[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ОКТЯБРЬ 1999 ХЕШВОН 5760 — 10 (90)
Героиня в аду
Лоренс Эллиот
Лагеря смерти отняли у нее мужа и сына, но не стремление спасти чужих детей.
Это происходило в самом начале 1945 года. Несколько десятков еврейских детей, оборванных, дрожащих на ветру, стояли на плацу концентрационного лагеря Берген-Бельзен. Их привезли из Голландии. Чудом выжившие за четыре с половиной года войны, они теперь остались одни, лишенные всякой надежды.
Дети видели, как эсэсовцы на грузовиках увезли их отцов и старших братьев. Куда увезли — не говорили, но кто-то слышал шепотом названные лагеря: Освенцим, Треблинка, Хелмно.
Затем грузовики вернулись за матерями и старшими сестрами. Оставшихся детей подвезли к женскому отделению, где им приказали выйти из грузовиков. Когда машины отъехали, 11-летний Жерар Лакмейстер обнаружил, что его скудные пожитки, завернутые в желтое одеяло, пропали.
Теперь, сгрудившись вместе в черной пустоте, старшие ребята пытались успокоить плачущих малышей.
В темноте ближайшего барака женщина, ее звали Люба Герцак, растолкала спящую соседку:
— Ты слышишь? Плачет ребенок!
— Ничего не слышу, — отвечала та. — У тебя опять кошмары.
Люба крепко зажмурилась, пытаясь отогнать нахлынувшие воспоминания.
Она выросла в Польше, в еврейской семье. Совсем юной вышла замуж за краснодеревщика Гирша Герцака. Небо благословило их сыном Ицхаком. Они предвкушали спокойную жизнь и еще много детей. Но разразилась война, которая втянула их в смертельный водоворот. Нацисты посадили на телеги евреев, казалось, со всего света их собрали, и повезли в Освенцим—Биркенау, самые страшные лагеря в фашистской системе.
Входя в ворота лагеря, Люба крепко держала на руках трехлетнего Ицхака. Но тут же эсэсовец вырвал у нее сына. Мальчик кричал "Мама! Мама!" — эсэсовцы бросили его в грузовик с другими слишком юными, чтобы их можно было использовать для работы, узниками. Вскоре этот и другие грузовики покатили к газовой камере.
Дни проходили, как в черном тумане. Наступил момент, когда Люба увидела в грузовой машине безжизненное тело своего мужа. Она почувствовала, что не хочет больше жить.
Но сила духа не позволила молодой женщине сдаться. Возможно, у Б-га были Свои планы насчет нее. Голову ее побрили, на руке вытатуировали номер 32967, она сама попросилась на работу в освенцимскую "больницу" (барак, где больному предоставлялась возможность умереть).
Проходили бесконечные дни и наполненные призраками ночи. Люба учила немецкий и держала ухо востро. Однажды она услышала, что в один из лагерей Германии должны послать санитарок, и вызвалась поехать туда. В декабре 1944 года она оказалась в Берген-Бельзене. Газовых камер там не было, но недоедание, болезни и казни сделали лагерь эффективным центром уничтожения.
Когда войска союзников приблизились и "порядок" стал рассыпаться, без того ужасные условия стали еще хуже. Бесчисленные транспорты привозили все больше измученных голодом и холодом людей, набивая ими построенные наспех бараки, кишащие насекомыми.
Ворочаясь ночью без сна, Люба вновь услыхала детский плач. На этот раз она бросилась к двери — и остановилась, пораженная зрелищем испуганных, дрожащих от холода и страха детей. Люба поманила их пальцем, и несколько ребят очень осторожно приблизились к ней.
— Что случилось? — спросила она шепотом. — Как вы здесь очутились?
Мальчик постарше, Жак Родри, объяснил на ломаном немецком, что эсэсовцы привезли их сюда и ничего не сказали. Гетти Веркендам, которой было 14 лет, держала за руку Стеллу Деген, девочку двух с половиной лет. Были дети и еще меньше. Люба взяла за руку Жака и жестом предложила остальным следовать за ними.
Некоторые женщины советовали не брать детей в барак. Любая мелочь могла спровоцировать эсэсовцев на что угодно, и на пулю в затылок.
Но Люба настаивала, она была уверена, что поступает правильно, и пристыдила женщин:
— А если б это были ваши дети? Вы велели бы мне не пускать их? Послушайте — это же ЧЬИ-ТО дети!
И она ввела оборванных несчастных детишек внутрь.
Утром Жак рассказал Любе их историю. Вначале зверства нацистов почти не распространялись на этих детей, так как их отцы были мастерами ювелирного дела в Амстердаме и немцы в них нуждались. Но со временем фанатики-расисты из немецкой олигархии взяли верх. Ювелиров вместе с их семьями отправили в Беген-Бельзен. Там в конце концов детей отняли у родителей, и они оказались заброшенными.
Сердце Любы преисполнилось благодарностью к Б-гу за то, что Он привел к ней этих детей. Они придали смысл ее жизни. Ее собственного сына убили, и она намерена была спасти чужих детей.
Зная, что спрятать такое количество детей ей не удастся, Люба сообщила офицеру СС о случившемся.
— Позвольте мне заботиться о них, — попросила она, касаясь рукой его плеча. — Они не создадут хлопот, я обещаю.
— Ты санитарка. Зачем тебе этот еврейский сброд? — спросил он.
— Потому что я мать, — сказала она. — Потому что своего сына я потеряла в Освенциме.
Осмысливая сказанное, немец вдруг осознал, что ее рука все еще касается его плеча. Как она посмела?! Он изо всех сил ударил ее кулаком в лицо, сбив с ног.
Люба встала, рот ее был в крови, но она не отступила.
