[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АВГУСТ 2013 АВ 5773 – 8(256)
Джейкоб Стейнхардт. Молитва Моше. Фрагмент. Гравюра. 1955 год
Мне голос был. Пророки и пророчество в еврейской традиции
Предисловие к книге «Еврейская Библия. Поздние пророки»
Арье Ольман
Согласно талмудической традиции, на протяжении еврейской истории пророков было множество, «вдвое больше, чем евреев во время исхода из Египта» (Вавилонский Талмуд, Мегила, 14а), и каждое колено дало еврейскому народу пророков (Вавилонский Талмуд, Сукка, 27а). Однако мудрецы Талмуда выделяют среди них сорок восемь пророков и семь пророчиц, чьи речения были особенно важны. Кто именно входил в сорок восемь пророков — неясно, но семь пророчиц перечисляются поименно: Мирьям, Двора, Хульда (они называются пророчицами и в Библии), Сара, Хана, Авигаиль и Эстер (Вавилонский Талмуд, Мегила, 14а). Кроме того, мудрецы утверждают, что у других народов тоже были пророки, числом семь: Бильам, его отец Беор (Вавилонский Талмуд, Сангедрин 105а), Иов и четыре его оппонента (Вавилонский Талмуд, Бава батра, 15б), из них Бильам был величайшим (Бемидбар раба, 14:34). Но нееврейские пророки получали откровения только ночью, обрывками и воспринимали лишь «подслушанное из-за завесы» (Берешит раба, 52:5).
А «господином пророков» мидраш называет Моше (Авот де-рабби Натан, Б, 1). Никто из пророков после него не мог так, как он, проникнуть в Б-жественный замысел, никто не мог получать откровение, полностью сохраняя при этом способность мыслить и чувствовать — то есть без пророческого транса. «Моше смотрел через прозрачное стекло, другие же пророки — через мутное стекло» (Вавилонский Талмуд, Йевамот, 49б). Неудивительно: ведь Моше принес народу Тору, уникальную книгу, содержащую всю Б-жественную мудрость. Впрочем, более поздние мидраши отрицают уникальность Моше: «Из всех пророков только Моше и Йешаяу понимали, что они пророчествуют» (Мидраш Теилим, 90:1, п. 4), и мидраш Дварим раба (2:4) называет Моше и Йешаяу «величайшими пророками».
Другие мидраши пытаются выстроить иерархию пророческих ступеней. Высоко оценивается пророк Йешаяу. Он велик тем, что пророчествовал не только для Израиля, но и для всего человечества (Псикта рабати, 34:158а). Все пророки получали откровения от ангела или от Духа Б-жия, а Йешаяу — непосредственно от Б-га, и только Йешаяу получал «двойные» пророчества: «Пробудись, пробудись…» (51:9), «Утешайте, утешайте…» (40:1) (Псикта де-рав Каана, 16:4). Йехезкель созерцал небесные сферы, как крестьянин, смотрящий на царя и ошеломленный зрелищем, а Йешаяу — как горожанин, часто видящий царя и понимающий происходящее (Вавилонский Талмуд, Хагига, 13б). Однако, согласно другой традиции, «четыре пророка пророчествовали в одно время: Йешаяу, Амос, Миха и Ошеа. Из них Ошеа был самым важным» (Вавилонский Талмуд, Псахим, 87а).
Вопрос о сути пророчества был связан для мудрецов с вопросом личного стиля и личного вклада пророка в произносимые им слова. Если пророк лишь передает слова Б-га, почему речения каждого из них несут отпечаток его индивидуальности? И зачем традиция сохраняет гневные порицания идолопоклонства, сделанные десятком разных пророков, если их содержание примерно одинаково? Талмуд лишь констатирует этот парадокс: «Одно и то же знамение (сигнон, от лат. signum) дается многим пророкам, но нет двух пророков, передающих один и тот же сигнон» (Вавилонский Талмуд, Сангедрин, 89а).
Для еврейских философов Средневековья тема пророчества была чрезвычайно важна, так как являлась выражением одного из фундаментальных вопросов религиозной философии — вопроса о трансцендентности Б-га. Каким образом Всевышний, не ограниченный никакими материальными рамками, может вступать с людьми в контакт и передавать им информацию? Некоторые философы предполагали прямую вовлеченность Б-га в акт пророчества, другие же давали более натуралистические объяснения.
