[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ  ИЮНЬ 2013 СИВАН 5773 – 6(254)

 

Галина Зеленина:  Говорить о Погромах — вопрос выбора»

Беседу ведет Михаил Эдельштейн

Недавно в издательстве «Росспэн» вышла коллективная монография «Евреи: другая история», авторы которой задались целью преодолеть все еще влиятельный стереотипный образ еврея — несчастной и безвольной жертвы исторических обстоятельств, день и ночь сидящего над священными книгами. На материале разных эпох и стран они рисуют иной портрет — инициативного, талантливого, мужественного человека, зачастую с авантюрной жилкой, вовлеченного в политические интриги, не чуждого интеллектуальным «трендам» своего времени, даже если они не вполне согласуются с библейским нравственным кодексом. О замысле и его реализации корреспондент «Лехаима» поговорил с автором проекта, составителем и ответственным редактором книги историком Галиной Зелениной.

Лайла Фридланд. «Мечтай, как если б ты жил вечно, живи, как если бы ты умер завтра». Собрание автора. Нью-Йорк

 

Михаил Эдельштейн Ваш проект, насколько я понимаю, мыслится инициаторами не просто как «собранье пестрых глав», но как некое концептуальное единство, «альтернатива религиоцентричному и “слезливому” канону» (из аннотации). Но про антилакримозную парадигму говорят уже больше полувека, от «слезливого» канона за это время, кажется, ничего не осталось, как и от всех прочих канонов. Секуляризация еврейской историографии произошла тоже не вчера. В чем ты видишь смысл книги под названием «Евреи: другая история» в момент, когда вся еврейская история давно уже «другая»?

Галина Зеленина Дело в том, что ты слишком умный. Ты много лет занимаешься еврейской журналистикой, рецензированием еврейских — что бы это ни значило — книг и интервьюированием деятелей еврейской культуры. Не знаю, в достаточной ли степени книга достигнет этого сегмента своей аудитории, но в части концептуального своего месседжа она адресована не профессиональным еврейским интеллектуалам, а людям, которые не читают каждый месяц книги по еврейской истории и даже раз в год не читают, а узнают о ней из Яндекса и случайного научпопа или даже без «науч». Так вот там про антилакримозную парадигму не говорят, Сало Барона, как ты знаешь, стали переводить на русский только что, и, полагаю, мало народу через него продерется, а из тех, кто продерется, не все уловят его полемический призыв. В этом неспециальном дискурсе еврейская история — это по-прежнему история раввинов и погромов, можно удостовериться в этом, поиграв с разными поисковыми запросами в том же Яндексе. «Еврейская история» идет в прочной спайке с «еврейской религией», и даже блистательная история евреев Испании начинается — и, похоже, ограничивается — изгнанием.

Секуляризация еврейской истории в смысле форм ее исследования — из ешив в салоны и университеты — произошла действительно не вчера, и с этого, можно сказать, началось ее научное изучение. Но концепция еврейской истории и в университетах зачастую остается религиозной. Изучение всех (квази)еврейских субкультур — это поиск в них следов еврейской религиозной традиции; испанские мараны лишь постольку предмет для иудаики, поскольку считается, что они были преданными криптоиудеями, и т. д.

И — нет, концептуального единства тут нет, не то чтобы вся книга была посвящена опровержению одного мифа или доказательству одного качества: например, что никакая католическая церковь в Средние века евреев не преследовала или что евреи всегда были брутальны и агрессивны и воевали без остановки. Задача — показать, что есть всякие любопытные сюжеты, которые в привычную рамку — если опустить более громкое слово «канон» — не укладываются, и этих сюжетов — сколь угодно разных — настолько много, что из них можно составить «другую историю».

МЭ И все-таки насчет «другой истории». Наверное, мне легче пояснить это на примере из русской литературы. Вот смотри: проводится, допустим, конференция «Потаенная литература». Но один понимает под этим Баркова, другой — какое-нибудь «Собачье сердце», а третий — провинциального графомана, забытого за ненадобностью. Общего только то, что у них были/есть напряженные отношения с цензурой и/или официальной историей литературы. В итоге и конференции получаются разнобойные, и сборники соответствующие. Возвращаясь к нашим евреям: какую прямую можно провести через гомосексуалов в Библии, гаучо и эсеров? Что объединяет их, кроме того, что они были замолчаны или искажены мейнстримной иудаикой? Или такого объединения «от противного» достаточно?

ГЗ Я бы не стала устраивать одноименную книге конференцию или издавать научный сборник — это действительно излишне эклектично для академического формата, но для научно-популярной книги — да, достаточно объединения от противного. Только дело не в замалчивании иудаикой — как раз в науке с теми и иными темами уже давно все в порядке, а в некоем стереотипном образе еврея и еврейской истории, который если не рушат, то корректируют и пираты, и гаучо, и партизаны, и придворные гранды, и эротически рефлексирующие мудрецы Талмуда. «Левада-центр» не проводил пока опроса на нужную тему, но у меня есть своя небольшая выборка. Я лет 12 преподаю в университетах еврейскую историю Средних веков и Нового времени и перед началом курса иногда анкетирую студентов — какие события, процессы, персоналии ассоциируются у них с проблематикой курса, и всегда — всегда — это пресловутые гонения в разных видах и мудрецы. Причем я имею дело со студентами кафедр иудаики, будущими специалистами, т. е. если не знающими, то, по крайней мере, заинтересованными. Из чего я делаю вывод, что более далекая от иудаики публика совсем чужда представления о еврейской истории как истории разнообразной, полной успехов — и не только на поприще изучения Торы, самостоятельно инициированных конфликтов — а не только страдания от кровавого навета, тесных позитивных контактов с окружающими народами и культурами — а не только религиозной полемики, эротических сюжетов — не подчиненных целям прокреации, светских развлечений, веселых досугов, смелых авантюр.

