[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮЛЬ 2013 ТАМУЗ 5773 – 7(255)
Воспоминания следователя Мищука
Леонид Кацис
Дело Бейлиса знаменито настолько, что, кажется, ничего нового в нем уже найти нельзя. Между тем 100 лет тому назад события не столько начались, сколько завершились процессом в киевском суде. А начиналось дело весной 1911 года, когда было выдвинуто анонимное обвинение против евреев в совершении ритуального убийства. Летом был арестован конкретный человек — Менахем-Мендл Бейлис. Вот этому самому начальному периоду организации знаменитого ритуального процесса и посвящена наша публикация, продолжающая в «Лехаиме» серию публикаций к 100-летию дела Бейлиса.
Предлагаемый вниманию читателей документ не совсем обычен. Текст его содержит рассказ одного из самых загадочных участников этой истории — Е. Ф. Мищука. Он был начальником киевского сыскного отделения во время расследования убийства Андрея Ющинского, которое легло в основу обвинения киевского еврея Мендла Бейлиса в совершении ритуального убийства.
Собственные высказывания Мищука об этом деле есть и в следственных материалах, и в стенографическом отчете о процессе, и в документах Комиссии Временного правительства по расследованию киевских событий 1911–1913 годов. Устные же свидетельства Е. Ф. Мищука дошли до нас в записях В. А. Михайлова[1], относящихся к 1960-м годам. Тетрадка с ними сохранилась в Нью-Йорке, в Бахметьевском архиве Колумбийского университета. В них рассказывается нечто новое по сравнению с известными материалами и, главное, проясняется судьба Мищука уже после падения царского режима. Эти записи мы и публикуем.
Вот как рассказывает об этой встрече и о себе самом автор записок:
«Я, пишущий эти заметки В. А. Михайлов, окончивший Киевский университет св. Владимира по юридическому факультету, по службе, в должности младшего чиновника для поручений по гражданской части при Оренбургском губернаторе, жил в Оренбурге с 1915 по 1918 год. <…> В это время [начало 1918 года. — Л. К.] и прибыла с Волги и Центральной России первая волна беженцев, причем одни устремились по Сибирскому пути, а другие в Оренбург.
С этой прибывшей партией беженцев много было чиновников, купцов, дворян и больших именитых людей, которых теперь в России просто уничтожали, как кто хотел, никто не знал, куда деваться от этого народа — бежали, тоже не знали — что впереди.
В мою квартиру позвонил какой-то человек. Впустили. Вошел высокого роста, плотный, чуть поседевший человек, черные глаза, усы, без бороды и прическа по-военному. Вошел ко мне в комнату и представился — Мищук Евгений Францевич. Мы жили с женой в двух комнатах. Он сразу сказал, что господин, что средств у него нет, и просил его, если можно, покормить несколько дней, пока он найдет себе какой-нибудь приют, помощь или будет что-нибудь делать.
Владимир Голубев, лидер молодежной организации «Двуглавый
орел», наиболее активный из киевских черносотенцев.
Из книги А. С. Тагера «Царская Россия и дело Бейлиса» (М., 1934)
Мы приняли его, как могли, ободрили и просили непременно каждый день приходить к нам обедать и сказали ему, чтобы он никуда пока не обращался, что у нас много есть людей, которые ему будут полезны, что будем встречаться, обдумывать наше общее положение, и может быть уедем из Оренбурга дальше в Сибирь. Мищук сказал нам, что он помощник начальника Уголовного розыска из Петербурга.
На этом у нас закончился первый его визит, и мы ждали его с нетерпением завтра, чтобы услышать, что делается в Петербурге, и вообще поговорить с ним обо всех сторонах прошлого времени, где у него, наверное, было так много интересных в жизни и по службе моментов.
Мищук обещал поделиться своими наблюдениями и воспоминаниями и сказал, что он будет [очень] признателен, если его правдивые сообщения станут известны для истории о прошлой жизни России»[2].
Фигура Мищука представляет немалый интерес для историков бейлисиады.
Имя его возникло на первом же заседании по делу Бейлиса, когда выяснилось, что суду никак не удается его разыскать. Что, понятное дело, было довольно странно для сотрудника следственных органов[3]. Присутствия его на процессе требовал и адвокат Бейлиса Н. П. Карабчевский[4], считая показания Мищука принципиально важными[5]. В отличие от защитников Бейлиса, поверенный гражданской истицы Г. Г. Замысловский[6] и прокурор О. Ю. Виппер[7] на явке свидетеля Мищука не настаивают, и не случайно. Вот что говорит Замысловский: «Наконец, неявка бывшего начальника сыскного отделения Мищука. Говорят, что в этом взаимное противоречие: начальник сыскного отделения и не разыскан. Да, если бы он теперь был начальником сыскного отделения. Но в настоящее время это не начальник сыскного отделения, а лицо, лишенное всех прав за подлоги. Таким лицам весьма свойственно уклоняться от суда и очень часто эти лица не разыскиваются»[8].
Более того, в обвинительный акт был специально включен раздел «Роль Мищука», из которого следовало, что по указанию некоего Кушнира Мищук обнаружил сверток с вещами, якобы свидетельствовавшими о причастности шайки воров к убийству Ющинского, и Кушнир в своем письме якобы утверждал, что воры будут имитировать убийство как ритуальное. Между тем экспертами и свидетельскими показаниями было доказано, что найденные вещи не имеют отношения к делу, а Мищук от расследования отстранен, наказан и в заседаниях не участвовал.
Впрочем, собственноручные показания наказанного юриста о проведении им предварительного расследования все же зачитываются в суде.
Стоит отметить осторожность (если не осведомленность) Г. Г. Чаплинского[9], который сообщал министру юстиции о том, что следователя, который был противником ритуальной версии убийства, могли и подставить.
Весь этот сюжет крайне важен именно в связи с публикуемым нами изложением рассказов Е. Ф. Мищука. Ведь В. А. Михайлов, который сохранил их для нас, утверждает, со слов своего собеседника, что последний все время процесса находился в здании Киевского окружного суда! Это свидетельство исключительно интересно, хотя и довольно странно. Сведения об этом отсутствуют в показаниях Е. Ф. Мищука комиссии Временного правительства по расследованию дела Бейлиса.
Заслуживает внимания и еще одна деталь. Только из записок В. А. Михайлова мы узнаем о том, что Вера Чеберяк[10], которую больше всех подозревали в причастности к убийству и более других пытались выгородить, была осведомителем следственных органов тогдашней империи. Этот момент заставляет более внимательно рассмотреть роль соответствующих органов в подготовке и проведении дела Бейлиса.
Выясняется также, что легенда о тотальном неприятии Русской церковью ритуальных обвинений критики не выдерживает. Скорее можно говорить о том, что некоторые ее деятели, даже верившие в «ритуал», не поддержали позицию власти. Это же касается и гражданских лиц, например известного антисемита В. В. Шульгина. Необходимо принять во внимание и происхождение знаменитого черносотенца В. С. Голубева, лидера и секретаря киевской организации «Двуглавый орел», способствовавшей развитию ритуальной версии убийства А. Ющинского. Он был сыном профессора Киевской духовной академии, и не исключено, что его познания в «ритуальных убийствах» имели «домашние» корни. Если добавить сюда еще и недавно обнаруженные сведения о роли митрополита Антония (Храповицкого), который направил в Киев в качестве эксперта защиты профессора И. Г. Троицкого[11], а также активнейшую, хотя и тайную, роль редактора «Богословского вестника», профессора Московской духовной академии о. Павла Флоренского в поддержке обвинения Бейлиса[12], нетрудно понять, что недаром во время процесса его участники замечали, что о самом Бейлисе на заседаниях и речи не идет. Процесс этот менее всего был процессом Бейлиса. А Владимир Жаботинский даже написал в 1912 году статью — «Дело без Бейлиса»!
Отметим еще одно важное обстоятельство. Сопоставив реальную ситуацию на суде, касающуюся Е. Ф. Мищука, документы комиссии Временного правительства[13] и ставшие теперь доступными рассказы петербургского следователя, мы, с одной стороны, видим, как возникают исторические мифы, и получаем возможность проверки достоверности вторичных мемуарных источников — с другой. Ведь не так уж трудно выправить даты процесса по делу Бейлиса (25 сентября — 28 октября 1913 года), уточнить время начала следствия (1911), ошибочно указанное В. А. Михайловым и т. п.
