Р.) меня прозвали «королевой ужасов» и начали пачками присылать сценарии, чему я совсем не была рада. Если бы мне вдруг пришлось до конца жизни работать в одном‑единственном жанре, я не задумываясь выбрала бы документальное кино.

ДР → Чем вас привлекает документалистика?


ЛГ ← Прежде всего своей аутентичностью: там все происходит по‑настоящему, даже умирают по‑настоящему. На экране ты видишь не актеров, читающих написанный для них текст, а реальных людей, которые говорят от своего имени, — это всегда подкупает. Такое кино важно для общества. Вместе с тем аутентичность вовсе не означает объективность. Кино вообще не может быть объективным — в нем всегда ощущается присутствие его создателя.


ДР → Вы сказали, что герои документального кино и умирают по‑настоящему. Фильм «Зима в огне: Борьба Украины за свободу» как раз об этом — о том, как люди гибли на Майдане. Как вы попали в этот проект? Следили ли вы за ситуацией на Украине?


ЛГ ← Когда режиссер этой картины Евгений Афинеевский принес мне отснятый материал о том, что творилось на Украине, я не знала ничего. Это может показаться странным, ведь отчасти я принадлежу к той части мира, я родилась в Советском Союзе. Тем не менее, к стыду своему, я понятия не имела ни о сути разногласий, ни о том, во что они вылились. Однако из тех кадров, что снял Евгений, — а он находился в самом эпицентре событий — каждый может сделать один простой вывод: мирные граждане вышли на улицы Киева, чтобы заявить о своем несогласии с политикой властей, а те применили против них оружие. Больше всего меня впечатлило, что люди, вышедшие на демонстрации, были едины в своем порыве: они хотели выразить свой протест, рисковали жизнью ради того, во что верят. И я поняла, что мир обязательно должен это увидеть.


ДР → Что лично для вас было самым сложным в работе над этим проектом?


ЛГ ← Убедить людей в Америке, что он важен не только для жителей Украины, но для всего мира. Прежде чем договориться с «Netflix», мы с Кристой (Кэмпбелл. — Д. Р.) предлагали этот фильм не одной компании — все отказывались его продюсировать.


ДР → Вы знаете почему?


ЛГ ← Американцы слишком зациклены на себе и собственных проблемах, мало кто интересуется тем, что происходит за пределами их страны. Еще меньше тех, кто готов вкладывать деньги в кино, рассказывающее не об Америке. Но, к счастью, бывают исключения. В «Netflix» кадрами с Майдана были потрясены.


ДР → Режиссер этого фильма Евгений Афинеевский, кстати, тоже гражданин Израиля. Сегодня в американской киноиндустрии работает довольно много ваших соотечественников. Можно ли говорить о том, что там сложилось что‑то вроде «профессионального братства» израильских киношников? Или же каждый сам по себе?


ЛГ ← Естественно, когда израильтяне встречаются в Лос‑Анджелесе, между ними возникает некая связь: мы хорошо понимаем друг друга, у нас много общего, похожий бэкграунд. Более того, такая связь чувствуется не только между израильтянами, но и вообще между евреями. Американцы часто удивляются: «Ну какая разница, еврей ты или нет?» Мне сложно это объяснить, но разница есть. Конечно, я не стану приглашать в проект, к примеру, композитора только потому, что он израильтянин или еврей. Но когда обстоятельства к этому располагают, я всегда очень рада.

Кстати, это касается не только деловых отношений. Если на место няни для моих детей претендуют русская, мексиканка и израильтянка, к последней у меня наверняка будет меньше всего вопросов. По разговору с ней я быстро пойму, что это за человек.

ДР → Существует, кстати, устойчивый стереотип, что Голливуд контролируется мощным еврейским лобби, без одобрения и поддержки которого якобы нет шанса преуспеть. Что бы вы ответили тем, кто в это верит?


ЛГ ← Что они ошибаются. В индустрии действительно работает чрезвычайно много евреев, — вероятно, этот факт и порождает иррациональный страх, что они могут на что‑то влиять и что‑то контролировать. Но, повторюсь, в Голливуде важно лишь то, что ты собой представляешь как профессионал. Можно быть сколь угодно праведным евреем, но, если тебе нечего предложить, ты ничего не добьешься. С другой стороны, нельзя отрицать, что Голливуд настроен очень произраильски, местное сообщество любит Израиль и горячо его поддерживает.


ДР → Принято также считать, что Голливуд и независимое кино — взаимоисключающие понятия: крупные голливудские студии заточены на мейнстрим, там нет места малобюджетному артхаусу. Так будет всегда?


ЛГ ← У аудитории голливудских фильмов не хватает терпения на то, чтобы смотреть артхаусное кино: оно слишком медленно развивается, в нем много диалогов и мало действия. Массовый неискушенный зритель ищет прежде всего развлечения, экшена: он идет в кинотеатр, чтобы на пару часов забыть о повседневной рутине и получить удовольствие. За такой продукт люди готовы платить. Поэтому в Голливуде еще долго будут задавать тон блокбастеры, которые с каждым годом становятся все более зрелищными. У независимого же кино в большинстве случаев нет коммерческого потенциала: оно не интересует широкую аудиторию, следовательно, его невыгодно снимать. Так что, к сожалению, все снова упирается в деньги.


ДР → Бывали ли в вашей карьере случаи, когда вы отказывались от участия в проекте по идеологическим соображениям?


ЛГ ← Припоминаю один такой случай. Это был телевизионный фильм, если не ошибаюсь, британского производства, очень антиизральский. Прочитав сценарий и посмотрев, что его автор делал раньше, я сказала, что ни при каких обстоятельствах не стану в этом участвовать… Ну и, конечно, я никогда не возьмусь за порно.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Лев Шрайбер: «Мне хотелось сыграть в фильме, где речь идет о еврейском триумфе»

Я счастлив, что показал новый типаж еврея из Нью‑Йорка. Я и сам не раз играл сильных мускулистых евреев, вспомните хотя бы Зуся Бельского в «Вызове» Эдварда Цвика. Трое братьев Бельских спасли столько же евреев, сколько Оскар Шиндлер. Только о Шиндлере знает каждый школьник, а о лесных братьях‑партизанах почти никто.

Стивен Спилберг: «Первые цифры, которые я смог разобрать, это была сделанная в Освенциме татуировка»

У нас с сестрами была такая затея перед сном — мы рассказывали друг другу на ночь страшные сказки. Cоревновались, кто придумает финал пострашнее, а потом лежали в постелях и не могли заснуть. Но у сказки есть и огромное преимущество — она способна скрасить жизнь, особенно когда ребенок чувствует себя затравленным и одиноким.