МЭ Не кажется ли тебе, что «новый историзм» и та же антислезная линия в иудаике как его «подразделение» совершают некоторую подмену, меняя местами центр и периферию? «Раввинов и погромов» (из той же аннотации) в еврейской истории, как ни крути, было больше, чем гаучо и шпионов, а главное, их значимость для исторического процесса, самосознания народа и прочего совершенно не сопоставима.

ГЗ Тут несколько подтем. Количество и значимость, понятно, далеко не всегда совпадают. «Пушечного мяса» было много, а Наполеон — всего один. Раввины были элитой (точнее, одной из элит), и как элита они были значимы, но количественно уступали, скажем, женщинам и детям, которых традиционный нарратив игнорирует. Погромы происходили, к счастью, не ежедневно, и ставить их во главу нарратива национальной памяти — вопрос выбора; можно было выбрать итальянские карнавалы и игру в карты, и тогда евреи представали бы нацией не гонимой, а танцующей и поющей. Но еврейская традиция запоминает только то, что укладывается в знакомые паттерны, желательно еще библейского происхождения; погромы в них укладываются, а азартные игры, наоборот, элиминируются алахической цензурой.

О подмене: не говорится же, Б-же упаси, что раввинов не было или что они не играли своей роли, говорится, что у раввинов были еще современники — и поэты, и ростовщики, и выкресты, наконец. И даже если последних было количественно меньше, чем первых, это не причина о них не писать — наоборот: о меньшинстве-то и надо писать, о большинстве и без нас написали и еще напишут, большинство о себе позаботится.

О памяти и самосознании. Они же не объективны, а конструируемы. Раввины учат о раввинах учат о раввинах учат о раввинах, коротко говоря. Пока не было Государства Израиль, большой части иудаики не было, не было разных представлений о еврейском национальном характере, о еврейской политической культуре и прочем — теперь есть. До второй волны феминизма и появления женских и — затем — гендерных исследований женщин в истории вообще можно было не замечать, хотя их, конечно, не было численно меньше. А до марксистской историографии где были крестьяне и рабочие? На задворках истории, хотя количественно они, разумеется, превосходили графов и епископов. Но как раввины о раввинах о раввинах, так и придворные хронисты о монархах, элита об элите. А потом, как мы хорошо помним, пролетариат с историографической периферии попал в центр и прочно там окопался.

И, наконец, вопрос не только «кто» и «что», но и «какие» и «как». Пусть раввины, но какие они? Безупречные и обезличенные мудрецы в темной одежде, погруженные исключительно в изучение священных книг и законотворчество, — или люди своей эпохи, испытывающие страсти, в том числе и не прописанные в алахе, разводящиеся с женой или желающие взять вторую и третью, на досуге почитывающие Коран или куртуазные романы, погруженные в материальные заботы и политическую конъюнктуру? Погромы — да, но определяли ли они жизнь евреев, восстанавливая их против враждебного окружения и сплачивая в преданности иудаизму, или были фоном — как война для средневекового человека вообще или регулярные поборы и повинности или другие неизбежные внешние факторы, с которыми люди приучались сосуществовать?

МЭ Мне «древние» главы в вашей книге показались любопытнее «новых». Но, наверное, это потому, что сам я занимаюсь все-таки новейшим временем и об эсерах-бомбистах кое-что слышал, а вот про гомоэротические мотивы в средневековой еврейской поэзии читаю впервые. У тебя как медиевиста другое впечатление? Я понимаю, что ты составитель и оценки тебе давать неловко, но все же ты можешь что-то сказать про сравнительную научную ценность разных частей книги?

ГЗ Книга получилась не очень однородная — я бы сказала, не в плане научной ценности, а в жанровом отношении. Некоторые главы, скорее, суммируют историографию по теме на данный момент, как глава про гомоэротизм и сексуальную мораль в Библии («Превыше любви женской»), или польское еврейство и его элиту («Paradisus Judaeorum»), или сефардских пиратов Карибского моря, или постреволюционное развитие еврейской культуры («Идиш, иврит и русская революция»). Другие представляют новое исследование некоей более узкой проблемы, например гедонистической линии в поэзии Золотого века испанского еврейства и ее соотношения с алахической моралью («Сад наслаждений»), или роли евреев в европейских боевых искусствах, или культурных амбиций крымских караимов («Интеллектуалы против прагматиков»). Наконец, третьи даже вводят новые архивные источники — как повесть о семействе Гавронских или глава о евреях — российских шпионах во время войны 1812 года либо же материалы устной истории — как глава о еврейских партизанках. Научная новизна на стороне вторых и третьих, но пользы для публики, учитывая наши популяризаторские цели, у первой группы, возможно, больше.

добавить комментарий

<< содержание

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.