[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2013 НИСАН 5773 – 4(252)
ЛИНИЯ МАННЕРГЕЙМА. БЕЗ КАВЫЧЕК
Владимир Шляхтерман
Президент Финляндии маршал Карл Густав Маннергейм (в военной форме) в синагоге в Хельсинки на службе, посвященной памяти еврейских солдат, павших за Финляндию. 6 декабря 1944 года
Обычно эту линию упоминают в кавычках — «линия Маннергейма». Строго говоря, это была не линия, а система долговременных финских укреплений на Карельском перешейке всего в 32 километрах от Ленинграда.
Создавалась она под руководством Маннергейма более десяти лет совместными усилиями специалистов Финляндии, Германии, Англии, Франции, Бельгии. Свыше двух тысяч дотов, дзотов, артиллерийских позиций, подземных складов и других сооружений, десятки километров надолб, рвов, траншей располагались на площади длиной 135 км и глубиной до 100 км. Красной Армии пришлось прорывать эту систему дважды: в советско-финляндскую войну 1939–1940 годов и во время Отечественной войны в 1944 году. Преодоление «линии Маннергейма» стоило нам немалых жертв, особенно в 1940 году. Но все-таки прорывали! А когда в 1944 году Финляндия вышла из войны, все сооружения «линии» были разрушены.
Сам Маннергейм скромно называл этот огромный плацдарм оборонительной линией. Как тут не вспомнить, что знаменитая французская система на границе с Германией — «линия Мажино» — имела глубину в 6–8 км. «Голубая линия», созданная немцами в 1943 году между Черным и Азовским морями, простиралась вглубь на 20–25 км. А «линия Зигфрида» — система укреплений на западных границах Германии — состояла из полосы обеспечения (до 20 км), главной полосы (3–8 км) и тыловой. Между прочим, войскам союзников понадобилось полгода, чтобы ее преодолеть в 1944–1945 годах.
В честь кого же была названа первоклассная для того времени финская система? И почему мы вспоминаем о линии Маннергейма без кавычек? Но сначала о небольшом финском поселке, который имеет прямое отношение к нашему исследованию и о котором Маннергейм наверняка знал.
Запомните это название — Лоуколампи. Ничем не примечательный населенный пункт в 252 километрах севернее Хельсинки вошел (смею надеяться) в еврейскую историю, хотя едва ли среди местных жителей был один еврей. Знаменит Лоуколампи тем, что здесь во время второй мировой войны существовал единственный в своем роде концлагерь для военнопленных евреев (см. об этом: Лазарь Раскин. Лоуколампи — лагерь особого режима // Лехаим. 2005. № 5). Да, да, для евреев, попавших в плен на coветско-финском участке, точнее, там, где действовали финские войска. А участок немаленький — от Баренцева моря до Ладожского озера. Так как в этих местах сражались только части Красной Армии, то все узники Лоуколампи были советскими евреями. На Западе к немцам в плен попадали евреи, служившие в войсках союзников, и их, надо полагать, было немало, но нигде подобных лагерей не создавали. Не говоря уже о Восточном фронте от Ладоги до Черного моря: попавшие в плен евреи выживали, если могли изменить свою национальность.
Лагерь в Лоуколампи хоть и был уникальным по составу, но порядки тут царили такие же жестокие, как и в подобных заведениях держав Оси. Почти невыносимые условия жизни, невероятная скученность, постоянный голод, издевательства, рабский труд на шахтах, предприятиях. Вот газовых камер не было. И люди выживали! Помогала солидарность, взаимная выручка. Узники объединялись в «колхозы»: обобществлять было нечего, объединялись, так сказать, по интересам, по профессиям. Главная задача «колхозов» — добыча еды. Как? Ну, например, можно из алюминиевого котелка нарезать полоски и сделать колечки, вставить разноцветные стеклышки и поменять у финнов на картошку и хлеб.
А однажды в лагерь пожаловали представители хельсинкской еврейской общины! Привезли подарки: коробку мацы, коробку туалетной бумаги (откуда узнали, что это был самый большой дефицит в лагере?!), несколько книг на идише (его знали один-два узника). Оказывается, в столице государства — союзника Германии открыто действует еврейская община. Знал ли об этом Маннергейм? Представляется, не мог не знать. Где еще у союзников Германии в то время существовали такие общины? А уж говорить о создании еврейского лагеря в Лоуколампи без ведома Верховного главнокомандующего и вовсе нель-зя. К тому же именно в то время он одновременно был председателем комитета Красного Креста страны.
Теперь о личности — Карле Густаве Эмиле Маннергейме. С начала XIX века Финляндия входила в состав России, и Маннергейм служил в русской армии 28 лет. От кадета до генерал-лейтенанта в 1917 году. Добровольцем участвовал в русско-японской войне в 1905 году, в первую мировую — командир корпуса, в составе русской армии сражался с немцами, австрийцами. Жил в Москве, Петрограде, Харькове, Владивостоке, Ташкенте, других городах империи. Отлично владел русским языком. (Я видел его рукописный проект мирного договора с СССР, написанный им чернилами. Ни одной ошибки!) Женился на Анастасии Араповой — дочери русского генерала. Возглавил белофинскую армию, которая вместе с немецкими войсками подавила Финляндскую революцию в 1918 году. Ну и главнокомандующий финской армией в обеих войнах против СССР — в 1939–1940 и 1941–1944 годах.
В своих мемуарах[1], переведенных и на русский язык, Маннергейм пытается убедить читателей, что он в 1941 году не хотел воевать с Советским Союзом на стороне Германии. В шесть часов утра 22 июня 1941 года германское радио передало заявление Гитлера, в котором говорилось: «Финские и германские войска стоят бок о бок на побережье Северного Ледовитого океана, защищая финскую землю». Это заявление, замечает Маннергейм, было сделано без ведома финской стороны. Ох, лукавит мемуарист! Разве не с его согласия немецкие войска в середине мая 1941 года высадились в Финляндии? (Вспоминаю, как 20 мая 1941 года в нашем классе московской школы шел последний урок географии и учитель Антип Васильевич Брыкин прочитал нам небольшую заметку из «Правды» о появлении в Финляндии германских войск и заметил: боюсь, ребята, как бы через месяц не началась вой-на. Мы зашумели: да мы их… да мы через три дня будем в Хельсинки... да немцы не посмеют... Антип Васильевич печально улыбнулся — он воевал в 1940 году в Финляндии. Разве не Маннергейм 15 июня своим приказом подчинил 3-й армейский корпус германскому командующему?)
Маннергейм не раз упоминает, что, дескать, Советы первыми обстреляли финскую территорию. А как должны были поступить советские войска, когда из Финляндии полетели бомбардировщики и начали вести огонь батареи? Гадать — немецкие или финские снаряды падают им на головы? Конечно, открыть ответный огонь. Маннергейм утверждает: финские войска только в июле перешли в наступление, это, мол, свидетельствует о том, что не готовились к наступательным операциям. На кого рассчитаны эти сказки?
Но вместе с тем есть проблема, о которой и сейчас спорят политики и военные: Маннергейм и Ленинград. Вот что пишет сам маршал: «Отданный мной безусловный запрет нашим ВВС летать над Ленинградом оставался в силе всю войну 1941–1945 годов».
И еще: горячие финские парни из высших кругов питали надежды на продвижение финских войск до Ленинграда.
Маннергейм: «Поскольку я всегда считал, что такая попытка не в интересах нашей страны, то с самого начала ясно заявил президенту (Финляндии): ни в коем случае (курсив мой. — В. Ш.) не буду руководить наступлением на Ленинград».
Начальник штаба Верховного главнокомандования Вооруженными силами Германии фельдмаршал Кейтель пишет письмо Маннергейму с требованием нанести удар по Ленинграду и соединиться с немецкими войсками. Посылает в его ставку генерала Йодля с поручением добиться от финнов такого шага.
Маннергейм под разными предлогами отказывается это делать. Финские войска останавливаются на Карельском перешейке практически на старой госгранице. Полностью кольцо вокруг города не сомкнулось.
Но, вместе с тем, когда немцы наносили удар по Ленинграду с юга, финские войска в тот же день стали наступать севернее — к реке Свирь, поставив советское командование в тяжелое положение. Маршал Мерецков справедливо замечает, что форсирование Свири позволило бы вражеским войскам выйти на оперативный простор южнее Онежского озера. А это грозило перерезанием последних путей снабжения Ленинграда и глубоким охватом Москвы с северо-востока. Такие синхронные действия не назовешь слу-чайными. Финнам удалось в нескольких местах перейти Свирь. Там они были остановлены и простояли два с половиной года, пока Красная Армия не заставила их отступить.
Из песни слов не выкинешь. В июне 1942 года Гитлер прилетел в Финляндию, чтобы лично поздравить Маннергейма с его 75-летием. Кто еще из генералов-союзников Германии удостаивался такой чести?
