Дом учения: На одной волне

Море

Злата Эренштейн 14 июля 2016
Поделиться

Известна история о  [footnote text=’Рабби Исраэль бен Элиэзер (1698–1760), основатель хасидского движения. — Здесь и далее, если не указано иное, примеч. перев.‘] Бааль‑Шем‑Тове[/footnote], очень любившем прогулки. Как‑то раз, гуляя по лесу, он услышал детский плач. Будучи человеком добрым и отзывчивым, он поспешил туда, откуда раздавался плач, и увидел мальчика. «Что случилось? Почему ты плачешь?» — спросил Бааль‑Шем‑Тов, и ребенок рассказал такую историю.

После занятий в [footnote text=’Еврейская религиозная начальная школа.’]хедере[/footnote] он с приятелями пошел в лес поиграть в прятки. Дети решили играть, пока не стемнеет — до дома было недалеко, и они намеревались вернуться засветло.

Игра началась: мальчик, назначенный ведущим, стал считать, остальные разошлись в поисках места, где можно было надежно спрятаться. Разумеется, чем лучше было укрытие, тем больше времени занимали поиски. Так повторялось снова и снова. Мальчик нашел отличное укрытие. Ему казалось, что его друзьям будет трудно его отыскать. Шансы победить в игре были велики, однако он перестарался — друзья искали, искали, но так и не нашли. Стало темнеть, и дети разошлись по домам. И вот теперь мальчик дрожал от страха, оставшись один‑одинешенек в лесу. Было слышно лишь пение птиц да рев медведей вперемешку с завываниями ветра.

Бааль‑Шем‑Тов внимательно выслушал малыша, всем сердцем прочувствовал его страдание и тоже заплакал. Цадик и мальчик обняли друг друга; теперь, когда они плакали вместе, ощущение собственного одиночества исчезло.

Как разъяснял позже Бааль‑Шем‑Тов, на самом деле эта история о Б‑ге и мире. Он сотворил этот мир и должен быть в нем найден. Святой, благословен Он, желает, чтобы мы искали Его в окружающей природе и даже в повседневной, будничной жизни.

Где и когда можно найти в этом мире Б‑га? Может быть, в той идиллии, воцаряющейся на берегу моря, когда ребенок играет в песке вместе с матерью? Или в диких криках вышедшего из себя начальника, мечущего в подчиненных громы и молнии? Или в любовных объятиях молодых в первую брачную ночь? Или у больного, страдающего от обострения язвы? А может, Его можно найти в стараниях студента, готовящегося к экзамену? Или в преуспевающем предпринимателе, полагающем, что он наконец‑то добился того, к чему стремился, и теперь ничто не сможет остановить его, ибо он главный в своей фирме, семье и даже, может быть, во всей вселенной?

И, наконец, когда мы наблюдаем восхитительный закат, или слушаем завывания ветра, или наслаждаемся грозой, неужели нам кажется, что эти прекрасные вещи появились в мире сами собой?

 

Как‑то холодным зимним вечером я стояла на морском берегу, наслаждаясь величественным зрелищем бурного моря. Среди волн мелькала фигура одинокого серфингиста, смело скользившего по поверхности воды. Я заметила, что его совершенно не интересует время. Уже почти стемнело, но я не могла уйти. Будто зачарованная, я смотрела на него, не отрывая взгляда.

Волны порой достигали пяти метров. В конце концов он оказался совсем близко от скал. Я наблюдала, как он взмывает ввысь, а затем исчезает в пене; волны закрутили его и скрыли из виду.

Мне показалось, что он утонул и я больше его не увижу. Однако через минуту я заметила, как он выныривает с другой стороны волны. Больше получаса я стояла как вкопанная, наблюдая за его движением. Я не могла сдвинуться с места. Он был восхитителен, от его виртуозности захватывало дух.

Когда окончательно стемнело, он позволил волнам вернуть себя на берег. Я поспешила к спортсмену, поскольку мне хотелось его поздравить. Поприветствовав его, я сказала, что он победил море, причем сделал это так, как прежде мне не доводилось видеть. Он был настоящий мастер! Мы обменялись взглядами. Серфингист был немного старше меня.

— Как вы можете говорить, что я победил море? Разве кто‑нибудь может его победить?

— Вы излишне скромны, — сказала я, — вы уж меня извините, но вы, безусловно, победили море. Я видела это своими глазами.

Он вновь пристально посмотрел на меня и сказал:

— Разве кто‑нибудь может победить море?

Я была в замешательстве.

— Вы когда‑нибудь видели оркестр? — спросил он.

Я ответила, что, конечно, видела.

— У этого оркестра был дирижер?

— Разумеется.

Тогда он спросил:

— Возможно ли, чтобы один из оркестрантов сыграл хотя бы ноту, если дирижер ему не укажет?

— Разумеется, нет, — ответила я, — каждый играет только тогда, когда дирижер ему укажет.

— А что произойдет, если кто‑нибудь вступит немного раньше или немного позже?

— Гармония будет безнадежно разрушена, — ответила я.

— А теперь слушайте внимательно, — сказал он, — так же, как дирижер руководит оркестром, море управляет мной. Поэтому, когда вы видите, как я танцую в волнах, знайте: я делаю это не так, как мне вздумается. Я внимательно, всем сердцем и всей душой, прислушиваюсь к морю. Сначала это довольно непросто. Однако через пятнадцать минут между мной и волнами нет никакой разницы. Не существует моря, меня и моей доски — есть только море. Я растворяюсь в потоке воды.

eren1Он снова взглянул на меня, словно пытаясь оценить, способна ли я понять то, что он говорит, и продолжил:

— Знаете, что происходит со мной через пятнадцать минут? Море начинает течь в моих жилах, мы с ним становимся единым целым. — Он опять посмотрел на меня, желая убедиться, что я понимаю, и продолжил: — Знаете, что происходит после этого? Когда море начинает течь в моих жилах, я явственно ощущаю, что оно живое, есть Некто, дающий ему жизнь. — Он снова взглянул на меня и улыбнулся. — Б‑г дает морю жизнь, понимаете? Море дышит. Оно живое. Когда я скольжу по волнам и сливаюсь с морем, я встречаю Б‑га. Вы, наверное, хотите знать, что я делаю на волнах все это время? Так вот знайте: я молюсь. Мои движения, которые вы видели, — это танец перед Б‑гом. Я знаю, я совершенно уверен, что Он видит мой танец и слышит мою молитву. И Он всегда отвечает мне.

Для того чтобы я смог обрести это ощущение близости к Б‑гу, море должно быть очень бурным. Чем выше волны, тем сильнее я чувствую, что Б‑г рядом. Если море спокойное, я не могу приблизиться к Нему. Вы, конечно, спросите почему. Дело в том, что, когда море штормит, мне нужно быть гораздо внимательнее к волнам. Во время штиля я могу отвлечься и наблюдать за парящими птицами или ребенком, копающимся в песке на берегу. Но как только начинается шторм, я должен целиком и полностью сосредоточиться на волнах, не отвлекаясь ни на секунду. Я растворяюсь в стихии. Разница между мной и морем исчезает. Оно не позволяет мне отвлечься на что‑то другое. Я должен как можно лучше прочувствовать его, чтобы суметь достичь безопасной гавани.

Это было чрезвычайно интересно. Мне довелось услышать человека, готового так прямо и однозначно говорить о своем близком знакомстве с Б‑гом.

Тут он сказал:

— Хочу открыть вам одну тайну. Море не кончается здесь, у берега. Я выхожу из волн, принимаю душ, одеваюсь, сажусь в машину и еду домой. И все это время море остается со мной. Я веду автомобиль по трассе и вижу, что оно продолжается. Поэтому в море я не могу танцевать в волнах, как мне захочется, а на дороге не могу ехать, как мне вздумается. Движение слишком плотное и крайне непредсказуемое. Каждый хочет побыстрее доехать, куда надо, а мне нужно все время отслеживать, что происходит вокруг. Наконец я приезжаю домой, но море не заканчивается и там.

Меня встречает жена. Иногда встреча проходит безоблачно, а порой я вижу, что небо затянуто тучами. Поэтому и здесь нужно внимательно приглядываться к тем, кто находится рядом. И если мне навстречу «идет волна», я не могу встать прямо, потому что мне так хочется: стоит мне попробовать, меня попросту опрокинет. Стихия не станет тебя слушать, ты должен следовать за ней. Даже дома я не могу поступать, как захочется.

Когда я возвращаюсь домой, я устал и голоден. Мне хочется тишины и покоя, но кому есть до этого дело? Знаете, когда на море возникают водовороты, я не пытаюсь бороться с ними, иначе они разделаются со мной очень быстро. Поэтому я даю им захватить меня, а потом пытаюсь вырваться. Никогда нельзя знать, получится или нет, но если станешь бороться с ними, точно проиграешь.

Когда двое моих детей начинают возиться, я неизменно оказываюсь между ними: один тянет в одну сторону, другой — в другую.Так что и здесь я тоже даю подхватить себя и только потом думаю, как добраться до безопасного берега.

Когда я пытаюсь воспитывать своих детей в соответствии с моим, а не их подходом, я имею дело не с ребенком, а с собой. Водоворот увеличивается, а я погружаюсь все глубже и глубже, так что к моменту, как детям исполнится шестнадцать, я вообще ни на что не смогу влиять.

В этом и состоит наше испытание: помнить, что наша жизнь — одно большое море, а дирижер — не кто иной, как сам Всевышний. Насколько искренне я верую, что Он направляет на меня огромные могучие волны, благодаря которым я обретаю в море самого себя?

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Жонглеры, акробаты, великолепный Храм и полное отсутствие политической борьбы

Храм, каким его представляют себе мудрецы, по сути, статичен, это мир вне времени, где вечно повторяются одни и те же действия. К широкому историческому контексту — миру империй и государств, войн и политики, который постоянно меняется, — Талмуд на удивление безразличен, несмотря на то что этот мир в значительной мере определял судьбу евреев. Мудрецы апеллировали к библейским историям и народным преданиям; сверх того они не испытывали потребности в исторических источниках.

Маасер: кому и на что?

Наши мудрецы учат: «Кто дает монету бедняку, получает шесть благословений, а кто его утешит — получит одиннадцать». Ну а если можете помочь материально — старайтесь сделать это как можно более деликатно, чтобы просящего не стеснять. Здесь приведу еще одну мысль наших мудрецов: когда даешь кому‑то, представь себя самого в положении человека, которому даешь, — это тебе подскажет, как дать, чтобы не обидеть и не унизить.

Недельная глава «Цав». Отчего умирают цивилизации

Евреи не расстались со своим прошлым. В своих молитвах мы и сегодня упоминаем о жертвоприношениях. Но евреи не стали держаться за прошлое. Не стали они искать убежища и в иррациональном мышлении. Они продумали свое будущее наперед и создали такие институты, как синагога, дом учения и школа, которые можно выстроить где угодно, чтобы они даже в самой неблагоприятной обстановке служили питательной средой для еврейской идентичности.