[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2014 АДАР 5774 – 3(263)
«Яростная мудрость вдохновленных»
Михаил Не-Коган
В Московском музее современного искусства состоялась выставка Ильи Табенкина, приуроченная к 100-летию художника. Одновременно вышла книга «Илья Табенкин. Мысли художника. Свидетельства родных. Воспоминания современников», в которой опубликованы уникальные семейные документы и интервью с друзьями художника.
Говоря об Илье Львовиче Табенкине (1914—1988), часто используют определение «загадочный». И это загадочно само по себе: жил себе художник, ничем не выделялся, не участвовал в громких акциях, писал пейзажи, портреты, натюрморты, выставлялся мало. Да, сидел в молодости, но как раз в этом загадки нет. Ближе к концу жизни нашел некий прием; ну так все ищут, хотя не все находят. Чисто профессиональная удача. Таков взгляд издали. Но если присмотреться, как раз возникают вопросы.
Белорусский городок Мозырь на Припяти, где появился на свет художник, — это даже не Витебск. В роду не было деятелей искусства, если не считать двоюродного брата мамы — известного театрального критика А. Р. Кугеля. И вот мальчик захотел стать художником. «Мама повела его к одному художнику в этом Мозыре, который там считался звездой, и тот ему сказал, что он абсолютно бездарен в живописи и нечего ему на это тратить время»[1]. Но случилась революция, и Табенкины переехали в Москву. В доме на Тверском бульваре, соседнем с ММСИ, где разместилась выставка, прожил Илья Львович большую часть своей московской жизни. Отсюда ходил в школу, а затем поступил в Московское художественное училище имени 1905 года.
На открытии выставки Ильи Табенкина в Московском музее
современного искусства.
23 января 2014 года
Репрессии не обошли училище стороной. Одному из товарищей, попавших в лагерь, Табенкин отправил краски и затем простодушно рассказал об этом другим. Его арестовали. Бутырская тюрьма, лагерь, ссылка… Погибнуть на строительстве железной дороги Караганда—Балхаш было проще простого: холод там стоял такой, что как-то ночью он проснулся оттого, что на груди у него грелась ласка. Но помог каптенармус-еврей, из матерых аферистов, который давал ему погреться у костра и перехватить что-то сверх положенной пайки.
Потом была ссылка в Актюбинск и севернее — в башкирское селение Туймазы. Полная глухомань. К тому же началась война. Однако, «несмотря на все мытарства, отец продолжал работать и мечтать об искусстве», — пишет его сын художник Лев Табенкин. В этом его поддерживала мама Софья Ильинична, эвакуировавшаяся из Москвы в Туймазы. Но даже освободившись, Илья Табенкин едва ли имел шанс с «волчьим билетом» продолжить образование и быть принятым в «идеологический вуз», каковыми считались художественные институты. И тут он случайно узнал, что в эвакуации в Самарканде находится Московский художественный институт. Туда надо было ехать с пересадками, на четырех поездах, но это был шанс. Его мама придумала, что там надо сказать об утрате документов и получить новые, уже без судимости.
Поезда были переполнены, ворье орудовало вовсю. «Поездка очень далекая, и имеет он 3 пересадки, — писала Софья Ильинична в Москву мужу и детям. — В такие морозы вещей у него много: постель, этюдник, одеяла, белье и продукты — 10 кило хлеба, и все он должен тащить на себе <...> с трудом его посадили, а как будет дальше на посадках, хоть бы у него не стащили вещи и продукты. Дала я ему 4 фунта масла, кило меду, больше нечего было дать».
Тут надо уточнить: Табенкин был отнюдь не богатырского сложения. Еще в школе получил травму спины и на всю жизнь остался горбатым. И разумеется, у него в поезде украли все, кроме работ. Еще он заболел тифом и лежал в жару, без вещей, еды и питья в поезде, стоявшем на запасных путях. Казалось бы, все кончено: никто бы и не узнал, где завершилась его жизнь. «И тут случилось чудо, настоящее чудо. Вдруг двери вагона открылись, вошел человек, посмотрел на него и сказал только одно слово: “Аид?”» Так уж принято у евреев — за две тысячи лет гонений помогать друг другу. Иначе и воспоминания о народе не осталось бы.
Илья Табенкин в мастерской на Брянской улице. 1980-е. Фото из архива Л. Табенкина
«Этот человек ушел, потом вернулся. Принес еду, питье и одеяло. Затопил буржуйку и дал лекарство. И так приходил и ходил за ним, пока отец не выздоровел. А потом посадил его на нужный поезд, попрощался и ушел. Наверное, обратно на небо».
Илья добрался до Самарканда. Его приняли в институт, где ему довелось учиться у самого Грабаря. Институт вернулся в Москву, после войны прошли годы, и Табенкин сумел прописаться в прежней квартире, где все еще жила сестра с семьей (видимо, часть архивов в октябре сорок первого все-таки была уничтожена). И началась жизнь рядового советского художника: для пропитания — работа в художественном комбинате, изготовление рельефов и портретов вождей; для себя — пейзажи, портреты, натюрморты. У Табенкина сложился круг общения, у него была устойчивая репутация интеллигентного художника — добротного, но не более. Работы почти не покупали, выставляться удавалось редко, зато все жизненные бури были позади и он занимался любимым делом.
Так он дожил почти до 60 лет, и вдруг…
Обретение нового стиля, создание нового жанра загадочно всегда. Тем более если речь идет о метафизическом натюрморте, для существования которого в советских условиях не было, казалось, никаких предпосылок (в этом направлении работал Владимир Вейсберг, но он всецело принадлежал к «нонконформистской» культуре и долго шел по этому пути). Тем более загадочно, когда творец обретает себя на излете физической жизни.
Естественно поискать объяснений у самого художника. Но в нашем случае их почти и нет: Илья Табенкин опубликовал всего одну статью «Мир натюрморта», в которой общо сказал о своем интересе к «искусству античных росписей, фрескам раннего Возрождения, древнерусской живописи». Любовь Агафонова (куратор выставки), Ирина Затуловская и Леонид Бажанов говорят о влиянии натюрмортов Джорджо Моранди. Однако самое главное в том, что обозначение жанра общепринято, но совсем не очевидно.
«Давайте зададимся вопросом: что происходит на картинах Ильи Табенкина? — начинает мемуары сын художника, сразу опровергая жанровое обозначение “натюрморт”: в мире мертвой природы ничего происходить не может. — На фоне драпировки, как театрального занавеса, проходит жизнь грустных, и смешных, и по-детски условных человеческих фигур, и птиц, и животных». Юрий Злотников развивает эту мысль в несколько иную сторону: «Стихия Ильи Львовича — эпический пейзаж. Горные пейзажи с керамическими фигурками — это натюрморты-пейзажи, в которых есть своя поэтическая эпическая линия. И фигурка эта неслучайна. Она дает масштаб и превращает натюрморт в архетипический пейзаж».
Иначе говоря, перед нами — универсальный жанр: и натюрморт, и пейзаж, и портрет, и сюжетное полотно. Сам художник называл его синтетическим. Откуда это взялось?
Нельзя не заметить, что от первых дней обучения живописи до последних дней жизни Табенкина сопровождали художники, так или иначе связанные с обществом «Маковец».
В Училище имени 1905 года, еще до ареста, он занимался у знаменитого М. К. Соколова, который повлиял на него не только сдержанной творческой манерой, но и художественным самосознанием: «…Соколов всегда мыслил себя в контексте “надвременной культуры”. Прокладывая собственный путь в искусстве, он намеренно не входил ни в одно из существовавших в те годы художественных объединений»; «Он стремился найти собственный круг тем, позволявших утвердить вечные идеалы красоты — красоты не внешней, а духовной…»[2] Несомненно, Соколов успел передать студенту знание программы «Маковца» и любовь к творчеству входивших в эту группу художников, иначе бы спустя почти 40 лет Табенкин не сказал живописцу и коллекционеру Аннамухамеду Зарипову, который устраивал в зале на Кузнецком однодневные выставки репрессированных и забытых мастеров: «Так ты любишь именно тех художников, на которых я всегда опирался». Речь шла о творчестве Зефирова, Романовича и других — преимущественно именно членов «Маковца». Наконец, не надо забывать и о том, что в последние два десятилетия жизни Табенкин дружил и совместно выставлялся (в рамках группы «Шестнадцати») с Екатериной Григорьевой — дочерью Евгения Шиллинга. Этнограф по специальности, он был членом общества «Маковец» и оставил после себя несколько интересных сочинений, в частности мистериальную драму «Ассировавилоняне, или Халдей» (отрывки печатались в журнале «Маковец»), и колористически насыщенные стихотворения.
В манифесте общества, опубликованном в упомянутом журнале, говорилось: «Вечный порядок, отраженный во всех вещах, кажет их смысл бесконечным и необъятным, озаряя одним своим бытием религиозную сущность подлинного художника. Мы полагаем, что возрождение искусства возможно лишь при строгой преемственности с великими мастерами прошлого и при безусловном воскрешении в нем начала живого и вечного <…> Задача нашего творчества в том, чтобы безотчетные голоса природы, поднявшиеся в высшую сферу духовной жизни, слить с нею воедино и заключить в мощных, синтезирующих эти состояния целостных образах <…> Мы ни с кем не боремся, мы не создаем какого-либо очередного изма. Наступает время светлого творчества, когда нужны незыблемые ценности…»[3]. Преемственность с великими мастерами прошлого, голоса природы в целостных образах, равнодушие к «измам», религиозная сущность светлого творчества — все это в полной мере применимо к поздним работам Ильи Табенкина.
