[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2000 ИЯР 5760 — 5 (97)
Связной Рихарда Зорге
Осенний сентябрьский вечер 1940 года. Японский порт Йокогама. У шумного причала ошвартовался транспорт “Красный партизан”. Таможенники редко видели здесь советские корабли и осмотр провели с особой тщательностью. Документы у капитана оказались в полном порядке, грузы соответствовали накладным. Двери в любое помещение открывались незамедлительно. Штурман Иван Михайлович Фонарев свободно изъяснялся на английском и поразил таможенников не только вежливостью и доброжелательностью, но и пониманием японского этикета. Он как бы не замечал подвоха в провокационных вопросах, на все отвечал четко и деловито.
Спустившись на пирс, японцы еще присматривались к “Красному партизану”. И наконец удалились.
Вскоре вслед за ними в наступивших сумерках на берег сошли штурман и, как положено, с ним еще два моряка. Вернулись они часа через два, когда разгрузка судна завершилась. Ранним утром “Красный партизан” взял курс к советским берегам.
На Западе уже год грохотала война. Япония воевала в Китае, но сохраняла дипломатические отношения с СССР, а советские торговые суда захаживали в порты Страны восходящего солнца.
ЛИСТ ЗВАНИЙ И НАЗНАЧЕНИЙ
Фонарь Исаак Моисеевич
Родился 17 февраля 1910 года в Одессе. Воспитывался в детдоме.
В 1930 году закончил рабфак. Слесарь, мастер цеха по ремонту и монтажу паровых турбин центральной электростанции города Одессы.
В 1934 году по путевке Одесского обкома ЛКСМУ поступил в Военно-морское училище им. Фрунзе, которое окончил в 1938 году с отличием.
Назначен на Тихоокеанский флот.
1938–1940 годы – командир корабля специального назначения.
1940–1945 годы – старший офицер разведотдела штаба ТОФ.
Август 1945–1946 годы – начальник разведгруппы в Гензане (Корея).
Участвовал в освобождении городов Кореи Юки, Расин, Сейсин, Гензан.
В войне против Японии руководил разведгруппой.
Фото А .Межуева. Крейсер “Красный Кавказ”. 1942 год.
“Лист” хранится в личном деле капитана 2-го ранга в отставке Исаака Моисеевича Фонаря в Нахимовском райвоенкомате города Севастополя. Легко догадаться, что штурман “Красного партизана” Иван Михайлович Фонарев и Исаак Моисеевич Фонарь – одно и то же лицо. Но многие записи в этом личном деле вызывают вопросы, требуют объяснения.
Мы беседуем с Исааком Моисеевичем Фонарем (он делает ударение на первом слоге) в его квартире на Корабельной стороне, из окон которой видна Аполлонова бухта. Хозяину вот-вот стукнет 90 лет, но тренированная память разведчика действует практически без сбоев.
Рассказывает Исаак Моисеевич Фонарь:
– Обычным одесским беспризорником я стал в 10 лет после смерти отца. Однажды на улице меня подобрал матрос и сдал в детский дом имени III Интернационала на 4-й станции Ф. Там обучался слесарному делу и ходил в школу. Через четыре года определили в Еврамол – Дом еврейской рабочей молодежи.
В Еврамоле учили школьные предметы. Преподавали и еврейский язык, но мне он давался труднее всего. Даже от экзаменов освободили. Я увлекался техникой, точными науками. Но судьбе было угодно, чтобы я по-настоящему овладел английским языком.
Страна бурлила. Молодежь бежала в ногу со временем. “Пятилетка в четыре года” – для комсомольской бригады, которой я руководил, это был реальный срок. Мы построили одесскую центральную электростанцию за 3,5 года.
Я работал потом на заводе. Мечтал об институте. Но в 1934-м вызвали в обком комсомола, сказали: “Пойдешь на флот, в училище. Надо!” Мне, тогда уже кандидату в члены ВКП (б), стало ясно одно: в Германии к власти пришли фашисты, а нам надо крепить обороноспособность нашего рабоче-крестьянского государства.
Так я оказался в Ленинграде. Как сказали бы сейчас, в престижном училище имени М. В. Фрунзе. Без преувеличения, тогда флот ощущал всенародную любовь. Незаметно пролетели четыре года. Я закончил штурманский факультет с отличием. Готовился на подводные лодки.
Но незадолго до распределения в училище прибыла из Москвы какая-то важная и таинственная комиссия. Многих курсантов вызывали на беседу. Но никто не имел права говорить – зачем.
И вот крутой поворот судьбы: со всего курса отобрали трех выпускников для спецназначения. Я оказался в распоряжении Главного разведуправления Красной Армии – ГРУ.
ИЗ ЛИЧНОГО ДЕЛА ФОНАРЯ
Аттестация за 1939 год
Энергичный, решительный в своих действиях, проявляет всегда здоровую инициативу, вопросы конспирации понимает и настойчиво проводит их среди личного состава.