Саадья Гаон (882–942) обсуждает тему пророчества во 2-й и 3-й частях своей «Книги верований и мнений». Согласно Саадье, поскольку Б-г не обладает никакими материальными атрибутами, все Его описания, данные пророками, следует понимать аллегорически. Но когда пророк говорит, что видит Б-га, он действительно видит — только не Б-га, а Славу Его, или Кавод, — особую субстанцию, созданную Б-гом и посылаемую им к пророку в качестве «подписи», подтверждения того, что пророчество действительно исходит от Него. Слова же, которые пророк слышит, суть Сотворенная Речь, раздающаяся в воздухе и улавливаемая слухом пророка.
Свиток книги Йешаяу (около I века до н. э.), обнаруженный у северо-западной оконечности Мертвого моря в Кумране в 1947 году. Наиболее древняя из найденных записей цельных частей Библии. Музей Израиля, Иерусалим
В своем более раннем комментарии на «Книгу Творения» Саадья отождествляет Славу Б-га со Святым Духом — первым творением Б-га. Этот Дух наполняет мир и выполняет функции посредника для Б-жественного управления сотворенной реальностью. Однако в «Книге верований и мнений» Саадья подчеркивает непосредственное Б-жественное управление миром.
Согласно Саадье, пророческое откровение необходимо не только для обучения народа морали, не только для введения «услышанных заповедей» (מצוות שמעיות), но и для конкретизации заповедей, диктуемых разумом (מצוות שכליות). Разум сообщает человеку лишь общие моральные принципы, а их конкретное выражение в законах происходит через пророческое откровение.
Если для Саадьи пророчество — это миссия, то для р. Йеуды Галеви (1075–1141) в «Кузари» оно является высшей ступенью развития человека. Пророк достигает ступени ангелов и внутренними очами видит Б-жественные миры (4:3). Впрочем, Галеви допускает и то, что пророческие видения являются продуктом воображения пророка под действием Б-жественной силы. Для достижения пророчества необходимо жить в Святой земле и соблюдать все заповеди с надлежащим намерением, и тогда человек может удостоиться высшего совершенства и соединиться с Б-жественным. Из литургической поэзии Йеуды Галеви видно, что он и сам хотел бы достичь этой наивысшей ступени и для этого предпринял опасное путешествие в Святую землю, стоившее ему жизни.
Представление о пророке как достижимом идеале для человека характерно и для Рамбама (Маймонида; 1138–1204). В комментарии к главе «Хелек» (шестой принцип) и в «Мишне Тора» (Законы основ Торы, 7:1) он объясняет, что люди могут очистить свою душу и воспринять бессмертный и не связанный с телом «приобретенный интеллект», тем самым соединившись с Б-жественным «активным интеллектом». В «Путеводителе колеблющихся»[1] он подчеркивает, что только совершенный человек — совершенный характером, интеллектом, эмоциями и моралью — может удостоиться пророчества, которое представляет собой эманацию «активного интеллекта» в ум и воображение человека (2:36). Эта эманация позволяет человеку постичь метафизические истины, принципы Б-жественного управления миром и даже предвидеть будущее. Философы же могут удостоиться соединения с Б-жественным интеллектом лишь своим разумом, но не воображением. Активный интеллект не сообщает пророку конкретной информации; под его воздействием мыслительные способности пророка совершенствуются, и он может делать нужные выводы самостоятельно, облекая их в фигуративную форму. Для большинства пророков их переживания являются их частным делом, но некоторые испытывают такое сильное Б-жественное влияние, что берутся воплощать осознанное в жизнь и становятся народными лидерами, несмотря на все связанные с этим опасности (2:37). Вместе с тем тот, кто достиг интеллектуального совершенства и пророчества, стремится удалиться от общества людей, не обладающих этими качествами. Противоборство двух этих желаний ярко выражено в первом пророчестве Ирмеяу (гл. 1), где он пытается отказаться от выполнения Б-жественной миссии, но вынужден выполнять приказ свыше: это видение отражает конфликт в душе Ирмеяу. Утверждением о необходимости для пророка (или философа) спуститься с вершин чистого духа к народу и вести его за собой и заканчивается «Путеводитель колеблющихся» (3:51).
Библия в переводе на арабский Саадьи Гаона. Фрагмент рукописи, датируемый примерно 1010 годом. Российская национальная библиотека, Петербург
По Маймониду, сила пророчества зависит от развитости и чистоты воображения человека. Поэтому одни пророки видят видения лишь во сне, другие же способны видеть и наяву; одни видят аллегорические образы, другие слышат голос, третьи видят говорящего с ними ангела, а четвертые слышат слова Б-га (2:45). В этом корень различия пророчества Моше и прочих пророков: Моше очистил свое воображение настолько, что в его восприятии Б-жественных слов оно вообще не участвовало. Он постигал Б-га исключительно интеллектом. Поэтому только Моше мог донести до людей Б-жественный закон без изменений, и ни один пророк ни до, ни после него на такое не способен; собственно, это и есть причина неизменности и неотменимости Торы (2:39). Моше получил Тору непосредственно от Б-га, слово в слово, а не от «активного интеллекта», как прочие пророки. Хотя на Синае все евреи слышали Б-жественный голос, лишь Моше разбирал и понимал обращенные к народу слова (2:33).
Для р. Леви бен Гершома (Ральбаг, Герсонид; 1288–1304) пророк — это в первую очередь предсказатель будущего (так он понимает пророчество в книге «Войны Г-сподни»). Однако Б-г не сообщает пророку знание о грядущих событиях, ведь предопределение идет вразрез с принципом свободы воли человека, которым Герсонид не согласен поступиться. Пророк лишь улавливает отзвуки происходящего в небесных мирах — «движения созвездий», в его терминологии, — если оно относится к тем людям, судьбой которых пророк озабочен и о которых он думает.
Хасдай Крескас (ум. в 1412), напротив, подчеркивает сверхъестественный характер пророчества. В книге «Свет Г-сподень» (2:4) он утверждает: «Пророчество есть духовное излияние знания. Оно проникает в разум человека, непосредственно или опосредованно, и так Б-г сообщает человеку то, в чем он несведущ, даже без предварительной подготовки. Пророчество относится ко всем людям, и его цель — направлять людей на правильный путь». Даже на Синае, когда евреи слышали «сотворенный голос», за ним стоял Всевышний — автор Торы. Пророческое переживание пробуждает страстную любовь к Б-гу и искреннее желание следовать Его заповедям.
Титульный лист книги рабби Хасдая Крескаса «Свет Г-спода». 1555 год
Современные еврейские мыслители также используют тему пророчества для развития своих идей. Согласно Герману Коену (1842–1918), пророки были пионерами удаления мифических элементов из еврейской религии, результатом чего и явился универсальный этический монотеизм. Ахад а-Ам (1856–1927), наоборот, видит в пророке манифестацию чистого еврейского духа. Мартин Бубер (1878–1965) утверждал («Пророческая вера», 1949), что пророчество есть результат выяснения отношений в диалоге Б-га и человека и видения пророка, как и его слова, являются его личным, субъективным ответом Б-гу в их диалоге. Тему диалога подхватывает и р. Йосеф-Дов Соловейчик (1903–1993) в своем эссе «Одинокий верующий человек» (1965). Он полагает, что пророческое откровение, диалог, инициированный Б-гом, делает возможным создание «общины Завета», основанной на договоре Б-га и человека. При этом, в отличие от мистического опыта, пророчество не ограничено религиозными чувствами, но включает и нормативный элемент — дарование общине законов.
Но главный вопрос, стоящий перед еврейской традицией, все же не природа и свойства пророчества, а причины его прекращения. Если пророчество было необходимо, почему его нет уже многие сотни лет? Если же иудаизм может жить и развиваться и без пророчества — зачем оно было нужно раньше?
Впервые эта проблема встала еще в эпоху мудрецов Талмуда, и на нее был дан безапелляционный ответ: «мудрец выше пророка» (Вавилонский Талмуд, Бава батра, 12а). В этом и выражается прогресс человечества: роль передатчика Б-жественного знания и учителя народа переходит от пророка к мудрецу, раввину, философу. «Моше получил Тору на Синае и передал ее Йеошуа, а Йеошуа — старейшинам, а старейшины — пророкам, а пророки передали ее мужам Великого собрания», — говорит Мишна (Авот, 1:1). Судя по сказанному в этой мишне, с созывом Великого собрания в начале эпохи Второго храма пророки «сдали вахту». Более того, Талмуд утверждает, что в начале эпохи Второго храма пророчество прекратилось: «Когда умерли последние пророки Хагай, Зхарья и Малахи, Святой Дух перестал говорить с людьми» (Иерусалимский Талмуд, Сота, 9:13).
В этих высказываниях интересна не только констатация отсутствия пророчества в дни Второго храма и после него. Стоит обратить внимание на роль, отводимую пророкам в мишне, открывающей трактат «Авот». Они воспринимаются лишь как передатчики традиции Учения и принципиально не отличаются от старейшин или членов Великого собрания. Для получения независимого Б-жественного откровения, для принесения в мир новых слов Б-га в этой схеме места нет. Интересно, что в этом с мудрецами Талмуда смыкается бунтарь Барух Спиноза, утверждающий в «Богословско-политическом трактате», что пророки не обладали полным знанием, находясь в плену мифов, и что лишь философ может достоверно познать мир. Талмуд постановляет: «Пророк не имеет права высказывать никаких новых мыслей или законов» (Вавилонский Талмуд, Шабат, 104а; Йома, 80а и др.). О законах храмового служения, вводимых пророком Йехезкелем и кажущихся новыми (Йехез., 44:9, 44:20), Талмуд удивленно спрашивает: «А до того, как пришел Йехезкель, кто эти законы высказал?» Действительно, слова Йехезкеля дополняют Писание, а это неприемлемо для талмудического мировоззрения. Поэтому авторы Гемары вынуждены предположить, что «существовала такая устная традиция, а Йехезкель лишь записал ее» (Вавилонский Талмуд, Таанит, 17б).
Могила рабби Ицхака Лурии Ашкенази (1534–1572), основателя нового течения в иудейской мистике в Цфате
Недаром тема возвращения пророчества в «конце дней», присутствующая в Библии (см. Йоэль, 2:28-29), сведена в талмудической традиции лишь к ожиданию пророка Элияу, приход которого предсказан в последних фразах последней главы книги последнего пророка — Малахи (3:23-24). Да и Элияу призван лишь возвестить приход Избавителя и решить спорные алахические вопросы — то есть будет функционировать как мудрец, а не как пророк. А его умение выносить решения по спорным вопросам проистекает не из его пророческого дара, а из его пребывания в Небесной ешиве, где он и узнает подлинную -алаху. Р. Йеошуа даже ограничивает функции Элияу лишь выяснением чистоты родословий (Мишна, Эдуйот, 8:6-7).
Для средневековых еврейских философов грядущее возвращение пророчества является знаком достижения евреями вожделенной чистоты разума и помыслов (направление Йеуды Галеви и Маймонида) или признаком Б-жественной приязни к людям (Крескас). Школа «профетической каббалы» (Авраам Абулафия; 1240–1291) также видела в пророческом откровении достижимый идеал, который в конечные дни станет достоянием всех. Переход всех евреев в мессианские времена на уровень пророков постулирует и р. Ицхак Лурия (1534–1572) — для него это связано с уничтожением «нечистых оболочек», мешающих соединению с Б-жественным в нашем мире.
Рав Авраам-Ицхак Кук (1865–1935), в жизни и творчестве которого проявился сплав глубокого «литовского» анализа и вдохновенных хасидских прозрений, подчеркивает, что истинное метафизическое знание не может быть достигнуто одним лишь разумом («Святой свет», 1:267-272). Продолжая линию, начатую Галеви и Маймонидом, он говорит, что, если человек ведет благочестивую жизнь, его воображение и эмоциональные способности дают ему возможность соединиться с источником Б-жественного и узреть свет Шхины (Б-жественного присутствия). Такое соединение — это высшая ступень пророчества и высший идеал человека. В не предназначавшихся для печати дневниковых записях, опубликованных в последнее время в книге «Восемь сборников», проскальзывает даже такой крик души основателя религиозного сионизма и провозвестника близкого Избавления: «Что делать человеку, который знает о суровых земных и небесных наказаниях, полагающихся за лжепророчество, который знает о своей ограниченности и своем несовершенстве, но слышит внутри себя незаглушаемый голос: “Так изрек Г-сподь”?!»
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.