[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮЛЬ 2013 ТАМУЗ 5773 – 7(255)
ОБЪЯТИЯ ДЕМОНОВ
Яков Шехтер
Ребе Борух, внук Бааль-Шем-Това, восседавший на троне деда в Меджибоже, отличался угрюмым характером. Никаких причин для меланхолии, казалось, не существовало: Борух из Меджибожа пользовался авторитетом и уважением во всем еврейском мире. Десятки тысяч преданных хасидов разносили по Украине и Польше славу о Ребе-чудотворце. Дом ребе Боруха больше походил на дворец, чем на жилище цадика, в нем работало около сотни слуг и поваров, готовящих изысканные блюда для Ребе и кормящих тысячи посетителей. По делам или на прогулку Ребе выезжал, точно король, в золоченой карете, сопровождаемый собственным шутом, Гершеле Острополером. Несмотря на видимое благополучие, ребе Борухом часто овладевали приступы глубочайшего уныния. Даже блистательный Гершеле не мог развеять его тоску. Ребе Борух никогда не рассказывал о подлинных причинах своей меланхолии. Хасиды утверждали, будто в него вселилась часть души царя Шауля, но вероятнее всего, что ребе Борух, возносившийся мыслями в самые высокие миры, видел горькую судьбу потомков своих хасидов и евреев Украины. Эссе Якова Шехтера написано по мотивам истории из книги раввина Аврома-Ицхока Сойбельмана «Новые рассказы о праведниках» (Львов, 1909).
Быстрый летний дождь с шумом налетел на Меджибож. Ветер принес тучи, низко повисшие над крышами местечка. Серыми косыми полосами хлестала вода по желтым подсолнухам в палисадниках, по кривым улочкам, тотчас набухавшим от грязи, по черным соломенным крышам.
Реб Лейб, хасид ребе Боруха из Меджибожа, спрятался от дождя под старой липой. Плотная крона почти не пропускала воду, лишь изредка тяжелая капля падала на землю и тотчас исчезала в густой траве. Реб Лейб был уверен, что ветер быстро прогонит тучи, выглянет солнце и он продолжит свой путь к ребе. До его дома, напоминающего дворец, оставалось совсем немного.
Но дождь не кончался. Капли без устали дырявили все увеличивающиеся лужи, от их шлепков поднимались водяные пузыри — знак того, что непогода затягивается. Реб Лейб дождался затишья, выскочил из-под дерева и, скользя по свежей грязи, поспешил к дому ребе.
В большом доме было сумрачно и тихо. Ребе Борухом опять овладела меланхолия. Он стоял у окна, рассматривая пейзаж, иссеченный мелкой сеткой дождя.
— Это ты, Лейб? — спросил он, не поворачивая головы.
— Я, — едва шевеля губами, произнес хасид. Когда ребе пребывал в таком настроении, лучше всего было просто не попадаться ему на глаза. Но, отправив Лейба с поручением, он наказал немедленно по возвращении рассказать обо всем. И реб Лейб не мог ослушаться своего ребе.
— Корчмарь, записку к которому вы велели передать... — начал было реб Лейб, но ребе Борух прервал его нетерпеливым жестом.
— Не надо, я уже все знаю.
Он прислонился лбом к холодному стеклу и тихонько застонал. Сердце реб Лейба сжалось от любви. Он отдал бы все на свете, лишь бы ребе перестал мучиться. Что это была за мука, он не знал. Вернее, знал, но совсем чуть-чуть.
Как-то раз в минуту откровенности, когда после выполнения особо тяжелого поручения ребе пригласил его выпить с ним чаю в этом самом кабинете, завеса тайны, плотно окутывающая учителя, слегка приоткрылась.
— Умножающий знание умножает печаль, — произнес ребе Борух. Книга «Зоар» лежала перед ним на столе. Потертая от использования, вся в закладках и пометках. Потом ребе внимательно посмотрел на хасида и тот вдруг понял кое-что. Кое-что такое, о чем он будет молчать до самой могилы. Это знание само собой возникло в голове. Без слов, точно чья-то невидимая рука вложила его прямо в память, минуя одежды букв и звуки речи. Знание намекало, будто ребе Боруху удалось заглянуть в будущее, и от того, что он в нем увидел, на него нападает черная меланхолия.
— Садись, — произнес ребе, не отрываясь от стекла. — Устал?
— Устал, — подтвердил реб Лейб, с трудом сдерживая слезы. Больше всего на свете он ценил эти минуты доверия, мгновения удивительной духовной близости, которые ребе иногда даровал ему.
