В марте в московской галерее «Здесь» открылась выставка Леона (Льва) Зака (1892–1980) — художника, который эмигрировал из России в 1920 году. Он жил в Париже, во Франции о нем написаны монографии, картины Зака хранятся в парижском Музее современного искусства, в лондонской галерее Тейт, в Королевском музее Брюсселя. В России его работы выставляются в первый раз.

Среди русских эмигрантов первой волны в Париже было немало художников. Некоторые из них сделали блестящую карьеру на Западе. Во Франции, Англии, Америке они имели успех и искушенную аудиторию — искусствоведов, издателей, коллекционеров, галеристов. Их работы выставляются, они появляются на аукционах. Там — да. Здесь — нет. В России известна от силы дюжина имен — тех, кто давно на слуху благодаря крупным музейным выставкам и головокружительным аукционным рекордам. Остальных забыли. Разве что узкие специалисты знают имена русских художников середины ХХ века, пробившихся, как Леон Зак, в условиях огромной профессиональной конкуренции, «дослужившихся» до орденов, званий и коллекций в главных европейских музеях. Среди этих немногих — прежде всего, Андрей Толстой, недавно ушедший автор уникальной монографии «Художники русской эмиграции», один из главных в нашей стране специалистов по этой теме. Памяти Толстого выставка и посвящена.

Судьба русского художника и литератора Леона Зака (о его стихах см.: Владимир Хазан. И души моей двоякая природа…) одновременно типична и уникальна. Его талант живописца, декоратора, сценографа, книжного иллюстратора, скульптора и поэта проявился еще в России, но в полную силу развился в эмиграции. В 1920 году Зак вместе с женой отплыл из Крыма в Константинополь, добирался через Флоренцию и Берлин, и в Париже очутился лишь в 1923‑м. Уехавшему из Советской России еврею без связей получить французскую визу в то время было очень непросто.

Леон Зак родился в известной московской еврейской семье — дед по матери, чаеторговец Моисей Россиянский, был одним из учредителей первой московской синагоги. Кузенами Зака были выдающиеся люди — физик Илья Франк и философ Семен Франк. Последний оказался в Лондоне, и с ним художик сохранил тесную дружбу до конца своих дней. Леон Зак окончил романо‑германское отделение историко‑филологического факультета Московского университета. Рисовать и выставляться начал еще в гимназические годы. В 1910‑х работал вместе с Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой, участвовал в выставках «Московского товарищества художников», выставлялся вместе с мирискусниками, делал рисунки для журнала «Золотое руно». Как поэт и теоретик литературы, был основателем и идеологом авангардного объединения «Мезонин поэзии» и в течение нескольких лет издавал одноименный альманах.

В Париже Леон Зак, как и многие художники ‑эмигранты, зарабатывал на жизнь сценографией — оформлял постановки «Русского романтического театра» Бориса Романова, работал с балетной труппой Веры Немчиновой в Театре Елисейских полей, создавал декорации для кинофильмов. И все же в предвоенные годы Зак с семьей, по воспоминаниям его дочери, постоянно находились на грани глухой нищеты. Художнику приходилось браться за самые разные заказы: он делал эскизы для шелковых платков, выдувал декоративные статуэтки из стекла. И ни на день не прекращал заниматься живописью — при этом как живописец постоянно менялся. В 1920‑х писал лаконичные, выполненные в монохромной гамме вещи: городские пейзажи, портреты, жанровые сцены — но в 1930‑х с этим было покончено. Леон Зак относился к разряду тех мастеров, которые верны себе целиком и полностью, он никогда не писал с расчетом понравиться публике и тонко чувствовал время. «Cтранная вещь — некоторые из холстов отца 1938–1939 годов, с группами людей в мрачном сером цвете, как бы предсказывают мир концентрационных лагерей», — писала в своих воспоминаниях дочь художника Ирина Зак.

«И вот 1939 год. Война. Сперва Аркашон. Там, чтобы как‑то существовать, мы раскрашивали платки по эскизам отца, и он каждую неделю ездил продавать их в Бордо. Дальше нам пришлось жить с фальшивыми документами — это просто чудо, что нас не арестовали в Гренобле: множество раз нас чуть не настигла эта участь, как, например, в день, когда немцы пришли за семьей Сегалов, а мы жили в том же доме под фамилией Сеги. В 1940 году мы, как и многие другие, потеряли французское гражданство, с такой радостью полученное лишь двумя годами ранее. После публикации расистских законов Виши на удостоверениях личности моих родителей были поставлены штампы “Juif”».

В послевоенные годы Леон Зак обратился к жанру лирической абстракции, которой оставался верен до конца жизни. Он не возвращался более к фигуративной живописи. Здесь мы вновь обратимся к авторскому тексту. На этот раз автор — сам художник, точно сформулировавший суть произошедшей с ним перемены: «Я никогда не был художником‑реалистом. Формы — человека или другие существующие в природе — всегда являлись для меня лишь поводами для создания на полотне более или менее поэтической атмосферы, той атмосферы, которая соответствовала моему глубинному “я”. Я шел к способу выражения, все более и более лаконичному, когда визуальный объект служил лишь толчком, вызывающим на полотне бурю ритмов и красок. Наконец, я осознал, что остающиеся в моих картинах последние следы внешнего мира стали не нужны, и вместо того, чтобы обозначить, они мешают этому обозначению. Таким образом, нефигуративное искусство, существовавшее и до меня, родилось для меня и во мне, как созревший плод, из всего моего прежнего опыта художника… Картина перестала быть зеркальным изображением лица, она сама стремится стать лицом. Лицо человека (по крайней мере, в моем представлении) есть экспрессия тайны и жизни, которая происходит внутри человека и над ним».

В середине 1950‑х к Леону Заку приходит признание. Появляются почитатели — коллекционеры и галеристы. Начиная с 1960‑х выставки следуют одна за другой во Франции и за рубежом — за полвека жизни в Европе у художника прошло более полусотни выставок. Мастер открывает свое ателье, занимается скульптурой, резьбой по камню, делает витражи для соборов, иллюстрирует книги, работает в жанре livre d’artiste. Самой крупной из состоявшихся при жизни Зака выставок стала большая ретроспектива в Музее современного искусства Парижа в 1977 году. С юных лет и до самой смерти Зак продолжал писать стихи и тексты. В 1970‑м под псевдонимом М. Россиянский, повторяющим имя деда, он выпустил в Мюнхене сборник избранных стихотворений «Утро внутри (1913–1970)». Сегодня его рукописи хранятся в библиотеке филологического факультета Еврейского университета в Иерусалиме.

На нынешней выставке Леона Зака в Москве центральной частью экспозиции стали девять живописных абстракций. Именно беспредметными работами, оригинальными и таинственными, художник стал известен в Европе. Также здесь представлены портреты и жанровая композиция 1930‑х годов, литографии и книжная иллюстрация, две его «книги художника» на еврейские темы. О жизни самого Зака рассказывают архивные фотографии, призванные, как и весь проект, привлечь к нему внимание российских музеев и знатоков искусства. Он заслуживает большой музейной выставки — как и ряд других мастеров русской художественной эмиграции. Тема русского зарубежья все еще походит на бездонный колодец, из которого можно долго черпать имена. В этом контексте название выставки Леона Зака «Без дна» звучит как нельзя более актуально.