И все же финские войска к Ленинграду не подходили. Почему? Позволю себе сугубо личные предположения. Как политик и военный Маннергейм был дальновиднее и прозорливее своих коллег в Финляндии и в Германии. Он понимал, что Германия никогда не поставит на колени Россию. Даже несмотря на болезненные поражения Красной Армии в начальный период войны. А битва за Москву, крушение Паулюса под Сталинградом окончательно убедили его в колоссальных просчетах немецкого руководства.
Немецкие офицеры-летчики, танкисты в 1920-х годах проходили подготовку в СССР. Разумеется, негласно, одевались в штатское, жили не в казармах, а на частных квартирах. Версальский мирный договор 1919 года запрещал Германии иметь танки, боевую авиацию, потому и кадры готовить было негде. Считалось, что эти «курсанты» хорошо знают русскую армию. Но знания были поверхностными. А вот Маннергейм знал ее отлично, знал не по разведсводкам, а изнутри — из окопа, из штаба. Знал ее потенциал, хотя она и называлась тогда уже Красной Армией. «Русский пехотинец храбр, упорен, — писал он, — довольствуется малым», будет «сражаться до последнего в самой безнадежной обстановке». Он понимал, что в конце концов русские нанесут по Финляндии «сокрушительный удар» — это его слова, и такого неизбежного исхода он страшился.
Не исключаю, кому-то эти рассуждения покажутся неубедительными, могут быть и другие мнения. Возможно, были размышления и самого Маннергейма об этом, но я о них не знаю.
Вовсе не хочу обелять финскую военщину. Известны десятки документов о зверствах, грабежах и иных преступлениях солдат на оккупированных территориях. Я не воевал в тех местах, но позволю себе еще личное наблюдение. Когда в 1989 году я получил извещение Верховного суда Карельской АССР о реабилитации отца, расстрелянного в 1937 году, то попросил КГБ СССР познакомить меня с его «делом». Быстро ответили, что оно находится в Петрозаводске. Связался с тамошним КГБ, меня пригласили приехать. Следователь между прочим рассказал, что в местах захоронений нередко обнаруживали скелеты людей, расстрелянных финнами: они стреляли в лоб.
Как главнокомандующий и председатель комитета Красного Креста Маннергейм часто посещал лагеря военнопленных. После его обращения в Международный Красный Крест из США получили за два года 30 тыс. пакетов с продуктами, Швейцария поставила 40 тонн порошкового молока и муки. Узники Лоуколампи почему-то этих пакетов не видели.
Зато известно другое: Маннергейм весьма негативно отозвался о содержании финнов в советских лагерях военнопленных. Их, кстати, было немного — 2377 офицеров и солдат. А венгров, например, свыше 513 тыс., румын — почти 230 тыс. Конечно, лагерь НКВД — не санаторий. За время нахождения в плену 403 финна умерли.
Я нашел и другую статистику. Всего Красная Армия пленила 3 486 206 военнослужащих вермахта и войск союзников рейха; из них умерли в плену 518 520 человек, или 14,9%. Теперь сравните: из 4 млн 559 тыс. советских воинов, оказавшихся в плену у немцев и их союзников, умерло около 2,5 млн человек, или 55%! Так на что сетует финский маршал? Правда, у меня нет данных о смертности наших ребят в лагерях на территории Финляндии. Маннергейм утверждает: «У нас было 47 тыс. советских пленных».
Еще о линии Маннергейма в «еврейском вопросе». Когда Гитлер в 1938 году аннексировал Австрию, из страны бежали сотни евреев. Около двухсот нашли приют в Финляндии. В 1941 году мужчин из их числа поместили в специальный лагерь, где им, вспоминает Маннергейм, предоставили соответствующую работу. Весной 1942 года немцы потребовали передать им этих евреев. МВД Финляндии начало готовиться к такой выдаче. Маннергейм в присутствии генералов и членов правительства выразил, как он пишет, «резкое недовольство действиями (МВД)... Было ясно, что беженцев в Германии ожидает неблагосклонная судьба». Правительство решило воспротивиться требованиям немцев. «Решающим фактором, — вспоминает генерал, — оказались мои заявления».
С «линией Маннергейма» в кавычках все ясно: ее больше нет, хотя она и останется в памяти. Линия Маннергейма без кавычек в отношении, скажем, Ленинграда или евреев требует еще осмысления, может быть, новых фактов, свидетельств современников, документов. Видимо, каждый читатель вправе составить свое мнение об этой линии: прозорливость политика? Страх за содеянное? Что-то еще? Или и то, и другое, и третье?
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.