В сумрачной комнате стояла тишина, глубокая, словно тайное знание. Реб Лейб наслаждался каждой секундой и огорчился, когда вошедший служка спросил у ребе, можно ли впустить посетителей.
— Они ждут с самого утра, — пояснил он. — Пожертвовали на бедных двадцать рублей золотом.
«Ого! — мысленно удивился реб Лейб. — Сумма более чем солидная. Видимо, речь идет о серьезном деле».
— Впустить? — спросил служка.
Ребе оторвался от стекла, молча кивнул и сел в кресло. Реб Лейб встал, собираясь выйти, но ребе остановил его жестом руки.
В комнату вошли двое, супружеская пара. Она, встревоженная женщина с испуганными глазами, и он, внешне вполне уверенный в себе еврей, но с выражением беспокойства на гладком лице.
— Ребе, — сказал еврей, — вот квитл.
Он приблизился к столу, за которым сидел ребе Борух и осторожно положил на стол листок. Ребе взял листок, пробежал его глазами и разорвал на три части. Еврей побледнел, а женщина прикрыла рукой рот.
— Ничем не могу помочь, — произнес ребе. — Детей у вас не будет. Выход только один — развестись.
Женщина всхлипнула, по ее щекам покатились слезы.
— Но ребе, пожалуйста, — настаивал мужчина, — неужели ничего нельзя поделать?
— Только развестись, — ответил ребе Борух. — Причем немедленно. Отправляйтесь к раввину Меджибожа.
— Ребе! — воскликнул мужчина, — Мы любим друг друга, ребе! У нас замечательная семья, нам так хорошо вместе!
Ребе Борух открыл лежащую пред ним книгу и демонстративно поднес ее к лицу. Женщина снова всхлипнула, но уже громче.
— Пошли, — тихо произнес мужчина. Пот градом катился по его лицу. Если ребе-чудотворец приказывает немедленно развестись, значит, он видит близкую опасность, и другого выхода нет. Супруги повернулись и вышли из комнаты. Ребе закрыл книгу, встал и снова прижался лбом к холодному оконному стеклу.
«Б-же мой, что тут происходит, — лихорадочно размышлял реб Лейб. — Зачем ребе оставил меня в комнате? И почему он не захотел помочь этой паре? Нет другого выхода? Как же! Он, Лейб, своими собственными глазами видел такие чудеса, сотворенные ребе Борухом, по сравнению с которыми помочь этой паре стать родителями просто игра в бирюльки. Ребе не захотел им помочь и пожелал, чтобы он, Лейб, был тому свидетелем. Но зачем, почему, для чего?»
— Иди к себе, Лейб, — мягко произнес ребе. — Отдохни с дороги.
В этом большом доме у реб Лейба был свой уголок. Крошечная комнатушка, в которую помещались кровать, полка с книгами и узкий платяной шкаф. В эту каморку он возвращался после поручений ребе, в ней отдыхал несколько дней, набираясь святости, пронизывающей каждую досточку большого дома, а потом уходил к жене и детям и жил обычной жизнью, как у всех до краев переполненной заботами о пропитании. Жил, с нетерпением ожидая, когда раздастся стук в дверь и на пороге возникнет служка с новым поручением ребе Боруха.
Но в этот раз ему было не по себе. Лейб привык, возвращаясь, наслаждаться покоем. Да, это были самые сладкие, самые упоительные минуты, когда, обо всем рассказав ребе, он оказывался в тишине своей комнатки и, устало вытянув ноги, сидел на кровати.
Вот и теперь он сидел на той же кровати, в той же комнатке и не мог, не мог успокоиться, который раз повторяя про себя услышанную беседу. Непонятная жесткость ребе поразила реб Лейба. Он проверял ее на все лады, пытаясь понять, в чем же тут дело, но, увы, без всякого толку. Смысл ответа ребе ускользал от его понимания.
На улице послышался плач. Реб Лейб подошел к окну и увидел женщину, которую послали разводиться. Она стояла перед домом ребе, сжимая в руке пергаментный свиток — гет, разводное письмо. Женщина рыдала столь жалобно и безутешно, что даже каменное сердце не могло остаться равнодушным. Спустя пятнадцать минут из дома вышел служка и что-то сердито приказал женщине. Та повернулась и медленно пошла вдоль улицы, как слепая, натыкаясь на заборы.
