[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2000 ШВАТ 5760 — 1 (93)
Дирижер Красной капеллы
Лазарь Медовар
"Москву взять не удастся. Сталин смог подтянуть к столице свежие дивизии из-за Урала потому, что Рихард Зорге убедил его: Япония не ударит в спину России со стороны Урала. Русский солдат еще сражается под стенами Москвы, а Красная капелла своей исторической радиограммой от 12 ноября уже назначает ему встречу с немецкой армией через девять месяцев на далекой Волге в Сталинграде. Зорге помог избежать поражения под Москвой, Треппер и его люди сделают возможной победу под Сталинградом". Это отрывок из книги "Красная капелла" французского писателя и профессионального юриста, адвоката Жиля Перро.
Красная капелла (получило распространение также название "Красный оркестр") — самая крупная и эффективная советская разведывательная сеть, действовавшая во время войны в оккупированной фашистами Европе, в том числе в их центральном логове — Берлине.
Главным действующими лицами сети были радисты, без которых связь с Директором (начальником разведывательного центра в Москве) была бы невозможна. Радистов разведчики называли "пианистами", объединенные общей сетью они составляли "капеллу" ("оркестр"). "Дирижером" капеллы, естественно, был ее руководитель.
Деятельность Красной капеллы была настоящим кошмаром для секретных служб Германии, во главе которых стояли рейхсфюрер Гиммлер и адмирал Канарис. По оценке последнего, "Красная капелла стоила Германии 200 тысяч солдатских жизней". Для борьбы с этой сетью гестаповцы создали специальную зондеркоманду, действия которой контролировал лично Гитлер. Сама сеть и операция по ее ликвидации и были названы немцами Красной капеллой.
Книга Перро повествует о героизме и трагической судьбе членов Красной капеллы, многие из них погибли в фашистских застенках.
Организатором и руководителем сети был советский разведчик польский еврей Леопольд Треппер, для его соратников — Большой шеф, так же с невольным уважением называли его немцы.
В конце 1942 года гестапо удалось схватить Треппера. Его пытались склонить к сотрудничеству с немецкой разведкой, организовать радиоигру с Москвой для дезинформации советского руководства и командования. Основной целью этой, как позже назовет ее Треппер, Большой игры было внести раскол между союзниками по антигитлеровской коалиции.
Треппер сумел перехитрить гестаповцев, сообщить Центру о провале сети и работе немцев от ее имени. Более того, — бежать и продолжить разведывательную деятельность, снабжая Центр важнейшей информацией.
Однако никто не захотел поверить, что человек, схваченный гестапо, самостоятельно вышел на свободу и продолжает действовать, не будучи завербован тайной полицией. Связь с резидентом прервалась. О реакции Центра на его донесения Трепперу не было ничего известно. Понадобилось достаточно много времени, прежде чем ему снова поверили. Но миф о предательстве просуществовал долгие годы, тем более что гестапо всячески поддерживало его, подкрепляя "документальными свидетельствами".
В 1944 году вернувшийся из Парижа в Москву Треппер был арестован и приговорен к тюремному заключению на 15 лет. Этот срок сократился на 5 лет благодаря смерти Сталина. Его не только освободили, но и реабилитировали.
Красная капелла почти 25 лет служила мишенью для самых разных нападок. Приступая к исследованию ее деятельности, Ж. Перро, по его собственному признанию, сам находился в плену подобных мифов. В процессе работы над книгой мифы постепенно рассеивались. В течение трех лет Перро изучал документы, опрашивал многочисленных свидетелей, оставшихся в живых членов Капеллы, самого Треппера. Большого труда ему стоило заставить поделиться воспоминаниями бывших эсэсовцев, они опасались нового судебного преследования. Некоторые просили не называть их имен, и фигурируют они в книге под псевдонимами, кое-кто требовал вознаграждения за свои показания.
Любовь Бройде, 1925 год.
Юрист Перро грамотно сопоставил факты, сделал правильные выводы. Проведенное расследование убедило его в полной несостоятельности обвинений против разведчиков-антифашистов и в необходимости опубликовать полученные результаты, чтобы уничтожить какие бы то ни было подозрения и восстановить честное имя Леопольда Треппера.
Книга вышла в 1967 году во Франции и за очень короткое время была переведена на многие языки. Однако на русском языке она появилась только в 1990 году, опубликованная издательством "ДЭМ" (совместное предприятие СССР—Франция). В обращении издательства говорится: "Это не просто рассказ о тех, кто боролся, терпел лишения и пытки, умирал во имя Великой Победы. Это напоминание о нравственном долге, который обязывает нас быть благодарными тем, кто жертвовал собой ради счастья других".
Треппер не преминул откликнуться на выход книги: «Читая эти страницы, я вновь с большим эмоциональным подъемом пережил все наши драматические приключения, с удовлетворением убедился в правдивости повествования, написанного человеком, который, подобно бойцам “Красного оркестра”, отличался мужеством, великодушием, чувствами солидарности и товарищества... Публикация книги Перро, безусловно, является новой главой в истории нашей сети. Посвятив этому произведению три года жизни, Перро как бы извлек “Красный оркестр” из полицейских архивов, из мрака забвения. Благодаря ему весь мир узнал о драматической эпопее наших людей, принесших себя в жертву человечеству».
Леопольд Треппер, 1925 год.
Книга Перро побудила Треппера написать собственную книгу. Эта книга, "Большая игра. Воспоминания советского разведчика", была издана в 1975 году в Париже, затем еще в 15 странах на 17 языках, но не в Советском Союзе и не на русском языке. Граждане Советского Союза, которые могли бы гордиться своими героями разведчиками Красной капеллы, до конца 80-х годов ничего о них не знали. Наконец, в 1990 году, она дошла и до них. Политический обозреватель АПН А. Игнатов, посетивший автора "Красной капеллы" уже после смерти ее главного героя, напишет об этой встрече в "Литературной газете"*: «Моя встреча с Перро в его нормандском доме, увы, не имела тогда, в 1984 году, никакого продолжения. Ни Агентство печати "Новости", корреспондентом которого я работал в Париже, ни какая-нибудь наша газета или издательство "не интересовались" деятельностью Треппера и его людей».
Лишь в условиях гласности в Советском Союзе стало возможным рассказать правду о легендарных разведчиках и их Большом шефе. В конце 80-х годов в мире отмечали 50-летие Красной капеллы. Появились статьи в газетах и журналах и у нас. В частности, незадолго до выхода книги Перро "Литературная газета" опубликовала выдержки из нее, а газета "Вечерний Донецк" — отрывки из воспоминаний Треппера. Обе книги, отличаясь в некоторых деталях, дополняют друг друга (в русском переводе книги Треппера используется слово "оркестр" вместо "капеллы").
Треппер — человек героической и одновременно трагической судьбы. Он родился 23 февраля 1904 года в городе Новы-Тарг (севернее Закопане) в бедной многодетной еврейской семье. Новы-Тарг входил тогда в состав Австро-Венгрии. После распада последней в 1918 году этот город, как и Закопане, отошел к Польше, Треппер стал польским евреем и по сей день в этом качестве фигурирует в мировой литературе.
