[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2013 ЭЛУЛ 5773 – 9(257)
Первый Верховный комиссар Палестины Герберт Луис Сэмюэл. 1910-е годы
Возвращение в Сион. Наместник и священник
Размышления о книге Нехемьи
Дов Конторер
Почему Нехемья, полновластный пеха (наместник) персидского царя в Иудее, получивший от Артахшасты все необходимые полномочия для строительства иерусалимской стены, действовал столь поспешно? Почему он с самого начала исходил из предположения о том, что его деятельность столкнется с сопротивлением соседних народов, находившихся, как и Иудея, под властью Персидской империи? И как смели правители этих народов противиться царской воле, изложенной в грамоте, которую получил от царя новоназначенный наместник Иудеи?
В первой части этого очерка уже упоминалось, что Нехемья мог опасаться интриг, с помощью которых пеха соседних с Иудеей областей попытаются использовать свои связи при дворе Артахшасты, чтобы ограничить его полномочия и добиться отмены царского разрешения защитить Иерусалим надежной стеной. Такие действия уже предпринимались ими в прошлом, о чем мы знаем из книги Эзры, в которой приводятся тексты нескольких кляуз недоброжелателей Иудеи. У Иерусалима была репутация мятежного города, и восстановление его стен было легко представить как подготовку будущего мятежа. К тому же само брожение в граничивших с Иудеей областях, вызванное строительством иерусалимской стены, могло показаться царю ненужным политическим осложнением. Изначально влияние Нехемьи на Артахшасту было достаточно ощутимым, но с отъездом Нехемьи оно неизбежно теряло силу, и в этих условиях возрастала опасность того, что на царя будет оказано другое воздействие, враждебное интересам Иудеи.
Чтобы лучше понять суть этой коллизии, воспользуемся примером из недавнего прошлого. В конце XIX — начале ХХ века в сионистском движении шел спор между двумя направлениями, одно из которых называлось политическим сионизмом, другое — практическим сионизмом. Первое видело главную задачу в том, чтобы добиться от великих держав официального признания за еврейским народом права на Эрец-Исраэль (так называемой «хартии»). Доминантой второго направления было немедленное создание земледельческих колоний и развитие еврейских общественных структур в Эрец-Исраэль.
Не вдаваясь в детали этого спора, отметим, что истина содержалась в обеих позициях. Если бы практическая деятельность по освоению Эрец-Исраэль не сопровождалась настойчивым политическим лоббированием сионистских целей, она была бы попросту невозможна в сколько-нибудь значительных масштабах. И в то же время в условиях арабского сопротивления сионизму никакие резолюции международных органов, принимавшиеся в поддержку еврейских требований (декларация Бальфура, решения конференции в Сан-Ремо и др.), не имели бы фактической силы, если бы в Эрец-Исраэль не создавались еврейские поселения и культурные учреждения, боевые организации и органы политического самоуправления. Вера первопроходцев в то, что граница еврейского государства пройдет там, где еврейским плугом будет проложена последняя борозда, почти полностью подтвердилась в ходе Войны за независимость Израиля и, во всяком случае, оказалась в условиях той войны не менее значительным фактором, чем формальное решение ООН о разделе Палестины.
Нехемья был царедворцем, т. е. в первую очередь политиком. Но когда его сердце пронзила боль униженной Иудеи, он оказался способен трезво оценить ситуацию, проанализировать причины былых неудач и осознать, что его начинание будет успешным только в том случае, если он сумеет быстро реализовать возможности, предоставленные ему положительным решением персидского царя. В личности Нехемьи слились, таким образом, качества умелого, осмотрительного политика и человека действия.
Образ Нехемьи наверняка стоял перед глазами Герберта Сэмюэла — искреннего сиониста, ставшего в 1920 году, с учреждением британской мандатной администрации, Верховным комиссаром Палестины. Но Сэмюэл был человеком слабым и слишком благонамеренным (в наихудшем смысле этого слова). Он мог быть орудием системы, но не тем, кто способен использовать эту систему для решения высшей задачи. Это сравнение позволяет лишний раз восхититься дерзостью Нехемьи, его твердой приверженностью еврейскому делу, умением сосредоточиться на главном и решительно добиваться поставленных целей.
В первой части этого очерка[1] говорилось о том, как Нехемья сразу же по прибытии в Иудею поднял народ на работу по восстановлению разрушенных стен Иерусалима и организовал оборону строительства. Работа велась с огромным напряжением сил, а такое напряжение всегда бывает опасным, если внутреннее расслоение в обществе носит слишком острый характер. Неравенство известного уровня бывает терпимо, когда общество существует в условиях стабильности, но в период, требующий жертв и чрезвычайных усилий, критический уровень социального неравенства становится разрушительным фактором.
Именно такой была ситуация в Иудее ко времени прибытия Нехемьи и начала работ по строительству иерусалимской стены. И этот факт очень скоро заявил о себе самым недвусмысленным образом: «И был ропот великий в народе и у жен их на братьев их, иудеев... И были такие, что говорили: поля и виноградники наши, и наши дома отдаем мы в залог, и хлеб берем из-за голода. И были такие, что говорили: мы занимаем деньги для царских податей под залог полей наших и виноградников, а ведь плоть наша подобна плоти братьев наших, сыны наши подобны их сыновьям, но мы принуждаем своих сыновей и дочерей к рабству, и есть среди дочерей наших порабощенные, и мы не в силах вызволить их, а поля и виноградники наши — у других» (Нехемья, 5:1-5). Этот ропот был не менее опасен, чем набеги врагов, и Нехемья, сразу же осознавший, что успешное завершение строительства требует консолидации народа, нашел способ заставить богатых и знатных иудеев совершить необходимые для этого шаги.
Сначала он обратился к ним со словами укоризны, но не был услышан, и тогда он призвал большое собрание, на котором повторил свои обвинения. Когда и это не помогло, Нехемья подал личный пример, объявив, что прощает долги всем своим должникам и что он не будет отныне взимать налог, называвшийся «хлебом наместническим». Против такого психологического давления не устояли даже самые черствые: «И сказали они: возвратим и не будем с них требовать; сделаем так, как ты говоришь! И позвал я священников, и заставил их поклясться, чтобы было исполнено это» (там же, 5). Что же до самого Нехемьи, то ни он, ни братья его не ели «хлеба наместнического» во все последующие двенадцать лет своего пребывания в Иудее.
Таким образом, острая фаза социального кризиса была преодолена. Вскоре после этого стены Иерусалима были в основном отстроены, и строителям оставалось лишь навесить двери в воротах. К этому времени враги Иудеи убедились в том, что им не удается помешать укреплению Иерусалима насмешками, угрозами и набегами. Их следующим шагом стало расставление коварных ловушек: Санваллат и его союзники четыре раза подряд присылали гонцов к Нехемье, предлагая ему явиться на встречу с ними в долине Оно (к северо-западу от Лода). Нехемья, осознававший, что за этими приглашениями кроется злобный умысел, всякий раз отвечал им отказом: «Большую работу я совершаю и не могу спуститься; зачем останавливаться работе, если оставлю ее и спущусь к вам?» (там же, 6:3). Когда гонец от Санваллата явился к Нехемье в пятый раз, он доставил ему незапечатанное послание, в котором говорилось, что среди народов прошел слух, что иудеи готовят мятеж против персидского царя. Самого Нехемью они замышляют сделать своим царем, и с этой целью в Иерусалиме уже поставлены пророки, провозглашающие: «Царь в Иудее!» В связи с этим Нехемье вновь предлагалось встретиться с вождями соседних народов и обсудить сложившуюся ситуацию.
Нужно ли говорить, что отправить такое послание незапечатанным мог лишь тот, кто хотел привести к максимальной огласке содержавшихся в нем утверждений? Если Нехемью не удалось запугать, его нужно было как можно скорее скомпрометировать в глазах Артахшасты. Но Нехемья не был наивен, и его равнодушный ответ Санваллату гласил: «Не было того, о чем говоришь ты, а выдумал ты все это в сердце своем» (там же, 6:8).
Но в Иерусалиме, видимо, ощущалось тогда возбуждение, которое враги Иудеи могли представить как подготовку антиперсидского заговора. Были люди, которых считали пророками и которые говорили нечто подобное тому, о чем упоминалось в послании Санваллата. Были ли эти люди движимы искренним вдохновением или чем-то другим, Нехемья пока не знал. Одного (возможно, виднейшего среди них) звали Шмая Бен-Делайя, и Нехемья пришел к нему сразу же после того, как отправил ответ Санваллату. В чем состояла цель этого визита, Нехемья не сообщил в своей книге, но похоже, что он хотел предостеречь Шмаю от излишней акцентуации тех аспектов его проповеди, которые могли стать орудием в руках врагов Иудеи. Однако поведение Шмаи заставило Нехемью заново оценить роль этого «пророка» в происходящих событиях.