— Какая жестокость! — шепотом восклицал реб Лейб, расхаживая по комнате. — В мире так редко встречается семейное счастье, почему же ребе вместо того, чтобы помочь этой паре, с беспощадной решительностью разрушил ее? Неужели его сердце тверже камня, крепче железа? А где же милосердие, завещанное нам праотцем Авраамом? Где сострадание цадика к простым евреям? Где обыкновенная человеческая доброта? Ничего не понимаю, ни-че-го!
Прошел час, другой, третий. Устав мерить шагами комнату, реб Лейб помолился, без аппетита поужинал и лег на кровать, пытаясь заснуть. Но сон бежал от его глаз. Ворочаясь с боку на бок, он без устали читал псалмы, пытаясь заглушить звучанием святых слов сосущую тревогу в сердце. Не то чтобы он перестал верить ребе! Б-же упаси! Но чуть заметная трещинка зазмеилась по гладкой каменной стене.
Настенные часы в большом зале отбили два часа ночи, когда дверь в комнатушку отворилась и на пороге возник ребе Борух.
— Не спишь, Лейб?
— Не сплю.
Хасид тотчас вскочил с постели. В холодном свете луны он хорошо видел ребе. Тот стоял у двери, держа в руках книгу «Зоар», и его глаза также холодно блестели в свете луны.
— Ночью нужно спать, Лейб. Или учить Тору.
— Я не могу заснуть, ребе.
— Что же тебе не дает спать?
Реб Лейб потупился. Он не мог прямо сказать, что мучило его на протяжении последних часов. Но ребе не нуждался в подсказках.
— Поскольку ты не спишь, давай поучимся, — начал он, и реб Лейб понял, что сейчас он получает награду за хорошо выполненное задание.
— Когда мужская душа спускается в этот мир, вместе с ней спускается женский демон, Нуква. Нуква убеждена, что душа этого мужчины принадлежит только ей и всеми силами старается расстроить его женитьбу. Если мужчина останется одиноким или свадьба не будет проведена по всем правилам — Нуква получает свою пищу.
Вместе с женской душой спускается мужской демон, Захра. Он куда слабее Нуквы, но у него та же самая цель — прилепиться к женской душе и пить из нее силы. Как же избавиться от объятий этих демонов?
Ребе замолк, словно ожидая ответа от реб Лейба, но тот молчал, понимая, что ребе вовсе не нуждается в его пояснениях.
— Когда девушка и парень начинают искать себе пару, демоны приходят в ярость. У каждого из них отнимают половину, с помощью которой он до сих пор получал жизненность. Поэтому они готовы на все, чтобы разрушить возникающую связь. Если шадхан — сват — привирает, рассказывая о достоинствах кандидата или кандидатки, демоны успокаиваются. Из лжи ничего путного не выйдет, думают они и перестают вмешиваться. Но стоит свату по неопытности рассказывать все как есть на самом деле, демоны словно с цепи срываются. Вот тебе верный рецепт неудачного сватовства — говорить чистую правду.
Если дело доходит до хупы, — продолжил ребе Борух, — под балдахином собираются не только родители и близкие родственники, но и демоны. Это их последняя возможность удержать души. Когда матери жениха и невесты, с зажженными свечами в руках, семь раз обводят девушку вокруг жениха, они пресекают влияние Нуквы и отгоняют ее от парня. Чтобы избавиться от Захры, достаточно только одного круга — обручального кольца, которое жених надевает на палец невесте.
Той паре, которую ты видел сегодня, плохо поставили хупу. И Нуква не выпустила жениха из объятий. За долгие годы она основательно прилепилась к мужской душе, перевела на себя всю животворящую энергию его тела, и поэтому у пары нет детей. Просто так эту Нукву теперь не прогонишь, необходима основательная встряска. Поэтому я велел разводиться.
Ребе замолчал, затем улыбнулся, и его зубы сверкнули в лунном свете.
— Признайся, Лейб, — спросил он совсем другим тоном, — тебе не давала заснуть моя жестокость?
Хасид молча кивнул.
— Знай же, что завтра я сам поставлю этой паре хупу и прогоню Нукву. Именно это сообщил служка женщине, когда я велел ей отправляться домой. После второй свадьбы у них родятся дети. Много детей. Ты все понял, Лейб?
— Да, ребе.
— Спокойной ночи.
Ребе отступил в темноту и закрыл дверь. Хасид несколько минут стоял, повторяя про себя каждое услышанное слово. Затем улегся в постель и быстро заснул. Полная луна глядела в окно, заливая холодным светом его умиротворенное лицо. Теплый летний дождь без устали стучал по крышам Меджибожа.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.