Отец умер, когда мальчику было 12 лет. В 1921 году семья переезжает в город Домброва (Верхняя Силезия), где молодой человек, чтобы не умереть с голоду, берется за любую работу — каменщика, слесаря, чернорабочего на металлургическом заводе и даже спекулирует водкой, которая в Домброве была дешевле, чем в Кракове. При малейшей возможности он посещает Краковский университет, слушает там лекции по психологии и социологии. В 1923 году Леопольд принимает участие в восстании краковских рабочих, выступивших против нищенских условий жизни, попадает в "черный список", что лишает его возможности устроиться на постоянную работу. Он примыкает к сионистской организации "Гехалуц", финансируемой американскими евреями, которая помогает ему перебраться в Палестину. Но и здесь его ожидала совсем не легкая жизнь. Работа досталась ему по осушению болот, от зари до зари приходилось стоять по колено в воде и тине, а ночью спасаться от мириад москитов. Жить надо было в палатке, питьевую воду возить за несколько километров на ослике. Ежедневно кто-то заболевал малярией.
Но молодость и энтузиазм помогали преодолевать все трудности. Он побывал в крупных городах Палестины, в то время подмандатной территории Великобритании, увидел "здоровенных парней из английской жандармерии, в большом количестве расхаживающих по улицам", поработал в ряде кибуцев.
Постоянная борьба за существование привела Треппера к коммунистам. По его инициативе была создана организация "Единство", целью которой явились объединение евреев и арабов против произвола предпринимателей, проведение совместных культурных мероприятий.
В 1928 году Треппера с группой товарищей арестовали и заключили в хайфскую тюрьму строжайшего режима, их предполагалось выслать на Кипр. Организованная Треппером голодовка протеста получила широкую огласку, о ней писали в газетах. Англичане вынуждены были освободить узников, но Треппер не избежал высылки из страны.
С рекомендацией ЦК компартии Палестины он отправился во Францию. В Марселе он работал мойщиком посуды, в Париже — уборщиком полов в крупных универмагах и одновременно ночным грузчиком на железной дороге. На этом перечень случайных профессий, за которые брался будущий Большой шеф, пожалуй, исчерпывается, он находит работу, близкую ему по духу, — корреспондента в коммунистических печатных органах.
В Париж к нему приехала жена Люба, в 1931 году у них родился сын Мишель, второй сын, Эдгар, родится позже, в 1936 году, в Москве.
Активность Треппера была замечена, в 1932 году руководство ФКП направляет его в Москву в Коммунистический университет национальных меньшинств Запада им. Ю.Ю. Мархлевского. По окончании университета в 1934 году, сотрудничая в еврейской газете "Дер эмес", он становится слушателем военной академии, где генерал Орлов читал специальный курс будущим разведчикам. В Москву переезжает Люба с сыном. Окончившего академию Треппера приглашают в Управление разведывательной службы Красной Армии, руководил в то время этой службой знаменитый Ян Берзин. Ну, а Треппер — уже убежденный антифашист, твердо решивший бороться с этим "царством разнузданного варварства". После встречи с Берзиным мысль о переходе в разведку и борьбе с фашизмом именно в ее рядах прочно утвердилась в его сознании.
Но, как показало недалекое будущее, опасность грозила разведчикам не только со стороны фашизма.
Гитлер в Германии и Сталин в Советском Союзе установили в своих странах неограниченную кровавую диктатуру. Методы были практически одинаковые: уничтожение миллионов ни в чем не повинных людей в специальных лагерях, разрушение памятников истории, изъятие из библиотек "неугодных" книг, запрет даже на упоминание имен их авторов, искажение и фальсификация истории, расправы над предполагаемыми политическими противниками или теми, кто осмеливался высказать мнение, отличное от мнения диктатора, а также над их семьями, принижение и уничтожение интеллигенции, геноцид против целых народов и, конечно, антисемитизм.
"Наши товарищи исчезали, — пишет Треппер, — лучшие из нас умирали в подвалах НКВД, сталинский режим извратил социализм до полной неузнаваемости".
Когда из Испании вернулся Берзин, находившийся там в качестве военного советника республиканской армии, Треппер вновь встретился с ним. Это было осенью 1937 года. Начальник разведуправления выглядел совершенно другим человеком. В Испании он узнал, что Тухачевский, которого он глубоко уважал, и весь его штаб арестованы, а затем расстреляны. Берзин не питал иллюзий относительно собственной персоны и спешил использовать остававшееся ему время.
Треппер вспоминает: «Берзин принял меня для беседы, хорошо сохранившейся в моей памяти. Да и могло ли быть иначе, если этот день оказался решающим для всей моей дальнейшей судьбы? "Я вам предлагаю перейти на работу к нам, потому что вы нам нужны, — сказал Берзин. — И не сюда — в аппарат. Тут вам не место. Нет, вы должны создать в Западной Европе базу для наших действий"».
"Вопреки всей нашей растерянности и тревоге, — пишет далее Треппер, — вопреки тому, что Советский Союз перестал быть той страной социализма, которой мы грезили, его обязательно следовало защищать. Эта очевидность и определила мой выбор. С другой стороны, предложение Берзина позволяло мне с чистой совестью обеспечить свою безопасность. Польский гражданин, еврей, проживший несколько лет в Палестине, человек, лишившийся родины, журналист, сотрудничавший в ежедневной еврейской газете... Для НКВД я не мог не быть стократ подозрительным".
В ходе беседы начальник разведуправления и будущий резидент согласовали план действий. Он заключался в развертывании разведывательной сети в масштабах Европы, в частности в Германии и соседних с нею странах.
Для покрытия материальных и финансовых расходов Треппер предложил создать коммерческую "крышу". "Думаю, — пояснил он, — что в капиталистической стране при наличии известной сметки не так уж трудно зарабатывать деньги. Я мыслю себе создание экспортно-импортной фирмы с базой в Бельгии и филиалами в нескольких странах". Ему выделили десять тысяч долларов в качестве вступительного долевого капитала, и больше он за деньгами в Центр не обращался.
Берзин предупредил, что до начала военных действий, которые, как он считал, начнутся года через два, разведывательную организацию не следует вовлекать ни в какие другие мероприятия. Он также дал понять, что подготовку соответствующих людей и особенно поиск руководителей групп в отдельных странах надо будет проводить только на месте.
По взволнованному тону, которым были произнесены эти слова, Трепперу стало ясно, что значительная часть квалифицированных кадров, которые могли бы выполнить эту работу, уже арестована.
Начальник разведуправления посоветовал будущему резиденту при отправке добытых сведений никогда не задаваться вопросом, как их примет руководство. "Иначе вы будете просто плохо работать".
"Прислушивайтесь только к голосу вашей совести, — сказал Берзин, прощаясь, — для революционера только она верховный судья..." Треппер воспринял эти его слова как политическое завещание.
Больше им не суждено было беседовать...
В марте 1938 года в разведуправлении Трепперу сообщили, что ему готовят паспорт на имя Адама Миклера, канадского промышленника, желающего обосноваться в Бельгии. Шифровальщик несколько часов обучал разведчика, как зашифровывать донесения. Связь с ним должен будет поддерживать один из служащих советского торгпредства.