Пещера в предместье Лукьяновка, в которой нашли тело Андрея Ющинского. Фотография из книги А. С. Тагера «Царская Россия и дело Бейлиса» (М., 1934)
Подобные места помечены нами ниже.
Именно эти немногочисленные и легко исправляемые ошибки свидетельствуют, как нам кажется, о том, что В. А. Михайлов не имел реального доступа ни к стенограммам процесса, ни тем более к архивным документам. Следовательно, до нас дошли в его записях те сведения, которые хотел оставить истории Е. Ф. Мищук.
В заключение мы бы хотели поблагодарить за указание на публикуемый материал и помощь в работе сотрудников Бахметьевского архива Колумбийского университета (Нью-Йорк) Е. Шрагу и Т. Чеботареву.
Дело Бейлиса
Из записок и передачи помощн[ика]
Начальника Уголовного розыска —
Евгения Францевича Мищука
(1)[14] Командированный из Петербурга агент розыска Е. Ф. Мищук рассказал о своем участии в деле розыска убийц мальчика Андрея Ющинского в Киеве.
По данным уголовного розыска гор. Киева, подозрение в убийстве привело к мысли о том, что убийство православного мальчика могло быть совершено с ритуальной целью и, что главная масса еврейского населения жила в районе юго-западного края России и в Польше, почему и был направлен весь аппарат розыска в толщу проживания евреев.
Получив в Петербурге указания о цели командировки в Киев агента розыска из Петербурга — Мищук вспоминает, что ему и тогда было не ясно, в чем тут секрет, почему подозрение пало на еврея, могло ли быть так, чтобы в таком тайном деле евреи действовали неосмотрительно, зная (2), что если будет обнаружено порученное евреями дело шайке тайных убийц, что убийство сделано с ритуальной целью, что осужден будет не только еврей Бейлис, а все и еврейство, или, если это убийство создано с целью обвинить еврейство в каких-то исторических заблуждениях еврейства и что Русскому Правительству, уже не раз стоявшему перед конфузом допущения погромов и непри[н]ятия мер к предотвращению погромов евреев (Кишинев) — может быть надо было найти причину неприязни русского населения к еврейству, тем более, что мальчик убит, ему нанесены раны и т. д. Все эти загадки и предположения, говорит Мищук, нами обсуждались в Управлении Начальника Петербургского Розыска, но т[ак] как от Правительства не было никаких разъясняющих инструкций — командирование агента в Киев было в обычном порядке. На (3) месте все будет понятнее и может быть проще, чем это представляется Петербургу.
Мищук выехал в Киев. Убийство совершилось в 1912 году [в 1911. — Л.К.] — розыск и представление обвинения еврею Бейлису было закончено в начале 1913 года и суд состоялся в том же 1913 году и закончился в сентябре 1913 года.
Мищук рассказал, что в Киеве он познакомился со всеми сторонами дела по обвинению Бейлиса в убийстве мальчика Ющинского, для чего вначале побывал в Охранном отделении города Киева, говорил с ними о том, что уже сделано в этой области обнаружения убийц, и после полученных указаний, где был обнаружен труп мальчика и какие дал показания Бейлис, уже заключенный в тюрьму, до суда — начал самостоятельный розыск убийц. Губернатор гражданский города Киева велел Мищуку непосредственно ему докладывать о ходе розыска, и поэтому Мищуку (4) приходилось бывать у Губернатора почти каждые три дня. Мищук говорил, что его визиты к Губернатору лишний раз убедили его, что никаких серьезных оснований у власти нет, — что путаница идет в такой форме, что может быть эта жертва нужна, чтобы опозорить еврейство или создать процесс судебный, и тогда все нападки на Россию падут на голову евреев, а не [на ] русский народ…
Губернатор, говорит Мищук, явно нервничал, чего-то не договаривал, ссылался на ценные сведения, будто имеющиеся у прокурорского надзора и т. п. Мищук говорил, что ему много раз в жизни приходилось наблюдать, как нервничали люди, указывая на предполагаемых преступников, или с целью устранить подозрения в «оговоре», или страхующие себя от обвинения в том, что они путались в деле, совершенно его не представляя, или нарочно умалчивали правду о деле.
