[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2013 НИСАН 5773 – 4(252)
АЛЕКСЕЙ ГЕРМАН. СВЕРХРЕЖИССЕР И СВЕРХЧЕЛОВЕК
21 февраля на 75-м году скончался режиссер Алексей Герман.
Герман был одним из тех атлантов, на плечах которого держалось современное искусство кинематографа. Уход Германа — потеря невосполнимая. Я не вижу, кто бы мог занять его место, не вижу равного по масштабу, мощности творческого реактора, весу и значению для нас.
Кинематограф Германа — чудовищно трудоемкое дело. Особенно когда подлинное содержание кадра переходит в кинопоэтику как таковую. Будучи в высшей степени эстетом, он тем не менее в первую очередь был обращен к зрителю. Касаясь самой сути жизни, Герман настолько наполнял плазмой жизни экранное полотно, что не мог оставить зрителя равнодушным. Надо быть сверхрежиссером и сверхчеловеком, чтобы идти по его следам.
Умел он и открывать актеров одному ему известным способом, дарить им новую жизнь, которая, конечно же, легче старой не становилась. У него блистали Андрей Миронов и Людмила Гурченко, Алексей Петренко и Ролан Быков, Юрий Цурило и Нина Русланова, Олег Борисов.
При нарочито принципиальном нежелании уходить в пафос обобщения, он тем не менее создавал максимально полный портрет времени. «Двадцать дней без войны»: казалось бы, фильм без батальных сцен и фронтовой жизни, человек приезжает в эвакуацию, но за этим такая полнота исторического пространства, что все это и являет собою содержание войны. Или, скажем, «Мой друг Иван Лапшин»: о частных лицах, буднях уголовного розыска, но я не знаю другой картины, которая рассказывала бы о 1930-х годах с таким объемным пониманием исторических противоречий. Неудивительно, что фильм лег на полку. Нелегкой оказалась и судьба «Хрусталева». Было бы странно, если бы каннская публика приняла «Хрусталева»: способ выживания героев этой картины показан столь подлинно, что люди, не имевшие представления о том, что такое категория судьбы человека в нашей стране, не могли довериться германовской эстетике.
Не думаю, что «пятый пункт» сыграл в судьбе Алексея Германа значительную роль. Он не выпячивал своего еврейства, но и не отрекался от него, просто нес в себе кровь предков. Не только в жизни, но и в картинах темы антисемитизма Герман не касался: он прекрасно знал среду обитания и способы выживания в ней интеллигентного человека. Герман вообще много знал о человеческой душе, сложностях жизни, а потому категорически не подходил нашим чиновникам от кинематографа, которых куда больше, чем национальная принадлежность, волновали абсолютная неуправляемость его эстетики и предельная сфокусированность нашей истории на экране. Эстетика произведений Германа изначально подозрительна для властей. Казалось бы, абсолютный реализм, никакой нарочитой чернухи, диссидентства, однако все в его фильмах раздражало больших начальников, потому что не поддавалось цензурной обработке: сократи ту или иную сцену, выбрось реплику, замени актера — суть произведения, основа его останутся прежними и будут говорить о величии замысла. Поэтому у Германа были проблемы со всеми картинами. Своей жизнью среди нас он как-то структурировал скукоживающееся пространство киноискусства и тех, кто пытался работать в нем. Он не то чтобы отвечал за всех, просто был. Его человеческая позиция, отношение к искусству держали планку на определенной высоте. Когда уходят такие гиганты, получается ровно как поэт говорил: «Нету их. И все разрешено».
Хотя давно уже все разрешено.
Вадим Абдрашитов
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.