Ему сказали, что в Германии уже есть опытная и надежная группа, но она бездействует. Опасаясь провокаций и боясь вызвать подозрения у Гитлера, Сталин лично распорядился прекратить ее деятельность.
Итак, осенью 1938 года Леопольд Треппер, он же Адам Миклер, прибывает в Брюссель. Законы маленькой Бельгии обеспечивали относительную безопасность разведчика (в случае провала его просто выселяли из страны), а ее географическое положение позволяло быстро перемещаться в Германию, Францию, Скандинавию.
Треппер прежде всего восстанавливает связи со своими старыми друзьями по Палестине Лео Гроссфогелем и Гилелем Кацем. Первый живет в Брюсселе, второй — в Париже. Оба они евреи, оба — основные помощники резидента, оказавшиеся ему преданными до самой смерти под пытками в гестапо. Коммерсант Гроссфогель возглавлял фирму "Король каучука", торговавшую плащами. Адам Миклер становится одним из акционеров фирмы, а сама фирма — коммерческой "крышей" будущей организации.
Лео Гроссфогель.
Вскоре к ним присоединились направленные из Москвы командиры Красной Армии радист Михаил Макаров — уругвайский гражданин Карлос Аламо и разведчик Анатолий Гуревич — также "уругваец" Виктор Сукулов, он же "Кент". Оба — смелые, отважные люди, имевшие опыт войны с фашистами в республиканской армии в Испании. Не будучи летчиком и никогда не управлявший самолетом, Макаров во время наступления франкистов поднял в воздух свободный самолет, сбросил бомбы на врага, вернулся, посадил самолет и гордо встал возле него. Видевшие это приветствовали его как героя.
Судьба Гуревича не менее необычна, но более трагична, чем судьба Треппера. Он служил в штабе ПВО Кировского района Ленинграда, хорошо знал испанский язык и был направлен в 1938 году адьютантом-переводчиком на подводную лодку республиканской Испании к будущему Герою Советского Союза капитану И. Бурмистрову. Лодка после ремонта во французском порту Бордо прошла путь вдоль атлантического побережья Пиренейского полуострова через Гибралтарский пролив к порту Картахен на восточном берегу Испании. Почти на всем пути маршрут контролировался фашистскими кораблями и авиацией, лодка неоднократно подвергалась опасности быть затопленной. Героический поход лодки Гуревич описал в своем рассказе "На подводной лодке через Гибралтар" (сб. "Ленинградцы в Испании". Л., 1973). Как и Треппер, Гуревич после войны вернулся в Москву и был арестован, но в тюрьме содержался гораздо дольше...
Гилель Кац.
К мужу в Брюссель приехала Люба с младшим сыном Эдгаром, которому тогда было полтора года. Старшего, Мишеля, она оставила в Москве, в интернате. Поездка ее чуть было не сорвалась из-за вызова в НКВД в связи с арестом подруги. В течение 12 часов Люба отказывалась давать ложные показания. Узнав, где находится ее муж, следователь отпустил женщину, выразив на прощание недовольство ею. Люба помогала мужу собирать информацию, обучала присылаемых из Москвы разведчиков особенностям поведения за рубежом, французскому языку.
В окружении семьи Большой шеф выглядел вполне благополучным бизнесменом, внушающим полное доверие. Дела фирмы шли успешно, у него даже появилась возможность помочь Зорге с деньгами, которые он по указанию Центра перевел в Японию. Продолжалось комплектование организации.
Примерно через семь лет на одном из допросов тогдашний министр госбезопасности ярый антисемит генерал Абакумов спросит арестованного Треппера:
— Скажите, почему в вашей разведывательной сети так много евреев?
Получив ответ разведчика, он к этой теме больше не вернется:
— В ней, товарищ генерал, находились борцы тринадцати национальностей; для евреев не требовалось особое разрешение, они не были ограничены процентной нормой. Единственным мерилом при отборе людей была их решимость бороться с нацизмом до последнего. Бельгийцы, французы, русские, украинцы, немцы, евреи, испанцы, голландцы, швейцарцы, скандинавы по-братски работали сообща. У меня было полное доверие к моим еврейским друзьям, я знал их раньше и был уверен, что они никогда не станут предателями. Евреи ведут двойную борьбу: против нацизма и против истребления своего народа. Даже предательство не могло стать для них выходом из положения...
Михаил Макаров.
В начале своего расследования Перро, как он сам говорил, не придавал значения тому, что руководитель, его ближайшее окружение, многие члены капеллы были евреями. "Но, — пишет он, — с течением времени я понял, что это довольно близорукий подход... У евреев особый счет с нацистами".
Того же мнения придерживался и Гиммлер. Полицейским, которым будет поручено "стереть с лица земли эту еврейскую гниль" (Красную капеллу), он отдаст письменный приказ использовать любые средства и пытки, чтобы добиться признаний.
"Насколько нам известно, — пишет Перро, — это единственный случай, когда рейхсфюрер осмелился поставить свою подпись на документе, разрешающем применение пыток вплоть до смертельного исхода". Представляется, впрочем, что Гиммлер не только "осмелился", но и сделал это с удовольствием — тем самым он угождал Гитлеру, который лично заменял приговоры "оркестрантам" о тюремном заключении смертными приговорами.
Известно, что наряду с евреями Гитлер считал своими злейшим врагами коммунистов. С его приходом к власти западноевропейские компартии были в значительной степени разгромлены, оставшиеся коммунисты ушли в подполье и продолжили борьбу в рядах Сопротивления. От них к Большому шефу поступали информация, помощь в организации связей. Так, особо важные секретные донесения он передавал через главу французской компартии Жака Дюкло, имевшего каналы для связи с Москвой. Это оказалось неоценимым в дальнейшей Большой игре.
С Большим шефом сотрудничали не только коммунисты-подпольщики, но и немцы, занимавшие весьма высокое положение. Треппер пишет о многих из них, отдавая должное их мужеству и скорбя об их гибели. Его ближайшими соратниками по берлинской группе были немцы Харро Шульце-Бойзен и Арвид Харнак.
Харро — немецкий аристократ, внучатый племянник знаменитого адмирала Тирпица. Еще до прихода Гитлера к власти он вместе со своим другом Анри Эрлангером выпускал журнал, направленный против нацизма. Когда пробил их час, эсэсовцы арестовали издателей и подвергли их жестокой пытке (несколько раз прогнали сквозь строй, избивая плетьми). Еврея Анри убили прямо на глазах у друга, и с этого момента Харро стал убежденным антифашистом. Через несколько лет он женится на внучке князя фон Ойленбурга, приближенного маршала Геринга, благодаря чему попадает в институт, где ведутся важнейшие исследования в области военной техники. К началу войны он занимал высокий пост в министерстве авиации.
Арвид Харнак, доктор философии, изучал экономику в США. Как советник министерства экономики он имел доступ к самым конфиденциальным планам выпуска промышленной продукции, включая военную. В группу Шульце-Бойзена—Харнака входили различные специалисты, писатели, старые коммунисты и даже бывший министр культуры Пруссии. Аналогичные группы были созданы во Франции, Бельгии, Голландии. В Швейцарии действовала независимая, но поддерживающая контакты с Большим шефом группа разведчика венгра Шандора Радо.