(5) Мищук говорил, что он побывал для получения информации и у Прокурора Палаты Чаплинского и у следователя Фененко, которые подтвердили, что считают материал для процесса совершенно достаточным и что ему, Мищуку, надлежит, как опытному розыскному агенту, добыть такие улики и доказательства, которые еще нагляднее подтвердят обвинительный акт, и таким образом все мы, государственные чины, исполним честно свой гражданский долг. И, говорил Мищук, что он исполнил свой долг. Он начал бродить на окраинах города Киева, где жили, ютились и беднота, и воры, и были притоны хранения и сбыта краденого. И, конечно, и беспаспортные, и беглые, и убийцы, еще (6) не разысканные, и наконец притоны, где укрывались все эти люди, каких всюду в городах много.
Мищук говорил, что он сначала появлялся в тех местах, где проживал убитый мальчик Ющинский, для чего он, Мищук, брал в карман карамель, одевался попроще и направлялся в те места, где играли дети в том самом месте, где жил убитый мальчик. Это было предместье Киева, Лукьяновка. Там же на пустыре были примитивные печи для обжига кирпича и бесконечные валы, рытвины, и дети устраивали там игры. Вот в эти места и стал ходить Мищук. Он останавливался вблизи играющих детей, усаживался на вал, курил, а тем временем ребята, пробегая мимо Мищука, иногда останавливались, посмотреть им хотелось, что делает старик на валу. Вот тут и начиналась (7) приманка. Мищук одаривал конфетами ребят, а в то же время вел с ними беседу, как называется игра и т. д. и, когда дети входили уже незаметно для них в «дружбу» к старику, Мищук их расспрашивал: жалко ли им, что Ющинского нет, что он наверно убит нарочно кем-то из взрослых из мести, или как не знают ли они, не слыхали ли, и что они теперь вспоминают ли мальчика убитого, хороший ли он был и т. д. Вообще Мищук собирал всякие будто незначительные сведения, но в обработанном виде, потом, когда Мищук побывал у родителей Ющинского и в притонах на окраинах города — он, Мищук, почти безошибочно шел к преступникам, и Бейлис, было ясно, что это выдуманный ответчик, т.к. хотя Бейлис и жил тоже близ кирпичного завода и ходил ежедневно на базар и его дети все знали, но т.к. играли одни русские дети и в компанию к себе еврейских детей не принимали, то Бейлис еврей никогда не вступал с детьми русскими в разговор, а проходил мимо, зная, что русские ребята не любят евреев.
Из книги А. С. Тагера «Царская Россия и дело Бейлиса» (М., 1934)
Но, как говорил Мищук, скоро у детей забываются эти моменты, и как Мищук ни старался выудить у детей, что они слыхали, кто убил, зачем, что говорили у них дома родители и т. п. — дети не понимали всех этих переживаний и, видимо, дальше своих игр у них интересов не было. Вот тут и возникла, (9) как говорил Мищук — у него мысль, не приходил ли кто к ним, к детям, неизвестный им человек, и не уходил ли с ним с поля игры мальчик Ющинский, и куда он уходил и для чего?