— Вы по возрасту могли бы уже быть дедушкой, — продолжала она. — Зачем вам губить невинных детей? Они умрут, если о них никто не будет заботиться.
Может быть, он был тронут. Может быть, просто не хотел решать, что делать с этими детьми.
— Бери их, — пробормотал он, — черт с ними.
Но Люба еще не закончила:
— Им нужна какая-то еда. Дайте мне немного хлеба для них.
Он дал ей записку в кладовую на две буханки хлеба. Трое детей сопровождали Любу в кладовую, и, пока она улыбалась кладовщику, отвлекая его, ребята ухитрились вынести еще несколько буханок.
Ежедневной актуальной, вызывающей тревогу оставалась проблема, как накормить детей. Установленный рацион, ломоть черного хлеба и полмиски жидкого супа, едва мог спасти их от голодной смерти. И каждое утро Люба обходила кладовую, кухню, пекарню, вымаливала и, если удавалось, выкрадывала какую-то еду. Дети теснились у дверей, ожидая ее, и, завидев издали, кричали:
— Люба идет! У нее еда для нас!
Дети называли ее сестрой Любой, ласкались к ней, словно к своим утраченным матерям. Это она выхаживала их, когда они заболевали, пела им мрачными ночами колыбельные, убирала за ними. Ребятишки говорили по-голландски и не понимали ее слов, но знали, что она их любит. Находясь в адской пасти, среди всех ужасов, изобретенных нацистами, Люба спасала "своих детей".
Проходили недели и месяцы. Заключенным Берген-Бельзена было известно, что союзники приближаются. По мере того как страшная зима 1945 года подползала к весне, немцы старались освободиться от трупов, которых было множество в лагере. Распространялась дизентерия, оставлявшая узников обезвоженными, слабыми, истощенными и беззащитными перед свирепствовавшим тифом.
В соседнем бараке скончалась девочка из Амстердама — Анна Франк. Заболели многие из "детей Любы". Она ходила от ребенка к ребенку, кормила тех, кто мог есть, касалась губами лба, проверяя их температуру, делила драгоценный аспирин между ними, молила Б-га о чуде, которое спасет ее детей.
В воскресенье 15 апреля 1945 года в Берген-Бельзен вступила британская танковая колонна. Из громкоговорителей на полудюжине языков возвещалось:
— Вы свободны! Вы свободны!
Союзники привезли врачей и лекарства. Но для многих это было уже поздно. В лагере лежали тысячи непогребенных трупов, а из оставшихся в живых 60 тысяч узников почти четверть умерла после освобождения.
Умерли двое детей и у Любы, остальных, как только они достаточно окрепли для путешествия, английский военный самолет доставил на родину. Их "сестра Люба" была с ними на борту, заботилась о них в дороге. Позднее голландский чиновник писал: "Дети выжили только благодаря этой женщине. Мы, голландцы, очень ей обязаны". Для детей нашли временное пристанище, куда должны были прибыть их матери — почти все они уцелели.
По просьбе Международного Красного Креста Люба затем сопровождала 40 детей-сирот из различных лагерей в Швецию, где они должны были начать новую жизнь. И Люба начала в Швеции новую жизнь, встретив Сола Фредерика, как и она, пережившего Холокост. Они поженились и переехали в США. У них родилось двое детей. Но Люба никогда не забывала и спасенных ею в лагере смерти.
У "детей Любы" жизнь сложилась хорошо. Жак Родри преуспел в бизнесе, обосновавшись в Америке, в Лос-Анджелесе. Гетти Веркендам поселилась в Австралии и была провозглашена там по результатам голосования наиболее удачливым иммигрантом.
Стелла Деген-Фертиг ничего не помнила о лагере. Когда она подросла, мать рассказала ей о женщине по имени Люба. Стелла и остальные “дети Любы” мечтали найти свою спасительницу. Инициативу взял на себя Жак Родри. Через пять с лишним лет после освобождения ему удалось по телевидению рассказать историю Любы.
— Если кто-нибудь знает, где она находится, — умолял Жак, — позвоните, пожалуйста, на эту станцию.
Позвонили из Вашингтона и сообщили:
— Она живет в нашем городе.
Жак тотчас же связался с Любой, а через неделю держал ее в объятиях у нее дома. Оба не стеснялись своих слез.
Некоторое время спустя Жерар Лакмейкер, как и Жак Родри, процветающий предприниматель, живший в Лондоне, принялся хлопотать о том, чтобы воздать Любе должное. Горсточка спасенных, которые уже знали, что Люба нашлась, стала настойчиво искать остальных.
Солнечным апрельским днем 1995 года, в 50-ю годовщину их освобождения, 30 мужчин и женщин (почти все они виделись друг с другом только в детстве) собрались в ратуше Амстердама чествовать Любу. Заместитель бургомистра от имени королевы Беатрисы вручил Любе нидерландскую серебряную медаль Чести за Гуманную Деятельность. Голос его прерывался от волнения. Люба была потрясена, она не ожидала, что на встрече будет столько народу, столько журналистов из газет, с радио и телевидения, не знала, что в ее честь будет произнесена речь заместителем бургомистра...
После церемонии Стелла Деген-Фертиг сказала ей, стараясь владеть голосом:
— Я думала о вас все эти долгие годы. Моя мама всегда говорила, что она родила меня, но жизнью я обязана женщине по имени Люба.
Не сдержав наконец слез, Стелла обняла Любу и с трудом произнесла:
— Я не забуду вас никогда.
Люба обняла Стеллу и оглядела всех остальных затуманенным взором. Это была ее награда — быть со "своими детьми", снова ощутить любовь, которая спасла их — и ее — от мрака лагерей смерти.
Люба и “ее дети” 50 лет спустя.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru