[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮЛЬ 2013 ТАМУЗ 5773 – 7(255)
Акростих Павла Когана. 1937 год
Неизвестный акростих Павла Когана
Сергей Кузнецов
Хочу предложить вниманию читателей не публиковавшиеся ранее строки, вышедшие из-под пера Павла Когана. Более полувека стихотворение это пролежало в столе моего отца, драматурга Андрея Ирмовича Кузнецова (1918–1978).
Отец родился и вырос в Харькове, окончил начальную еврейскую и среднюю украинскую школы, поступил в ИФЛИ. Там учился в одной группе и дружил с Павлом Коганом, Михаилом Кульчицким, Борисом Слуцким. В ту пору, в сентябре 1937 года, и написан был акростих:
Авто перепутают нечет и чет.
Беде улыбнешься: «Что ж!»
Рябое тело улиц сечет,
Астмой дыша, вытирая пот,
Московский косой дождь.
Улицы, улицы, ветер, тоска.
Куда идти и кого искать?
Утлое солнце выйдет на миг,
Земля задымится, и ты
Найдешь папиросу, будешь дымить.
Если умеешь еще любить,
Целуй, товарищ, цветы.
Осень Гамлетом спросит: «Быть?»
Выкрикнешь: «Быть, что ж!»
Улицы, ветер, дождь…
Некоторая неотделанность акростиха позволяет предположить, что написан он был экспромтом, может быть, даже на спор. Увы, ни обстоятельств написания стихотворения, ни деталей той дружбы теперь уже не узнать: довоенные дневники отца не сохранились, и расспросить его поподробнее тоже не пришлось. Все, что я мог бы написать о замечательном, рано погибшем поэте Павле Когане (1918–1942), любой и сам найдет в Интернете. Вместо этого воспользуюсь случаем и расскажу о человеке, которому посвящен акростих.
Имя Абрам отец носил (имея в виду атмосферу быстро густевшего антисемитизма, вернее было бы, наверное, сказать — влачил) до 1946 года, когда, демобилизовавшись, написал первую свою пьесу «Призвание» и начал ходить с нею по театрам. Очень скоро ему дали понять, что с таким именем нечего и думать о постановке. Он сделался Андреем — и пьеса была поставлена Центральным театром Советской Армии, пошла по стране. К новому имени близкие родственники и друзья хоть и с трудом, но привыкли; с дальними дело обстояло хуже. Помню, в середине 1950-х меня, четырехлетнего, привезли на родину отца, и харьковские родичи, потрепав мои кудри, все, как один, произносили совершенно непонятное: «Вилитый Абраша!»
Павел Коган. 1930-е годы
Всего отец написал больше 30 драм и комедий для взрослых и для детей: «Поднятые паруса», «Тридцатилетние», «Дача Дроздовых», «Гельголанд зовет», «Долгий путь домой», «Признание в любви», «Московские каникулы», «Разбитое окно», «Попытка не пытка», «Великий конспиратор», «Друзья остаются друзьями», «Слепое счастье», «Женатый жених» и другие (последние три, как и «Призвание», — в соавторстве с Г. Г. Штайном). Многие его пьесы широко шли по Союзу, ставились в Москве (в ЦТСА, Театре сатиры, Центральном детском театре) и за рубежом, легли в основу телеспектаклей, были опубликованы отдельными изданиями и в авторских сборниках. В спектаклях по пьесам отца играли Андрей Попов, Татьяна Пельтцер, Евгений Весник, Валентина Токарская, Олег Ефремов, Федор Чеханков, Ирина Муравьева. В списках наиболее часто исполняемых пьес, публиковавшихся журналом «Театр», отцовские нередко входили в первую десятку. Одна из его пьес, «Разбитое окно», так и не увидела сцены, но вышла отдельной книжкой с большим послесловием Анатолия Эфроса. Эфрос заинтересовался пьесой, собирался ставить ее в ЦДТ (этого не случилось из-за его ухода из театра), так что послесловие, «Размышления режиссера», по сути, представляет собой план постановки. Заканчивается оно такими словами: «В этой истории многие успешно учатся и принципиальности, и смелости, учатся быть все вместе и быть бойцами, когда кто-то начинает посягать на самые прекрасные вещи — на демократичность общественной и рабочей жизни, на дружественность между людьми, на правдивость и честность. И пускай это происходит в рамках одной школы — от этого важность всех поднятых вопросов не уменьшается».
Сцены из телеспектакля «Московские каникулы».
Автор сценария Андрей Кузнецов. 1973 год
Никакой зарплаты у драматургов, конечно, не было, получали 4% от сборов, так что жилось нам то густо, то пусто. Несколько лет, в конце 1950-х, пьесы шли особенно туго, жили в долг. Позже отец нашел прибыльное дело, которое он называл «переводить с казахского на личный счет». Он знал несколько языков (идиш, немецкий, украинский, польский), но казахский к ним, увы, не относился. Переводил с подстрочника. Принесут ему, например, историческую драму о героической борьбе казахского народа — четыре акта, десятка три действующих лиц, множество декораций, не слишком вразумительные сюжетные линии. Уложиться отец старался в месяц, больше времени тратить было жалко, и получал за перевод 800 рублей — хорошие деньги! На выходе благодарного акына ждала пьеса того же названия, посвященная тем же событиям, но двухактная, с восемью персонажами, одной декорацией и связным действием. Потом эта пьеса переводилась обратно на казахский и шла на обоих языках. Переводил отец и с других «братских» языков, но особенно крепка была «дружба» с известными казахскими писателями. Частенько они сами наезжали в Москву со своими шедеврами, но, бывало, приглашали отца к себе и принимали как почетного гостя. Помню рассказ об огромном, дымящемся блюде с бишбармаком, который поглощали, сидя на ковре и орудуя невооруженной пятерней. После этого отцу персонально поднесли особо лакомое блюдо — бараньи глаза — от которого он тщетно пытался отвертеться.
Андрей Кузнецов (слева) и Виктор Розов в садике перед домом. Москва. 1973 год
Первые годы мы с родителями ютились в 12-метровой комнатушке, которая была оставлена маме, когда деда, профессора И. В. Ребельского, арестовали, конфисковали две комнаты и подселили туда сына полковника КГБ. В 1957-м переехали в известный дом у метро «Аэропорт», ЖСК «Московский писатель» (2-я Аэропортовская улица, дом 7/15, после улица Черняховского, дом 4). В доме обитали К. Симонов, А. Галич, В. Войнович, А. Бек, В. Шкловский, А. Арбузов, В. Розов, А. Тарковский, Б. Ахмадулина, Е. Габрилович, Ю. Нагибин. Наш 5-й подъезд особенно богат был драматургами: на 7-м этаже, на одной с нами площадке, жили Арбузовы и Штейны, тремя и четырьмя этажами ниже — Алешины и Розовы. Вскоре поблизости построили еще несколько писательских домов. Отец дружил с окрестными мастерами пера (Яковом Волчеком, Виктором Розовым, Яковом Ялунером, Яковом Костюковским), принимал активное участие в бурной общественной жизни кооператива, слыл остряком даже среди профессиональных острословов-соседей. Он вообще был мастером розыгрыша, особенно телефонного. Заранее продумав сюжет, звонил очередной жертве и, изменив голос и «поставив акцент», входил в образ: то местечкового еврея, то грузина с Ленинградского рынка, то щирого украинца. Мы с мамой по полу катались от смеха… Любил классическую музыку и детективы, болел за ЦСКА, играл в преферанс, кормил голубей, обожал собак.
Его старшего внука, проживающего в городе Роквилл, штат Мэриленд, зовут Эндрю Авраам.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.