Эзра, читающий перед народом Израиля Тору. «И открыл Эзра книгу на глазах у всего народа <...>. И благословил Эзра Г-спода Б-га великого, и воскликнул весь народ: “Амен! Амен!”, воздевая руки свои; и поклонились они, и распростерлись ниц перед Б-гом» (книга Нехемьи, 8:5-6). Гравюра Гюстава Доре из серии «Библейские сюжеты». 1864–1866 годы
Шмая сидел запершись в своем доме и, увидев наместника, доверительно сообщил ему, что на него готовится покушение. Нехемья не мог знать, правдиво ли предостережение Шмаи, но когда тот предложил ему тайно встретиться ночью во внутреннем помещении Храма, он понял, что Шмая участвует в направленной против него провокации. Если бы Нехемья, не принадлежавший к числу священников-ааронидов и поэтому не имевший права входить во внутреннее помещение Храма, принял бы это предложение, он одновременно опорочил бы себя в глазах иудеев и соглядатаев Санваллата, которые поспешили бы доложить своему патрону (и через него — персидскому царю), что наместник Иудеи проводит конспиративные встречи за закрытыми дверями Святилища. Заключив, что Шмая является заурядным наймитом Товьи и Санваллата, Нехемья едва удостоил его презрительного ответа.
Провокации против Нехемьи и в дальнейшем предпринимались «пророками» такого рода. Хуже того, Нехемья обнаружил, что некоторые знатные иудеи состояли в родственных и политических связях с Товьей Аммонитянином. И хотя тот оставался убежденным врагом еврейского возрождения, они, с одной стороны, восхваляли его перед Нехемьей, а с другой — сообщали Товье о планах наместника Иудеи. С подобными проблемами Нехемья сталкивался во весь период своего наместничества несмотря на усилия по удалению иноплеменных жен, предпринимавшиеся им вместе с Эзрой, который впервые потребовал этого от народа задолго до восхождения Нехемьи в Иерусалим.
Эзра прибыл в Эрец-Исраэль во главе большой группы репатриантов в седьмой год правления Артахшасты (458 год до н. э.). В первых главах книги Нехемьи, повествующих о строительных, политических и военных мероприятиях наместника Иудеи, он не упоминается вовсе, но когда Нехемья, решив самые срочные задачи, связанные с укреплением Иерусалима, обратил внимание на духовное состояние народа, Эзра, священник и законоучитель, снова выдвинулся на первый план. Строительство иерусалимской стены было завершено двадцать пятого элула, а в первый день месяца тишрей, с наступлением Рош а-Шана, весь народ собрался на площади у Водных ворот, где Эзра, взошедший на специально построенный для этого деревянный помост, с рассвета до полудня читал собравшимся Тору. Разъяснять слова Торы ему помогали левиты, «и читали они книгу Торы Б-жьей внятно, с толкованием прочитанного» (там же, 8:8). Чтение Торы возобновилось на следующий день и продолжалось во все дни праздника Суккот, который отмечался в тот год с давно забытым усердием.
Величественным аккордом в деятельности Нехемьи стало возобновление завета с Г-сподом, совершенное в форме подписания знатными людьми Иудеи, священниками, левитами и представителями остального народа торжественного обязательства соблюдать заповеди Торы. И хотя невозможно переоценить значение этого акта в истории иудаизма, но всех религиозных и политических проблем в Иудее он не решил. Нехемье и в последующие годы приходилось предпринимать энергичные меры в защиту субботних законов и приходившего в упадок Храма, требовать дополнительного переселения в Иерусалим еврейских семей, настаивать на выполнении обещания избегать смешанных браков с язычниками, бороться с интригами иноплеменников и их союзников в еврейской среде. Время наместника Иудеи всегда оставалось плотным, не оставляющим места досугу и праздности. Но, наверное, и сам Нехемья согласился бы, что своего главного успеха он добился в первые месяцы своего пребывания в Иерусалиме, когда его организаторским талантом и огромным усилием всего народа было достигнуто то, что давно уже казалось невозможным — то, что сделало возрождение Иудеи в эпоху Возвращения в Сион свершившимся фактом.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.