Натюрморт. 1980-е
Другая сторона контекста, в котором он творил, состоит в том, что на протяжении последних двадцати лет жизни он трижды участвовал в выставках группы «Шестнадцати», куда его пригласил Виктор Попков — один из главных художников так называемого «сурового стиля». Трудно представить себе более разных художников, чем Попков и Табенкин, однако они ценили друг друга, и не случайно. Вот что пишет современный исследователь: «Сюжеты раннего “сурового стиля” построены на своеобразном понимании героизма — не признающем героической позы и телесного совершенства (могучих плеч пролетарских циклопов сталинской эпохи). Его героизм предполагает скорее замкнутость, спокойствие, молчаливую усталость (“Строители Братска” Попкова, “Полярники” братьев Смолиных) — за которыми скрыто внутреннее напряжение, вызванное необходимостью скорее нравственного, чем физического усилия <…> Герой “сурового стиля” — это в первую очередь “просто человек” вне социальной иерархии, вне специальных различий внешности, возраста и пола <…> Его герой — голый человек на голой земле (“голый” — как в переносном смысле отсутствия внешних определений, в смысле тотальности, нерасчлененности, так и в почти прямом смысле отсутствия вещей) <…> Задача героя на картине — не столько действовать, сколько постоянно пребывать в этом состоянии предельной собранности и готовности к действию. <…> Герой этой традиции не то чтобы “старый” (“ветхий”), а скорее первоначальный, существующий от сотворения мира человек, обладающий только телом (созданным из “праха земного”)»[4].
Астронавты. 1987
Триада. 1987
Замкнутость, даже аутизм героя — «голого человека на голой земле», скрытая религиозная проблематика творчества — разве не таковы поздние работы Табенкина? В его героях-фигурках еще меньше внешних признаков, чем в героях того же Попкова. И таким образом оказывается, что в этих работах объединились две традиции — «Маковца» и «сурового стиля», дотоле никогда не приходившие во взаимодействие.
Но чего в произведениях Табенкина нет, так это ригорической строгости. Скорее они похожи на сказочные пейзажи или оживающие игрушки. Так о какой религиозной проблематике может идти речь применительно к этим странным изображениям?
«У меня возникла потребность составлять натюрморты не из случайных предметов, а создавать эти вещи самому <…> Я делал из шамота керамику — разные предметы, человеческие фигурки, красил фон в разнообразные цвета, строил на столе в мастерской композиции из сочетания архитектонических форм», — писал художник в статье «Мир натюрморта». Творение фигурок из шамота повторяло сотворение человека из праха. Рядом оказывались фигурки животных и птиц, а также некие архитектурные формы: «загадочные храмы в пустыне, шатры кочевников, земля и небо». И эти картины при погружении в них воздействуют на сознание вполне определенным образом: «Как спастись в какой-то ситуации, когда спастись почти невозможно? И он изобрел себе такое спасение. Вот эти островки, эти арки, это прикрытие, этот свет, который излучается», — отмечает искусствовед В. Чайковская.
Портрет искусствоведа Веры Чайковской. 1987.
Из собрания В. Чайковской
Перед нами не просто «голый человек на голой земле», а только что сотворенный человек на только что сотворенной земле, в своем одиночестве обращающийся к Б-гу. Он стоит пред алтарем, его окружают животные и птицы. «Картины Табенкина — визуальное выражение молитвы», — справедливо замечает Л. Агафонова, а раз так, то прав сын художника, который говорит, что это вовсе не натюрморты, а, «если хотите, притчи или иконы со своими символами высших существ».
И трудно не увидеть в этой иконе горизонт пустыни Иудейской, всегда стоявший перед мысленным взором художника. Он не подчеркивал свое еврейство, но всегда помнил о нем. «Вне всякого сомнения, это была суть, которой он был полон», — говорит Лев Табенкин и добавляет: «Иврита он не знал. Но у него были переписаны ивритские молитвы русскими буквами. Я после его смерти нашел. Значит, он их читал». Что немаловажно, в Израиле фамилия Табенкина известна каждому: двоюродный брат художника Ицхак Табенкин был одним из основателей кибуцного движения, в его честь названо поселение Итав в Иорданской долине. Но Илья Табенкин был последователен: он не стремился нажить на этом родстве бытовой капитал, не собирался уезжать, менять внешние обстоятельства, а оставался верен своему мироощущению там, где довелось жить.
И он победил.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. Здесь и далее, кроме оговоренных случаев, цитируется книга: Илья Табенкин. Мысли художника. Свидетельства родных. Воспоминания современников. М., 2013.
[2]. Голенкевич Н. «Жизнь коротка, искусство вечно…» // Михаил Соколов в переписке и воспоминаниях современников. М., 2003. С. 8–9.
[3]. Маковец. 1922. № 1. С. 3–4.
[4]. Бобриков А. Суровый стиль: мобилизация и культурная революция // Художественный журнал. 2003. № 51/52. Режим доступа: http://xz.gif.ru/numbers/51-52/surovo
.