Л. Треппер с женой. Бельгия, 1938 год.
Участники сети считали, что их пребывание внутри германской военной машины будет способствовать ее разрушению, уничтожению нацизма.
Но до этого еще далеко, а пока в конце 1939 года происходят эпохальные события:
23 августа гитлеровская Германия и Советский Союз подписывают в Кремле пакт о ненападении. «Чтобы отметить такое событие, — пишет Треппер, — подали шампанское, и Сталин, подняв свой бокал, произнес незабываемый тост: "Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего фюрера, и поэтому с удовольствием выпью за его здоровье"».
1 сентября дивизии вермахта вступили в Польшу. Особые подразделения эсэсовцев убивали тысячи евреев и поляков.
Во время погромов бандиты выбрасывали еврейских детей из окон домов.
28 сентября Советский Союз и Германия заключили договор о дружбе и границе. Выступая месяц спустя, Молотов заявил: "Мы всегда были того мнения, что сильная Германия является необходимым условием прочного мира в Европе".
Харро Шульце-Бойзен.
"Сильная Германия", как известно, не замедлила продемонстрировать свое "миролюбие": 10 мая 1940 года она начала наступление на Западном фронте. Одна за другой оккупированы Франция, Бельгия, Голландия...
Треппер следовал за войсками вермахта вплоть до Дюнкерка, присутствовал при дюнкерской катастрофе. Он подробно описал организацию немцами ввода подкреплений, роль, которую они отводили бомбардировщикам, тактику, применяемую ими при уничтожении противотанковых сооружений противника. Его донесение, отправленное в Москву на восьмидесяти страницах, по существу было описанием новой, разработанной и опробованной стратегии Гитлера — блицкрига.
Но сеть Треппера работала не против Германии, а против Англии. Указание Сталина прекратить разведывательную деятельность против третьего рейха связывало руки, а новое руководство Центра уже не проявляло интереса к созданию крупной разведывательной сети. Была даже сделана попытка отозвать Треппера в Москву. Но ядро трепперовской организации было убеждено, что какими бы ни были замыслы Сталина, войны с Германией не избежать. И Большой шеф, несмотря на запрет, по собственной инициативе начинает подготовку к этой войне.
Арвид Харнак.
Он переводит свою резиденцию из Брюсселя в Париж. В бельгийской столице он оставляет своим заместителем Кента (Гуревича), который становится Малым шефом.
В августе 1940 года немецкий штаб разработал операцию "Морской лев" — наступление на Великобританию с суши, моря и воздуха. Но в октябре Гитлер неожиданно откладывает операцию на неопределенный срок. Дивизии, предназначавшиеся для вторжения, отводятся с побережья Атлантики в Польшу. Большой шеф сообщает в Центр, что никаких попыток высадиться в Англии немцы предпринимать не будут.
18 декабря 1940 года Гитлер подписывает план "Барбаросса", предусматривающий "разгром Советской России в ходе быстрой военной кампании", еще до окончания войны против Великобритании. Об этом плане Центру сообщают Треппер, Зорге, послы США и Великобритании.
Но Сталин уверен, что пакт с Германией подписан на долгие годы и поступающие донесения являются провокационными. Он считал, что предоставляет капиталистическим государствам уничтожать друг друга и Гитлер не рискнет начать войну на Востоке, пока не одержит победу на Западе. Вождь не был способен объективно оценивать обстановку, а его окружение докладывало ему только то, что он хотел услышать, и во всем его поддерживало.
В январе—феврале 1941 года Шульце-Бойзен и Треппер сообщают Центру о намеченных бомбардировках Ленинграда, Киева, Выборга, называют число дивизий, выведенных из Франции и Бельгии, отправленных на Восток.
В мае через советского военного атташе в Виши генерала Суслопарова Большой шеф передает в Москву сведения о предстоящем немецком наступлении на СССР, указывает дату начала военных действий — 22 июня. Эта же дата названа в донесении Зорге из Японии. 21 июня из Берлина подтверждают, что вторжение в СССР назначено на следующий день. Генерал Суслопаров отказывается этому верить, но по настоятельному требованию Треппера все же посылает в Москву шифровку.
Схема Красной капеллы. Конец 1941 года.
23 июня из Москвы в Виши возвращается заместитель Суслопарова. Он рассказывает, что за несколько часов до начала войны Директор попрощался с ним со словами: "Передайте Трепперу, что я немедленно доложил его информацию о непосредственной угрозе нападения немцев Большому хозяину. Большой хозяин удивлен, как это такой человек, как Треппер, старый коммунист, разведчик, поддается на удочку английской пропаганде. Вы можете передать ему глубокое убеждение Большого хозяина в том, что война с Германией не начнется до 1944 года". Известно, во что обошлось стране и миру это "глубокое убеждение" Большого хозяина — Сталина. Зорге получил из Москвы короткий ответ: "Мы сомневаемся в достоверности вашей информации". Клаузен, радист Рихарда Зорге, через много лет рассказал: «Рихард пришел в ярость, впервые мы были вне себя. Он вдруг вскочил, заметался по комнате, обхватив голову руками. "С меня хватит! — говорил он. — Почему мне не верят? Как могут эти несчастные люди игнорировать наше донесение?"»
День нападения Гитлера на Советский Союз стал днем усиления беспощадной борьбы подпольной сети Большого шефа с нацизмом, ослабленной после подписания упомянутых соглашений. "Наша задача, — пишет Треппер, — заключалась в том, чтобы добывать еще больший объем военной, экономической и политической информации. Это и явилось бы нашим вкладом в общее дело победы".
С 1940 по 1943 год "пианисты" Треппера передали в Центр около 1500 донесений. Они касались военной промышленности, сырья, новых типов вооружений, военной обстановки и планов наступлений, морального состояния войск вермахта.
В Москву были посланы сверхсекретные документы по танку типа "Тигр-Т6". Это помогло советской промышленности разработать танк "КВ" с более высокими, чем у немцев, показателями.
Осенью 1941 года Центр получил сообщение, что «суточное производство самолетов "Мессершмитт" равно девяти—десяти единицам. Суточные потери самолетов на Восточном фронте доходят до сорока штук».
В конце 1941 года новое сообщение: «Предприятия "Мессершмитт" уже три месяца работают над созданием нового истребителя, снабженного моторами, позволяющими достигать скорость 900 км/ч». Микрофильмы с чертежами этого нового самолета ушли в Москву.
12 ноября 1941 года Центр получает из Брюсселя ту самую историческую радиограмму:
"Кент—Директору.
Источник Коро. Осуществление плана III, цель которого — Кавказ, первоначально назначенное на ноябрь, перенесено на весну 1942 года. Переброска частей должна быть закончена к 1 мая. Материально-техническое обеспечение операции начинается 1 февраля. Линя развертывания для наступления на Кавказ: Лозовая—Балаклея—Чугуев—Белгород— Ахтырка—Красноград. Штаб-квартира — в Харькове. Подробности позднее".
Анатолий Гуревич, 1937 год.
12 мая 1942 года специальный курьер привозит в Москву микрофильмы с детальной информацией Большого шефа о направлениях предстоящего наступления немцев. Главное — завладеть Баку: Германии нужна нефть. Сталинград — один из важнейших объектов наступательной операции. Взятие его позволило бы также окружить Москву с Востока. 12 июля сформирован штаб Сталинградского фронта под командованием маршала С. Тимошенко. Результаты известны: Сталинградская битва — одна из крупнейших и решающих в Великой Отечественной войне — завершилась ко 2 февраля 1943 года окружением и ликвидацией ударной группировки немецко-фашистских войск (330 тысяч человек). Информация о Сталинграде была получена от участника берлинской группы Красной капеллы, работавшего в немецком генеральном штабе.
Фашистский режим столкнулся с нехваткой рабочей силы, но знал только один способ преодоления этого — обращение в рабство народов захваченных стран.
Через своих агентов Большой шеф узнает и сообщает в Центр, сколько рабочих потребуется от каждой страны, каких будут использовать в Германии и, что самое ценное, на какие промышленные предприятия их будут отправлять в первую очередь.
После нападения Германии на Советский Союз генерал Суслопаров покинул Виши; использовать дипломатическую почту стало невозможно. Радистов и передатчиков катастрофически не хватало. Приходилось даже использовать самодельные передатчики, не обладавшие достаточной мощностью для связи с Москвой, но позволявшие вести передачи на Лондон в советское посольство. Находили и обучали новых радистов, помимо присланных Центром. Двух потенциальных радистов, Герша и Миру Сокол, изгнанных из Бельгии за политическую деятельность, Трепперу рекомендовал перед своим отъездом Суслопаров. Компартия Бельгии подтвердила надежность супругов Сокол. Сотрудник Большого шефа Фернан Пориоль в короткий срок сделал из них отличных радистов. К концу 1941 года у Фернана было уже семь учеников, и через несколько месяцев французский "оркестр" заиграл; вместе с радиостанциями в Брюсселе и Берлине заработала вся сеть.
Герш и Мира Сокол.
Радисты немецкой станции радиоподслушивания обнаружили в эфире новые, незнакомые радиосигналы с хорошо зашифрованной информацией и доложили об этом руководству. Им поначалу просто не поверили, но в течение трех месяцев дополнительной проверки было перехвачено 250 радиограмм, установлено, что все они предназначались для Москвы и передатчики находятся в разных городах, возможно, и в Берлине. А ведь немецкая армейская разведка (абвер) и служба безопасности (СД) совсем недавно уверяли Гитлера в том, что Германия чиста от каких-либо шпионских сетей.
На специальном совещании Гитлер приказывает немедленно покончить с русскими шпионами в Германии и на оккупированных территориях. Возглавить эту работу, обеспечить сотрудничество соответствующих ведомств (гестапо, абвер, СД) поручено Гиммлеру. Операция по уничтожению трепперовской сети и сама сеть получили название "Красная капелла" ("Красный оркестр"). Созданную смешанную зондеркоманду возглавили один из лучших полицейских Германии эсэсовец Гиринг и представитель абвера под псевдонимом Фортнер.
Большой шеф знал о начавшейся охоте на его людей. Его основная забота заключалась в том, чтобы уберечь их от провала и научить, как себя вести, если это случится.
Был принят ряд условностей, в том числе "обратный язык". Например, свидание назначалось так, что приходить на него следовало за двое суток плюс два часа до названного времени. Сообщение "все хорошо" означало "все плохо", "я скоро вернусь" — "я не вернусь" и т.д. Подобные меры предосторожности позволяли разведчикам избегать ловушек гестапо.
Каждый из участников сети не был посвящен в деятельность остальных. Так, Макаров и Гроссфогель даже под пытками не смогли бы выдать друг друга — они не знали, кто чем занимается. Правда, сказать, что они знакомы, можно было: их представляли на каком-то банкете, и устроитель банкета подтвердил бы это (банкеты устраивались в каком-либо клубе). Допускалось также "случайное" знакомство в кино или театре, где места оказались рядом. Говорить на допросе надо было только то, что немцам уже известно или может стать известно.
Не все возможно было передать с помощью радиограмм, например микропленки. И для таких случаев предусматривался выход. Разведчик едет в купе поезда, а посылка находится в тайнике соседнего пустующего купе, в которое билеты куплены, но “пассажир не пришел”. Перед демаркационной линией полицейские тщательно обыскивают разведчика, в соседнем купе никого нет и обыскивать некого, они идут дальше...
Наибольшей опасности подвергались радисты. На всех оккупированных территориях немцы создали подразделения радиопеленгации, оснащенные новейшим, самым современным оборудованием. "Пианисты" понимали, что над ними нависла смертельная опасность, и принимали ответные меры предосторожности: сокращали время передач, меняли интервалы между ними, шифры, позывные, длину волн...
Но круг неумолимо сжимался, а ошибки нового Центра в Москве помогали преследователям. Настойчивые просьбы Большого шефа не увеличивать продолжительность радиопередач сверх 30 минут из-за опасности быть запеленгованным игнорировались, радисты обязаны были вести передачу каждую ночь по пять часов подряд! "Безрассудный приказ, равнозначный смертному приговору", — характеризует его Перро.
Разумеется, радиограммы зашифрованы, но у немцев достаточно высококлассных специалистов и оборудования, так что в ряде случаев им удается добиться успеха.
В одной из радиограмм Директор поручил Кенту лично выехать на объекты, чтобы ликвидировать неполадки с радиосвязью и обеспечить нормальные радиопередачи. При этом подробно указывались адреса (улицы, номера домов, даже этажи и расположение квартир на лестничной клетке). "Из-за этих нескольких фраз, — пишет Перро, — которые равнодушно отстучал радист, десятки мужчин и женщин будут повешены или обезглавлены". О том же пишет Треппер: "Сколь бы неправдоподобным это ни показалось, но мой Директор действительно передал по радио адреса трех ответственных руководителей берлинской группы, а именно: Шульце-Бойзена, Арвида Харнака и Кукхофа! Я знал: неуязвимых шифров не бывает, как бы искусно они ни были составлены. Если немцам удастся подобрать ключ к нашему шифру, думал я, они запросто прочитают эти адреса.
14 июля 1942 года то, чего я опасался больше всего, стало совершившимся фактом". Немцы не сразу начали арестовывать, они установили слежку, наладили подслушивание телефонных разговоров. "Начиная с 30 августа в течение трех-четырех недель в тюрьме оказываются шестьдесят человек берлинской группы. В начале 1943 года в застенки гестапо брошено уже около ста пятидесяти человек, многие из них не имели никакого отношения к Красному оркестру", — пишет Треппер.
Концентрационный лагерь в форте Бреендонке, находившийся между Брюсселем и Антверпеном, по жестокости обращения в нем с заключенными можно было сравнить с Дахау, Маутхаузеном или Бухенвальдом. Заключенных привозили сюда для окончательных пыток и казни. В этот лагерь попало большинство участников Красной капеллы, среди них и супруги Сокол, Герш и Мира. Их подвергли жестоким пыткам с избиением плетьми, подвешиванием на дыбе, затягиванием наручников так, что они разрывали кожу, и другими "изобретениями" гитлеровцев. Не добившись от разведчиков признаний, палачи спустили на них специально обученных собак...
Красная капелла была разгромлена. Треппера обнаружили случайно у зубного врача. На следующий день он должен был исчезнуть и хотел до этого подлечить зубы. "Вот уж два года, как мы идем по вашим следам во всех странах, оккупированных Германией", — радостно сообщил ему Гиринг. Не менее доволен был и Гиммлер. "Теперь будьте особенно внимательны, — предупредил он своих подручных. — Самое лучшее связать ему руки и ноги и бросить в яму, а то ведь никогда не знаешь, что может случиться!..”
Но гестапо Большого шефа в яму бросать не стало. Гиммлер уже понял, что войну на два фронта немцам выиграть не удастся и необходимо договариваться с Западом о сепаратном мире. Для этого надо представить ему доказательства того, что Германия уже ведет такие переговоры с Советским Союзом. Доказательствами могли бы служить, в частности, радиограммы, которыми якобы обмениваются Берлин и Москва. А для этого нужен Треппер, ибо никому другому Центр доверять не будет. Поэтому обращение с арестованным с самого начала было достаточно корректным.
В первые же дни после ареста выяснилось, что Большой шеф хорошо осведомлен, находчив, его безупречная логика ставила гестаповцев в тупик, вынуждала верить ему. Треппер вспоминает, что первый допрос, на котором присутствовал шеф гестапо Мюллер, скорее напоминал взаимоинтересную беседу.
— Вам хорошо известно, — сказал Гиринг, — что в Москве не верят людям, которые побывали хотя бы одну минуту в руках гестапо. Вы можете быть расстреляны как враг третьего рейха, но мы можем сделать и так, чтобы вас расстреляли в Москве как предателя.
— Господин Гиринг, в который уже раз вы рассказываете эту историю про "двоякую" смерть?
— Откуда вы знаете мое имя? — удивился полицейский.
Коллеги Гиринга рассмеялись, и он сменил тему:
— Вы знаете, где находится Кент?
— И вы и я хорошо знаем, что 12 ноября он был арестован в Марселе гестапо совместно с французскими полицейскими. Вы так уверены в их преданности и думаете, что они ничего не говорят?
"Моя последняя ремарка, — пишет Треппер, — тщательно продумана. Почему бы не посеять недоверие к их французским пособникам? Во многих случаях гестапо не добилось бы никаких успехов без консультации французской полиции".
Высокопоставленные чины были возмущены, услышав, что французы участвовали в операциях, относящихся к "государственной тайне". Позже Треппер узнал, что с этого дня личному составу зондеркоманды запретили привлекать французов к обыскам и арестам.
В дальнейшем Большой шеф указывал немцам на ряд других "промахов", и они утвердились во мнении, что его надо привлечь на свою сторону и сохранять в тайне его арест. Но существующая связь при посредстве коммунистической партии могла разрушить все их планы, так как через этот канал Центр мог получить информацию об аресте резидента. Очевидно, что радиограммы в Центр необходимо передавать и по этому каналу, доступа к которому у немцев пока не было.
Со своей стороны, Большой шеф понимал, что гестаповцы проверяют его реакции, прощупывают, не пойдет ли он на сотрудничество с ними. Ему было ясно, что по замыслу гестапо он должен стать главным действующим лицом в радиоигре с целью вбить клин между Советским Союзом и его союзниками по антигитлеровской коалиции. Заодно гестапо надеялось с его помощью найти доступ к французской компартии.
Треппер знал о провале сети Красной капеллы, аресте ее основных участников. Единственным доступным ему способом борьбы с гестапо было симулировать согласие сотрудничать с ним и подорвать его замыслы изнутри. И он начинает свою игру.
Гиринг предлагает Трепперу устроить так, чтобы Директор не узнал о его аресте. Большой шеф тут же просит Гиринга позвонить владельцу одного из кафе и попросить передать Андре (Кацу): "Все прекрасно, вернусь через несколько дней". Гиринг не знает "обратного языка" и вполне удовлетворен. Для Каца это сообщение об аресте шефа.
От имени Треппера Директору направляется предложение встретиться с Дювалем, ответственным за работу канала связи с ФКП. Директор согласен, указывает место, день и час встречи. Гестаповцы устраивают засаду, но... никто не приходит. Дюваль побывал на месте встречи согласно "обратному языку" за двое суток и два часа, никого не застал и заподозрил неладное. Гиринг удивлен — не исполняются приказы самого Директора! Удивляться ему придется еще не раз.
А пока нацистское руководство нервничает. В Париж летят телеграммы: "Что говорит Большой шеф?" Гиринг представляет Большого шефа как предателя, готового участвовать в Большой игре.
Треппера как особого заключенного поместили в отдельную камеру, переоборудованную из двух больших комнат. Его охраняли круглосуточно, охранники за решетчатой стеной не спускали с него глаз. В камере были только стол, койка и два стула. Свет в ней горел днем и ночью.
Заниматься заключенным было поручено старому служаке Бергу, которому разрешалось приходить к нему, когда ему вздумается. Он ведал его питанием, выходил с ним на прогулки во внутренний дворик.
Тюремная фотография Анатолия Гуревича, 1945 год.
Берг был телохранителем Риббентропа, когда тот приезжал в Москву. Жизнь этого человека не сложилась, и он находил утешение в беседах со своим "подопечным". Берг научил Треппера манипулировать завязками, чтобы высвободить правую руку, помог ему получить бумагу, карандаш, словарь и даже газеты под предлогом пополнения знаний немецкого языка.
Треппер решил написать отчет Центру. Он писал его на клочках бумаги между двумя и тремя часами ночи, когда стражники засыпали, положив головы на свой стол. Написанное он прятал в полые ножки койки, еще не представляя себе, как передаст это дальше. Но вскоре такая возможность появилась.
Гиринг все еще надеялся установить контакты с ФКП. От имени Большого шефа он просит Директора организовать ему встречу с представителем ФКП Мишелем. Ответ положительный, но, как и в случае с Дювалем, на "свидание" никто не приходит, Мишель также знает "обратный язык".
С помощью страшных пыток гестапо узнает от одного из участников капеллы о существовании мадам Жюльетты, работающей в кондитерской, связной ФКП. Через нее по каналам партии можно передать успокоительное послание Гиринга от имени резидента в Центр. Треппер надеется, что с посланием Гиринга уйдет и его отчет, в конце которого содержится просьба: если Центр сочтет полезным продолжать Большую игру и взять инициативу в свои руки, Директор должен 23 февраля 1943 года послать ему поздравительную радиограмму по случаю годовщины Красной Армии и дня его рождения.
Мадам Жюльетта имела право принять донесение только от Большого шефа. Вручая бумаги связной, он успел шепнуть ей: "Как только передадите это, немедленно исчезните", после чего они с Бергом вышли из кондитерской.
Жюльетта, к удивлению Гиринга, исчезла, но 23 февраля ему вручили поздравительную радиограмму Директора, адресованную Большому шефу. Это было согласие на возобновление связи с Москвой и, главное, на продолжение Большой игры. Гиринга радиограмма обрадовала, поскольку она возвещала, что в Москве не знают об аресте Треппера и он, Гиринг, может выступать от его имени.
Треппер убедил Гиринга в том, что ему необходимо иметь какое-либо удостоверение личности, как у его охранников, на случай, если во время прогулок его остановят французские полицейские. Гиринг велел выдать Большому шефу документы и немого денег.
Вскоре Гиринг, болевший раком, вынужден был лечь в больницу. Его заменил более жестокий, но менее осторожный Панвиц. Неважно чувствовал себя и Берг, особенно после похмелья. Треппер часто говорил ему, что знает аптеку, где много хороших лекарств. Эта аптека имела еще одну дверь, ведущую на улицу с противоположной стороны дома.
Сентябрьским утром 1943 года он подвез Берга к аптеке и хотел помочь ему выйти из машины, но услышал нечто невероятное: "Поднимитесь, купите лекарство и быстро возвращайтесь". Ему осталось только войти в одну дверь аптеки и выйти в другую. После сообщения Берга о побеге Треппера Панвиц организует грандиозную облаву, но тот исчез.
Панвиц и Мюллер были в панике: как доложить об этом Гиммлеру? Они решили ничего не говорить ему и строго соблюдали заговор молчания. Гиммлер никогда не узнает о побеге Большого шефа.
Итак, Треппер бежал. "Прямо из логова гестапо, — пишет Перро, — из лап отборной группы, которой являлась зондеркоманда, ему удалось под носом у охранников установить связь с Москвой. Благодаря ему Центр получил более чем достаточно козырей, чтобы сорвать игру эсэсовцев".
Треппер долго блуждал по Парижу и пригородам, нашел оставшихся друзей, установил связь с представителями ФКП, сообщил в Москву о своем побеге и с помощью друзей обрел убежище.
В августе 1944 года, после освобождения Парижа, он получил радиограмму из Центра с поздравлением по поводу его действий и просьбой прибыть в Москву на самолете советской военной миссии.
На аэродроме его встретила группа полковников, которые отвезли его на квартиру, приставили к нему офицера-адъютанта, изолировав от внешнего мира, и предложили в течение двух—трех недель написать отчет о его деятельности. На вопрос о семье ему ответили, что с ней все в порядке.
Большого шефа волновало, как предотвратить гибель оставшихся у Панвица участников Красной капеллы. Еще в Париже он узнал, что гестаповец старался избавиться от свидетелей. О своих опасениях он постоянно твердит посещающим его офицерам НКВД и предлагает действовать через Кента (Гуревича), также находящегося в плену у Панвица.
Тем временем приближался конец войны. Панвиц хорошо понимает неизбежность поражения Германии и начинает беспокоиться о своей судьбе. Его уже мало интересуют радиопередачи Кента, между ними складываются доверительные отношения. Постепенно Маленький шеф (Кент) убеждает гестаповца, что ему безопаснее перейти в Советский Союз, чем к англичанам или американцам, которые почти наверняка отправят его на виселицу. А Советскому Союзу он окажет услугу, помогая ему, Кенту, и это будет учтено. Панвиц поддается на уговоры своего пленника, и после некоторых приключений они прилетают в Москву, где их встречают и доставляют на Лубянку. Немца допрашивают и ссылают в Воркуту. Через десять лет, в 1955 году, канцлер Аденауэр добьется репатриации всех своих соотечественников, и Панвиц вернется в Германию. Гуревич, также осужденный на длительный срок, в 1955 году будет освобожден по амнистии. Однако в 1958 году его опять арестуют, а в 1960 году вновь освободят.
В газете "Советская Россия" 16 декабря 1990 года была напечатана большая статья "Разведчик, узник гестапо и зек", фактически реабилитировавшая Гуревича.
В 1991 году его реабилитировали уже формально и признали участником войны с соответствующей повышенной пенсией. О нем по телевидению показали документальный фильм. Приехавшего к нему в Москву сына он не знал, и тому пришлось представить доказательства, что он действительно его сын.
Треппера, написавшего свой отчет, перевели в тюрьму на Лубянке. Никаких обвинений ему не предъявили, его не пытали и не избивали, как других заключенных, но на протяжении долгих ночей следователь ему предлагал:
— Расскажите о своих преступлениях против Советского Союза.
А он устало повторял:
— Никаких преступлений против Советского Союза я не совершал.
Арестанту давали на подпись фальшивые протоколы и требовали их подписать. И опять неделями: "Подпишете?" — "Нет". — "Значит, не подпишете?" — "Нет". — "Почему вы не хотите подписать?"
Время от времени его вызывал на допросы "сам" генерал Абакумов. Об одном из таких допросов, касающегося евреев, сказано выше.
19 июня 1947 года "тройка" (прокурор, судья и представитель министерства госбезопасности) приговорила Треппера к 15 годам "строгой изоляции". После его заявления на имя генерального прокурора СССР в январе 1952 года срок был сокращен до 10 лет.
Смена тюрем, издевательства над заключенными, беспринципность и прямое хулиганство, произвол надзирателей, тяжелые условия содержания — все это описано Треппером в его книге.
Лишь один из следователей, ознакомившись с материалами дела, заявил, что отказывается от дальнейшего следствия, так как убедился в полной невиновности обвиняемого. Следователь дал понять Трепперу, что он, как и Зорге, находился под подозрением еще с 1938 года. Они оба были учениками и выдвиженцами Берзина, а Берзина арестовали и расстреляли как врага народа в том самом, 1938 году. Следователя понизили в должности, и через два года он уволился из органов.
Представляется все же, что приведенная версия — одна из вероятных, возможна и другая. Такие люди, как Треппер и Зорге, были лично известны Сталину, и только он мог определять их судьбу. Без его указаний, без согласования с ним никто не решился бы выносить приговор таким разведчикам.
Ян Берзин.
А у "отца народов" была хорошая память. Он помнил, что именно эти люди предупреждали его о готовящемся нападении Гитлера, были свидетелями его ошибок и просчетов. Подобные свидетели Сталину не нужны были. Треппер имеет большие заслуги? Вот и не надо трогать его физически (бить и т.п.), пусть пока посидит. Это "пока" и было первоначально определено в 15 лет.
В тюремных камерах Треппер встречался со многими благородными интеллигентными людьми, чья вина, по его словам, "состояла единственно в том, что они были невиновны!" Он пишет: «Я благодарен "отцу народов" за то, что мне довелось пообщаться с духовной элитой Советского Союза. На Лубянке, в Лефортове и Бутырках я видел чаще всего таких людей, чья образцовая и удивительная жизнь помогла мне узнать очень многое из истории нынешнего столетия».
Треппер рассказывает, например, историю двух братьев-врачей. Один из них посчитал, что не может бросить на произвол судьбы своих больных, несмотря на приближение немцев; другой бежал с коллегами-врачами и присоединился к партизанам. После войны обоих арестовали, одного обвинили в сотрудничестве с врагом, а его брата — в том, что он покинул пациентов...
Один из узников, военно-морской врач, на очередном допросе заявил следователю: "Вместо того чтобы охранять меня здесь, лучше отправьте-ка меня в Палестину. Я мог бы послужить этой стране". Следователь возмутился: "Послать контрреволюционного пса в Палестину?! Туда мы посылаем только лучших офицеров, выдержавших все испытания..."