Аттестация за 1940 год
Энергичен. Силой воли обладает. Решителен и смел. Сообразителен. Находчив. Инициативен. К себе и подчиненным требователен. Морскую службу и море любит. Работоспособен и вынослив.
И. Фонарь. 1940 год.
Рассказывает И.М. Фонарь:
– На “Красном партизане” я трижды ходил в японские порты. В каждом были тайники, откуда я извлекал капсулу и оставлял свою. Конечно, я ничего не знал о том, что там находится. Но о том, что цена – моя голова, меня предупредили. Через много лет разъяснили, и то иносказательно, что я забирал материалы, которые передавал Рамзай – Рихард Зорге, и оставлял для него.
Позднее вице-адмирал Павел Иванович Парамошкин, с которым мы с курсантского кубрика пронесли дружбу через всю жизнь, проявил осведомленность в этом деле. Однажды на встрече выпускников училища в Ленинграде он мне сказал: “Не скоро откроется завеса над твоей дорожкой в Японию”.
Впоследствии японцам стало известно, кто такой Фонарев Иван Михайлович, что я не только штурман. И раскрыл меня один из наших агентов, которого я высаживал на японский берег. Его рацию засекли, и он попал в руки японцев. После пыток, истязаний ему пообещали сохранить жизнь и всякие блага. Он не выдержал. Такое случалось. Только в кино у советских разведчиков не бывает провалов.
Об этом стало известно в августе 1945 года, когда мы высадились в Корее. Мне довелось участвовать в пленении японского адмирала, который командовал Расинским укрепленным районом и пытался перейти 38-ю параллель на юг. На допросе адмирал вдруг спросил о Фонареве, который долго сидел “под колпаком” у японцев и случайно ускользнул. Адмирала “крепко попросили”, и он указал на источник сведений.
Признаюсь, я и сам однажды чуть не попался. Как-то мы захватили японский сейнер. Рыбаков отпустили и сами стали ходить на трофейном судне. По очертаниям в сумерках нас и принимали за японцев. Мы высаживали наших разведчиков на побережье Кореи, Японии, Китая. В экипаже было 18 моряков. По легенде, все они – рыбаки.
Как-то на исходе 1944 года мне вручили новейший авиационный фотоаппарат ФАИ с заданием заснять наиболее удобные места высадки десанта. Японские пограничники догнали нас в нейтральных водах. Мгновенно забрались на борт, закрыли радиорубку. Единственный компромат – ФАИ. Я запрятал его заранее в резиновый мешок, потом опустил в море на штерте. Они специальным багром стали простукивать борта. Пришлось штерт перерезать. Во Владивостоке началось расследование. Как объяснить особистам пропажу, если о фотоаппарате знал я один? Но, видно, изменилась обстановка. После Сталинграда и Курска стало меньше подозрительности. Мне поверили.
ИЗ АТТЕСТАЦИИ
Январь-декабрь 1943 года
В течение 1943 года провел четыре смелые операции у берегов Кореи, в трех случаях командовал шхуной разведотдела. Знает хорошо вооруженные силы Японии. Агентурную разведку любит.
Характер вспыльчивый, но умеет себя сдерживать. Растущий командир-разведчик.
Декабрь 1943 – декабрь 1944 годов
...В течение 1944 лично руководил проведением нескольких морских операций... В любую погоду не укачивается, трудности плавания переносит спокойно и выдержанно: кораблем управляет твердо и уверенно, вселяет в личный состав бодрое настроение.
...При проведении операций проявил смелость, решительность, упорство, основанные на расчетливости.
Выводы: при возможности достоин посылки на зарубежную работу по линии военно-морской разведки.
Начальник 1-го отделения разведотдела штаба ТОФ капитан 1 ранга П. Орлов.
Рассказывает И.М. Фонарь:
Вернемся к 1942 году, когда меня направили на спецкурсы в Ульяновск, где готовили для зарубежной работы. Усиленно изучали английский язык, “ставили” акцент, чтобы можно было сойти за американца. Со мной занимался специалист, который бывал в США, знал расположение, структуру основных городов, обычаи, образ жизни. Я мог бы ориентироваться в Нью-Йорке, знал, как выйти на наше посольство в Вашингтоне.
Но побывать там так и не довелось, хотя меня не единожды аттестовали на работу за рубеж. Над причиной не задумывался.
Когда вернулся во Владивосток, меня вновь назначили командиром на шхуну “Рулевой”. Все мы ходили только в штатской одежде.
Мне приходилось обучать и готовить к заброске наших агентов – корейцев, китайцев, реже японцев. На “Рулевом” доставляли их к берегам Кореи.
Рассказывает Изабелла Марковна, супруга Фонаря:
– Мы жили в Одессе в одном дворе, но Исаак был старше. Познакомились только в 39-м году, когда он приехал из Владивостока на похороны отчима. Во флотской форме Исаак был неотразим.
Война застала нас в Одессе, у меня на руках шестимесячный мальчик. С мамой и сестрой уходили из города пешком. Дедушка, бабушка, две тети, жена брата с двумя детьми остались в Одессе и погибли. До Херсона мы дошли на одиннадцатые сутки. Фашисты расстреливали толпу с бреющего полета. Вокруг сотни убитых людей, лошадей.
Из Херсона в теплушках добрались до Новосибирска. И после передышки двинулись во Владивосток, у меня был документ, что там служит муж.
Пришли по адресу, позвонила в дверь. Выскочила вся коммуналка. Но Изя спал после похода.
Стали жить все в одной комнате. А наш первенец не выжил. Когда Исаак уехал на курсы в Ульяновск, мне сказали, что он во Владивосток не вернется. Мы все оставили и уехали в Иркутскую область, на станцию Зима. Как потом выяснилось, там тогда жил будущий поэт Евгений Евтушенко.
Через 10 месяцев вернулись. Я долго не знала, где Фонарь служит. В форме я его видела только по праздникам, если он в те дни бывал дома. Уходил надолго, на месяц и больше. Я очень волновалась, Но Исаак наставлял: “Никого обо мне не спрашивай. Надо будет – тебе скажут”. Однажды поздним вечером раздался стук в дверь. Передо мной человек, по виду – кореец, в шинели без погон.
У меня тарелка из рук выпала. Но кореец назвал какую-то незнакомую фамилию.
Исаак возвращался из походов всегда заросший, в потрепанной, рваной одежде. Как-то соседка увидела с веранды: “Какой-то бродяга там, на Фонаря похож”.
В 43-м у нас родился мальчик – Виталий. В военторге для младенцев давали молоко. Подошел ко мне Исаак. Очередь зашумела: женам гражданских молоко не положено. Заступилась соседка: “Ее муж служит в разведотделе”. Так и я узнала, почему Фонарь надолго пропадает.
Потом я стала работать в разведотделе, делопроизводстве. Тогда и с его моряками познакомилась. Экипаж перед походами всегда собирался на прощальный ужин.
Закончилась война, и к аттестации И.М. Фонаря добавилась
БОЕВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
1 января – 1 ноября 1945 года
... Во имя службы пренебрегает личными удобствами. Трудности походной жизни переносит мужественно и безропотно.
Какие еще необходимы профессиональные и нравственные качества для дальнейшего роста офицера? Ведь все начальники всесторонне и наилучшим образом оценивали боевую деятельность И.М. Фонаря (кстати, все эти похвальные слова Исаак Моисеевич услышал только сейчас). Но продвижение по службе 35-летнего офицера без видимых на то причин затормозилось. Он получает назначение в Порт-Артур, затем в Совгавань и на Сахалин. Аттестации на загранработу так и не реализовались. И с разведкой его разлучают. А ведь замечали: растущий командир-разведчик.
Но Иван Михайлович Фонарев – Исаак Моисеевич Фонарь, обид своих не высказывал: служба везде почетна. А тут и семейных забот прибавилось: в 1946-м еще один сынок родился – Олег.
Через шесть лет капитана 2-го ранга И.М. Фонаря перевели служить в Севастополь начальником отдела тыла ЧФ. После увольнения в запас он еще более 20 лет работал в должности капитана-диспетчера аварийно-спасательной службы ЧФ.
Подросли сыновья. Олег окончил Севастопольское ВВМИУ, отслужил инженером на атомной подводной лодке. Сейчас работает на Чернобыльской АЭС. Старший, Виталий, – в Петербурге на заводе “Электрик”. Есть по два внука и правнука.
В ходе наших бесед Исаак Моисеевич не раз говорил: “Не обо всем можно рассказать и сегодня”. Лет пятнадцать назад И.М. Фонарь отправил в Москву спецпочтой обстоятельный отчет о своей деятельности в годы войны. Ему сообщили, что гриф “Совершенно секретно” еще не снят. Уже нет той организации, нет того государства. Но старый разведчик хранит какие-то тайны.
Семья на отдыхе в Петродворце. 1956 год.
Остается только предполагать, что скрывает Указ о награждении его орденом Красного Знамени, от 5 ноября 1944 года. Видимо, это не случайно, в Москве уже знали, что через два дня японцы казнят Рихарда Зорге.
В орденской книжке И.М. Фонаря, выданной 6 августа 1946 года записаны: орден Ленина, три ордена красного знамени, орден Красной Звезды, медаль “За боевые заслуги”.
Эти награды следует сопоставить с еще одной записью в личном деле Исаака Моисеевича Фонаря: “В Великой Отечественной войне 1941–1945 годов выполнял специальные задания командования в составе развед группы”.
Остается надеяться на архив ГРУ. Запрос туда недавно направлен.
Борис Гельман, “Слава Севастополя”
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru