Марсель Райх-Раницкий. Больше чем критик

 

18 сентября во Франкфурте на 94­м году умер ведущий литературный критик Германии Марсель Райх­Раницкий.

Может ли литературный критик чувствовать себя Папой Римским? Даже если на его похороны является президент страны, а бундесканцлер публично говорит, как будет не хватать ушедшего?

Немецкие газеты, особенно из тех, что попроще, известие о смерти Райх-Раницкого встретили заголовками «Умер Папа литературы». Но параллель не очень близка ему — человеку открытому, эмоциональному, не боявшемуся вести себя откровенно безрассудно. Да, его называли Папой еще при жизни — сперва иронично, затем всерьез. Он был патриархом критики, но сфера его влияния выходила за рамки словесности. Его автобиография — важнейшие в ней страницы посвящены жизни и побегу вместе с женой из Варшавского гетто — переведена на многие языки, в том числе и на русский. «Моя жизнь» стала бестселлером, по ней сняли фильм, что не могло не быть приятно автору, который, впрочем, к тому времени уже был телезвездой. Руководимый им «Литературный квартет» годами собирал у экранов миллионы зрителей — случай уникальный в истории интеллектуальной журналистики.

Но больше, чем себя, он любил литературу. Настолько сильно, что, будучи выслан из Берлина в 1938 году в Польшу (он родился там в 1920-м в семье еврейского фабриканта, мать была немкой, родители погибнут в газовых камерах Треблинки), скрываясь после гетто полтора года в польской семье, он все же решился вернуться в Германию.

Для этого потребовался опыт жизни при социализме. Начав как цензор в польских спецслужбах, продолжив как шпион-дипломат в Лондоне, Райх-Раницкий в итоге был отовсюду уволен как «чужеродный элемент», отсидел в тюрьме как безродный космополит и сионистский шпион, получил двухлетний запрет на публикации… Эмиграция в страну любимых писателей оказалась неизбежной.

Он стал обозревателем влиятельного еженедельника «Цайт», 15 лет руководил отделом литературы важнейшей немецкой газеты «Франкфуртер альгемайне цайтунг» — и безостановочно писал о книгах. «О нарушителях спокойствия. Евреи в немецкой литературе» и «Еще раз Гете», Томас Манн и Бертольд Брехт, Макс Фриш и Томас Бернхард как герои монографий — мало кто мог быть так увлекателен и фундаментален в своих изысканиях.

Немцам, наверное, было непросто признать за ним первенство в литературной критике. У него был особый говор, и то, что в национальной литературе лучше всех понимает польский еврей (пусть немецкий язык для него был родным), могло кому-то казаться странным. К тому же Райх-Раницкий болезненно не любил авторитетов. Больше всего от него доставалось тому, кто, по идее, должен был стать его личным героем — Гюнтеру Грассу. Кадр из телевизионной передачи, где он в гневе разрывает книгу Грасса, попал на обложку «Шпигеля» — первый случай появления литературного критика на обложке национального еженедельника. Что-то разделяло двух мастодонтов немецкой словесности — наверное, еще с 1950-х, когда Грасс был на первых ролях в знаменитой «Группе 47», а Райх-Раницкий участвовал в ее работе.

Его последнее публичное выступление состоялось 27 января 2012 года в бундестаге в День памяти жертв Холокоста. О таком финале жизненного пути большинство критиков не могут даже мечтать. Но Райх-Раницкий не был «просто критиком», пусть и великим. Он был Райх-Раницким. Это больше, чем кажется на первый взгляд.

Алексей Мокроусов

добавить комментарий

<< содержание

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.