Сокамерником Треппера оказался заместитель министра гособороны Японии генерал Томинага, попавший в плен в Маньчжурии. Он знал французский, и на вопрос товарища по несчастью, почему Зорге был приговорен к смерти в конце 1941 года, а казнен только 7 ноября 1944 года, с понятным возмущением ответил: «Трижды мы обращались в русское посольство в Токио с предложением обменять Зорге и всякий раз получали один и тот же ответ: "Человек по имени Рихард Зорге нам неизвестен"».
Справка о “пропаже без вести” Леопольда Треппера.
Пока муж сидел в тюрьме, Люба с детьми жила в бараке и зарабатывала на жизнь, фотографией. Из разведуправления ей сообщили, что ее муж "пропал без вести при обстоятельствах, не дающих права ходатайствовать о получении пенсии". После смерти Сталина все изменилось, как по мановению волшебной палочки.
Треппера вместе с другими заключенными переводят в больницу Бутырской тюрьмы. "В течение нескольких недель, — пишет он, — врачи старались восстановить наше здоровье, подорванное годами заключения и лишений. Когда мы вернулись назад в тюрьму, наши камеры напоминали номера гостиницы: обильное питание, книги, газеты, а надзирателей будто подменили — они услужливы, как лучшие официанты в кафе..." 23 февраля 1954 года его вызвали в министерство, поздравили с пятидесятилетием и праздником Красной Армии. Через три месяца, 23 мая, в обстановке большой торжественности в министерстве же огласили решение Верховного военного трибунала: он полностью реабилитирован, все обвинения, выдвинутые против него в прошлом, объявлены лишенными всякого основания.
Его отвезли на машине к семье. Дети его не узнали. А Люба? "И вот мы молча после пятнадцати лет разлуки смотрим друг другу в глаза, и для нас это больше многочасовых бесед, — пишет Треппер. — К слезам радости примешиваются чувства глубокой печали. Ведь сам факт реабилитации не может вернуть нам утраченные годы".
Треппера поместили в санаторий, определили пенсию "за заслуги перед Советским Союзом", годы, проведенные в тюрьме, засчитаны в трудовой стаж. В 1957 году ему разрешили выехать с семьей на родину, в Польшу.
Справка о реабилитации Леопольда Треппера.
Он посетил Новы-Тарг, где ему рассказали, как немцы в 1942 году уничтожили еврейское население города. Мужчин отправили в Освенцим, а женщин и детей заставили вырыть могилу, после чего расстреляли из пулемета. Члены семьи Треппер оказались и среди тех, кого отправили в Освенцим, и среди погибших в очередном Бабьем яру.
Треппер возглавил "Идиш бух" — единственное еврейское издательство во всех социалистических странах. Позже он станет председателем Социально-культурного союза польских евреев.
В 1965 году Треппера посетил Жиль Перро с рукописью своей книги "Красная капелла". Треппер отказался читать рукопись, не желая брать на себя ответственность за чужое произведение. Он примет от автора книгу, уже вышедшую в свет. Они стали друзьями.
Но в Польше снова наступили черные дни. 17 июня 1967 года первый секретарь ЦК ПОРП Гомулка выступил на съезде Объединенных профсоюзов с резкой антисемитской речью. Он назвал еврейскую общину страны пятой колонной империализма и тем дал старт массовой антисемитской кампании. Начались повальные увольнения евреев. Старший сын Треппера Мишель, оставшись без работы, уехал первым. Младший, Эдгар, доктор наук по специальности русская литература, которого не принимает на работу ни один университет, также вынужден уехать.
Леопольд и Люба остаются под полицейским надзором.
К ним не допускают кинематографистов из Бельгии и Франции, намеревавшихся после выхода книги Перро снять фильм о Большом шефе.
Супруги решили покинуть Польшу. Но Леопольду отказали в выездной визе, Люба, получившая визу, в апреле 1972 года уехала в Копенгаген. Три года оставался Леопольд в полном одиночестве в своей варшавской квартире, ожидая разрешения на выезд. Тогда-то он и решил написать свою книгу, посвятив ее Любе, "отважной спутнице моей жизни".
Между тем в странах Запада создавались "трепперовские комитеты", добивавшиеся его права на выезд. Его поддерживали видные писатели, художники, общественные и политические деятели, в их числе Франсуа Миттеран и Жиль Перро. В Женеве друзья Леопольда обратились к представителям Польши в Лиге по правам человека, в Международную комиссию юристов и к социалистическим депутатам парламента.
Но польское правительство упорствует. В Дании пресс-атташе польского посольства передал прессе статью, порочащую Треппера. Однако датские газеты отказались ее печатать, заявив, что не хотят участвовать в "новом деле Дрейфуса".
В сентябре 1973 года Треппер тяжело заболел. По совету Перро он объявил голодовку и сообщил в ЦК ПОРП, что "она прекратится только с моим выездом из Польши или с моей смертью". О своем решении он поставил в известность агентства печати. Через несколько дней ему разрешили выехать в Лондон для лечения.
Любовь Бройде и Леопольд Треппер. Копенгаген, 1974 год.
Наконец Треппер обрел полную свободу. Он посетил Лондон, Копенгаген, потом переехал к сыну Эдгару в Израиль; он нуждался в постоянной медицинской помощи, которую ему могла оказывать жена сына — врач.
В январе 1981 года легендарный разведчик скончался в Иерусалиме и там же был похоронен.
После смерти отца Эдгар с семьей переехал в ФРГ, где издал 14 книг. 14 июля 1991 года газета "Московские новости" поместила заметку "Он вернулся", начиналась она словами: «”Восстановить в советском гражданстве Треппера-Бройде Эдгара Леопольдовича". Всего одна строчка в указе, под которым подпись Горбачева, — и 54-летнему профессору из Франкфурта-на-Майне дан зеленый свет на бессрочный приезд в Москву».
Любовь Евсеевна Бройде стала гражданкой Дании. Корреспондент АПН в Дании С. Серебряков, посетивший ее там, пишет: «Мы беседуем в ее скромной квартире в Норребро — рабочем районе датской столицы. На книжных полках — мемуары Треппера в переводе на английский, голландский, итальянский, испанский.... Говоря о России, она то и дело повторяет:
"у нас", "мы", "наши"...»
В газете "Аргументы и факты" в июне 1991 года была опубликована небольшая статья под названием «Кто "водил за нос" Мюллера». Подчеркнув заслуги группы Шульце-Бойзена—Харнака и Шандора Радо, автор в заключительной ремарке "Вечная память" пишет: «В СССР чтят память героев "Красной капеллы". 28 членов группы Шульце-Бойзена—Харнака, а также Ильзе Штебе и другие были посмертно награждены орденами Советского Союза. Высокая правительственная награда была вручена Шандору Радо и другим участникам Сопротивления. Хочется надеяться, что не будут забыты и советские разведчики, помогавшие антифашистам-подпольщикам».
Кроме как в этой последней ремарке, Красная капелла нигде в предыдущем тексте не упоминается. Ее организатор и руководитель Леопольд Треппер не назван вовсе. Будто не было ни книги Перро, ни книги самого Треппера, ни других книг и статей в мировой печати. Да и погибшие в гестаповских застенках, если бы они могли заговорить, вряд ли согласились бы только с ролью "помощников"...
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru