[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2013 СИВАН 5773 – 6(254)
«Раз пошли на дело…»
Ирина Мак
«Еврейский связной»
Режиссер
Поль Бужена
1986 год
Если представить себе кино, идеально иллюстрирующее куплеты «Раз пошли на дело я и Рабинович», это и будет фильм «Еврейский связной». Точнее, не «Еврейский связной», а «Еврейская связь», если перевести название ближе к оригиналу (потому что первый вариант просто противоречит сюжету картины о двух стареющих шлимазлах, решивших «взять» набитый долларами сейф). А если вникнуть в смысл оригинального названия — «Yiddish Connection» (по-французски ли, по-английски, все равно) — перевод не потребуется вовсе. Идиш звучит между строк. Несмотря на то что картина снята на французском языке, местечковый дух, царящий в квартале, интонации его обитателей и музыка, сочиненная специально к фильму Жоржем Гарваренцем (сборная солянка из наших представлений о традиционной еврейской музыке), не оставляют сомнений: французы таки сняли еврейское кино.
При этом композитор Гарваренц (очень известный во Франции кинокомпозитор, автор, среди прочего, знаменитой песни «Une vie dʼamour», которую поет в фильме «Тегеран-43» Шарль Азнавур) — никакой не француз, а армянин. Как и упомянутый Азнавур, его старый близкий друг, сыгравший, вместе с Уго Тоньяцци, в фильме «Yiddish Connection» одну из главных ролей и выступивший соавтором сценария — в первый и, видимо, в последний раз.
Антисемиты сказали бы, что в этом сценарии между строк пахнет чесноком и автор-еврей никогда бы на такое не решился. Может, это было бы и к лучшему, но только и чеснок ведь бывает к месту, а часто существенно улучшает вкус еды. Что заставило Азнавура инициировать создание еврейского кино, не совсем понятно, хотя сомнений в том, что инициатором всего проекта выступил именно он, тоже никаких. Можно вспомнить только цитату из мемуаров знаменитого шансонье, о том, как, будучи совсем юным, он познакомился с Эдит Пиаф. «Ты еврей?» — спросила Пиаф. А он ответил: «Нет, армянин». — «Это как?» — «Долго объяснять».
Тут он тоже не стал углубляться в подробности, тем более что внешность и эти его брови домиком, сообщающие лицу выражение вечного недоумения, не знай мы биографии Азнавура, способны превратить его в образцового обитателя квартала Маре. Талит смотрится на нем как родной. Сразу приходит на ум советский анекдот из серии про армянское радио: «Берегите евреев, покончат с ними — за нас примутся».
Но во Франции с евреями пытались покончить раньше, и во многом это удалось. Ко времени же съемок остался только неформальный и не поддержанный на государственном уровне личный антисемитизм отдельных граждан. К съемочной группе это отношения явно не имеет. И анекдоты в фильме рассказывают только еврейские, никаких других.
— Я ничего не имею против евреев Северной Африки, но они совсем на нас не похожи.
— Мойше, ты что, антисемит?
— Нет, всего лишь немного расист.
Или:
— Будь среди евреев знаменитые воры, мы бы о них знали?
— Среди евреев были знаменитые воры. Но мы о них не слышали, потому что они не попались.
И так весь фильм. Этот утрированный еврейский юмор, которым через слово сыплют герои, использованный в таком количестве, быстро начинает раздражать. Но почти за полтора часа, которые длится фильм, к нему привыкаешь, как к обязательному условию, и воспринимаешь как фон. А превратившись в художественный прием, он и вовсе начинает забавлять.
— Я проклят. Все меня покинули — жена, деньги… Даже Б-г оставил меня! — восклицает Мойше ди Кремона, хозяин кошерного заведения (Уго Тоньяцци).
— Прямо Стена Плача, — успокаивает его друг и сосед Аарон Раппопорт, старьевщик (Шарль Азнавур).
Таким образом они препираются до последнего кадра, когда все уже разбогатели, повеселели и вошли во вкус. А вначале все течет как течет, обитатели квартала торгуются и торгуют, молятся и спорят, ругают детей и жалуются на жизнь. Можно подумать, на дворе позапрошлый век или начало прошлого — авторы сознательно не конкретизируют время. И хотя в ходу уже джинсы, и облик автомобилей, и соотношение валют — в долларе больше девяти франков — четко указывают на конец 1970-х, кажется, что история могла произойти когда угодно.
Итак, евреи решили ограбить… Уже смешно. Нет, не банк — бронированный сейф выпуска 1945 года, в который успел заглянуть старьевщик Аарон — и обнаружил там буквально миллионы. Три с лишним миллиона долларов, которые заметил и помогавший ему Цви — молодой человек, которого много лет назад оставил на попечение Аарона его отец, перед тем как репатриироваться в Израиль (Цви играет чудесный Венсан Линдон). Обаятельный Цви, в свою очередь, одержим поиском денег не меньше старшего поколения. Он хочет жениться. И хотя и так проводит с невестой ночи напролет, традиции прежде всего — он не может жениться на младшей дочери мадам Блюм, потому что та так и не выдала замуж старшую, Юдифь. У которой доброе сердце, но длинный нос, и его надо исправить.
— Как ты ее уговорила?
— Я показала ей фото Ракель Уэлч до и после операции.
— Разве есть фото Ракель Уэлч до операции?
— Нет, я вырезала из журнала фото советской чемпионки по метанию ядра и сказала, что это фото Ракель Уэлч до.
Милые шутки эпохи холодной войны. Напомню: фильм 1986 года, перестройка еще не заставила Запад повернуться лицом к СССР. А в Советском Союзе, конечно, никогда бы не показали «Еврейского связного», так что шутки мы слышим с опозданием. Но они и сегодня вызывают улыбку.
Так и должно быть, потому что фильм — комедия. Его режиссер Поль Бужена (младший брат известного французского актера Мишеля Бужена), тунисский еврей, совсем молодой тогда (ему не было и 30), снял одну из своих первых работ на хорошо знакомом ему национальном материале. Еврейском и французском. Иудейском и христианском. В соответствии с недавно принятым в нашей стране законом о недопустимости оскорбления чувств верующих некоторые моменты в картине могли бы вызвать гнев легко возбудимых религиозных фанатиков. Достаточно вспомнить, что медвежатник по прозвищу Семинарист (блистательный Андре Дюссолье), которого наши герои наняли вскрывать сейф, — действительно служит в церкви, чуть что поминает Иисуса, и на иудео-христианском диалоге построена одна из самых жизнеутверждающих сцен картины, когда воры-дилетанты обсуждают с профессионалом день ограбления.
— Богоугодное дело совершим в ночь с четверга на пятницу, — говорит Семинарист.
— Не могу, — отвечает Цви, — я приглашен к родителям моей невесты. И перенести нельзя — мадам Блюм уже два дня готовит рыбу-фиш.
— В ночь с пятницы на субботу ни у кого нет дня рождения?
— Нет, но вечером в пятницу наступает шабат, — вступает Аарон.
— А в шабат ничего нельзя делать, особенно воровать, — поддерживает его Мойше, — однако вечером в субботу шабат кончается.
— И наступает воскресенье, святой день для христиан. Ночь с понедельника на вторник всех устроит? Аминь. Провидение указывает нам: возьмите эти деньги.
Никакой нынешней политкорректности — о ней и не слышали четверть века назад. Так что при всем еврейском колорите это типичная французская комедия тех лет. Непринужденная, местами пикантная, с шампанским, которое с шумом, повинуясь традиции, открывает на месте преступления грабитель («Это полиция!»), с вором-новичком, накурившимся марихуаны до полной неспособности отличить своих от чужих, с неизменными кулинарными шутками («Мой рак прошел, как только я отказался от твоих огурцов»). Кто-то скажет, что так шутят евреи. Не только. У французов с нами больше общего, чем они готовы признать. По крайней мере, французские евреи, если верить фильму, не такие уж шлимазлы, если первая же попытка ограбления оказалась успешной. Доллары, правда, были фальшивые, но этого следовало ожидать. Зато грабители, как уже было сказано, вошли во вкус и готовы замахнуться на новое дело. Все счастливы.
— В одном из банков Ниццы ограблено 500 сейфов.
— Это не мы.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.