Вот тут у детей и развязались языки; они рассказали, что на Лукьяновке есть женщина, у которой много знакомых в городе, и она иногда получает старые вещи от них и дарит бедным ребятам, что у этой женщины в доме всегда много всякого люду имеется, что у нее бывают веселые песни, шум, что дома наши родители говорят, нам детям, что на улице ту женщину дразнят «Чеберячка», что она тайная гадалка, опасная, что она знает наговоры, путается во всякие дела, (10) и что в ее дом часто чего-то ходят полицейские, — говорят, что она воровка и душегубка…
Мищук говорил, что он собрал и другие сведения, но что надо идти было к губернатору на доклад. И в один из таких визитов, губернатор, выслушав его, Мищука, сказал, что теперь нет нужды доискиваться, кто убийца Ющинского, что Бейлис уже заключен в тюрьму, что будет суд, что теперь надо быть готовым подтвердить на Суде, в случае допроса членов розыска, такими показаниями ход процесса, чтобы у Суда не возникло сомнений в виновности Бейлиса, и что поэтому он, Губернатор, предупреждает Мищука, что надо быть осторожными Охране[15] т[ак] как может иначе создаться подозрение, что охрана подкуплена евреями, и, если это (11) обнаружится хоть в какой-нибудь степени — будут посажены на скамью подсудимых такие агенты Охраны, которые преступили служебный долг с корыстной целью и скрыли от Суда правду; Губернатор, как говорил Мищук, добавил, что он об этих пульсирующих мыслях Мищука будет иметь разговор с Прокурором Палаты Судебной Киева — Чаплинским, с председателем Окружного суда Киева — Кисличным, и также сообщит в Петербург Министру Внутренних Дел о том, удачно ли выбран агент розыска для командирования его в Киев по делу убийства мальчика Ющинского и т. д.
Портреты из книги А. С. Тагера «Царская Россия и дело Бейлиса». (М., 1934).
Вера Чеберяк, жена мелкого почтово-телеграфного чиновника, сводная сестра профессионального вора Петра Сингаевского, держательница воровского притона и скупщица краденых вещей
Георгий Замысловский, член фракции правых в III и IV Государственных думах
Мищук говорил, что, несмотря на такую отповедь Губернатора — у него, Мищука, создавалось почти созревшее представление, что это дело шайки преступников, купленных, но не евреями (12) для ритуальных целей, а людьми, купленными[16] с целью поднять вопрос о существовании у евреев ритуала добывания крови христианского ребенка. Как говорил Мищук, в Киеве уже бродили в общественных местах, особенно на базарах, люди, которые создавали всякие небылицы о будущем процессе над евреями, и даже студент Университета Киевского, небезызвестный Голубев, руководитель союза русских людей, как говорили «Черносотенцев», устраивал сборища и готовился выйти на улицу для демонстрации, если будет вынесен обвинительный приговор Бейлису.
Мищук рассказывал, что у Чеберячки действительно был притон всякого сброда, что там у нее за какое-то грязное дело был арестован и предан суду некто Сынгаевский, но что эта Чеберячка была нужна полиции и, если она покровительствовала всякому сброду с целью наживы при дележе удачно проведенной авантюры, — она и выдавала полиции с такой же целью и таких преступников, за поимку которых ей платили деньги, и ее, Чеберячку, полиция хранила, и даже благодаря ей много удавалось открыть в преступлении, и скрыть от общества этого тайного агента сыска — Чеберячку.
Мищук рассказал, что ему велено было оставаться в Киеве до конца процесса, т[ак] как возможно, что он будет вызван в суд для дачи показаний, и он оставался в городе, все время находился в здании суда и имел сведения о том, как шел процесс. Председательствовал Кисличный [Болдырев. — Л. К.], (14) Постоянный Председатель Окружного Суда, прокурор был прислан из Петербурга — Виппер.
В числе адвокатов защиты — Грузенберг[17], Карабчевский, Маклаков[18], Зарудный[19]. В числе представителей Гражданского иска — частные поверенные — Шмаков[20] и Замысловский. Были эксперты — цадики из евреев [sic! Об этом ничего не известно. — Л. К.], ученые медики, профессор Троицкий, московский раввин Мазе[21], Пранайтис[22] и другие.
Алексей Гирс, киевский губернатор
А. С. Шмаков, гражданский обвинитель
Много корреспондентов; у суда специальный Телеграф: Париж, Лондон, Нью-Йорк.
Суд Бейлиса оправдал, а в отношении ритуала глухо было сказано, что ритуал существовал у евреев… [sic! — Л. К.]
Состав присяжных был довольно простой, почти все неименитые люди, и они по совести сказали — «нет, не виновен».
После процесса, говорил Мищук, к нему приходили евреи, делегация, и просили его, как теперь убедившегося, что Бейлис не занимался таким грязным делом и что евреи вообще напрасно обвиняются в этой выдумке добывания крови, и что если бы Мищук написал небольшую книжечку, хотя бы 10–20 страниц, и каждый еврей в мире даст за эту книжечку хотя бы 2 рубля, — вот какие деньги получил бы Мищук и мог бы больше не служить в этой Полиции, где так позорят людей…
Мищук говорил, что он сказал той делегации, что он Государственный чиновник, что, по закону, ничего нельзя писать для печати, и что денег ему не нужно, т[ак] как за такое деяние от евреев они ему готовят бессрочную тюрьму. Мищук далее рассказал, что он вернулся в Петербург, был предан Суду 1 Департамента Правительствующего Сената как должностное (16) лицо государственной Службы, нарушившее свой долг, — был приговорен к 5 годам тюремного заключения, и отбывал таковое до начала революции 1917 года. А когда явились в Петроград большевики — тюрьмы открылись, вышел и он, Мищук, на свободу, но, боясь оставаться в городе как агент Полиции, — всякими путями выбрался из Петербурга и добрался до Урала, временно поселившись в Оренбурге, где и рассказал в среде приятелей о тех переживаниях, которые ему выпали Судьбой в жизни.
В. А. М.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. Василий Александрович Михайлов (ок.1892–1960-е) — белоэмигрант, умер в США.
[2]. Здесь и далее текст документа приводится с сохранением орфографии и пунктуации оригинала.
[3]. Дело Бейлиса. Стенографический отчет. Киев, 1913. Т. 1. С. 5.2 (текст состоит из двух колонок. Далее мы условно называем левую колонку 1, а правую 2), 7.2.
[4]. Николай Платонович Карабчевский (1851–1925) — знаменитый адвокат, лично далекий от семитофильских взглядов, что отразилось в его мемуарах, изданных в эмиграции. Однако в письме Грузенбергу В. Жаботинский писал, что его это не волнует, раз в деле Бейлиса он выполнил свой профессиональный долг честно.
[5]. Дело Бейлиса. Стенографический отчет. С. 8.1, 11.2.
[6]. Георгий Георгиевич Замысловский (1872–1920) — русский государственный общественный и политический деятель, юрист. Депутат III и IV Государственных дум. После окончания процесса написал книгу «Убийство Андрюши Ющинского» (1917), в которой опровергался оправдательный вердикт присяжных.
[7]. Дело Бейлиса. Стенографический отчет. С. 11.1.
[8]. Там же. С. 11.2–12.1.
[9]. Георгий Гаврилович Чаплинский (1865 — после 1917) — русский юрист. С 14 марта 1911 года — прокурор Киевской судебной палаты, осуществлял наблюдение за расследованием дела Бейлиса.
[10]. Владелица притона, посетители которого, как считается, убили Андрея Ющинского, боясь разоблачения своей деятельности.
[11]. Троицкий Иван Григорьевич — профессор Петербургской духовной академии, эксперт защиты на процессе Бейлиса.
[12]. См. об этом в кн.: Кацис Л. Кровавый навет и русская мысль. Историко-теологическое исследование дела Бейлиса. М., 2006.
[13]. Дело Менделя Бейлиса. Материалы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства о судебном процессе 1913 года по обвинению в ритуальном убийстве. СПб., 1999. С. 305–308.
[14]. Номера страниц указаны по рукописи.
[15]. Интересно, что Мищук не служил в Охране, а был начальником уголовного отдела полиции.
[16]. Вероятно, имеется в виду «купившими шайку преступников».
[17]. Оскар Осипович (Израиль Иосифович) Грузенберг (1866–1940) — российский юрист и общественный деятель, участник ритуальных процессов.
[18]. Василий Алексеевич Маклаков (1869–1957) — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II, III и IV созывов.
[19]. Александр Сергеевич Зарудный (1863–1934) — российский адвокат, политический деятель. Министр юстиции Временного правительства.
[20]. Шмаков Алексей Семенович (1852–1916) — присяжный поверенный, черносотенный журналист, возглавлял движение за недопущение евреев в адвокатское сообщество.
[21]. Яков Исаевич Мазе (1859–1924) — выдающийся лидер еврейства России, главный раввин Москвы (1893–1924).
[22]. Иустин Пранайтис (1861–1917) — отставной католический ксендз. Автор антисемитских сочинений. Был привлечен для экспертизы на процессе Бейлиса для доказательства существования «ритуала».