[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2013 НИСАН 5773 – 4(252)
Сергей Поварцов: «Понять Бабеля очень непросто»
Беседу ведет Михаил Эдельштейн
Сергей Поварцов занимается Бабелем без малого полвека. В 1970 году он защитил вторую в Советском Союзе диссертацию по творчеству писателя. В 1996 году издал книгу «Причина смерти — расстрел», основанную на материалах следственного дела Бабеля. А недавно он собрал свои статьи последних лет в книгу «Быть Бабелем», вышедшую в Краснодаре. Корреспондент «Лехаима» расспросил Сергея Поварцова о загадке жизни и гибели Бабеля и белых пятнах в его биографии.
Михаил Эдельштейн Как известно, биография Бабеля до сих пор не написана и, более того, бытует мнение, что написать ее практически невозможно. А в чем, собственно говоря, сложность? Создал писатель не так много, архив его пропал, что, с одной стороны, работу, конечно, затрудняет, но с другой — существенно облегчает, изучен Бабель за последнее время преизрядно…
Сергей Поварцов Действительно, книг, статей, публикаций много — а цельного жизнеописания все нет. Более того, несмотря на всю активность историков литературы, многие страницы биографии Бабеля остаются не очень изученными. Причин несколько. Тот круг, с которым Бабель общался, практически исчез: одних вычистили, другие притихли и ничего не говорили, не оставили воспоминаний. Опять же, архив пропал в недрах Лубянки, и вроде бы нет никаких надежд, что там что-нибудь обнаружится. Хотя кто знает, вдруг в одном из фондов Президентского архива еще возможны какие-то открытия?
Еще один момент — биограф должен почувствовать своего героя. Не случайно моя книга называется «Быть Бабелем». А понять этого человека, мотивы его поступков очень непросто. Бабель был фигурой сложной, со своими комплексами. Ему всегда хотелось быть на людях, всюду совать свой нос, и в то же время, несмотря на его общительность, на широкие знакомства в самых разных сферах (он сам говорит о ком-то: «один из мириада моих приятелей») — он постоянно искал одиночества. Многие думали, что он специально где-то скрывается, ведет загадочный образ жизни, а ему просто нужно было уединение для того, чтобы писать. Тамара Владимировна Иванова, как женщина, любившая Бабеля, очень тонко эту двойственность почувствовала и описала.
МЭ Когда вы говорите, что в биографии Бабеля остаются белые пятна, — о чем идет речь? Какие проблемные места в изучении его жизни вы бы выделили?
СП Если говорить именно о биографии, то, конечно, это румынский фронт, короткое пребывание в Абхазии, в Баку, да и петроградский период тоже, дореволюционный, и время, проведенное в Киеве, где он познакомился с первой женой. Потом составление генеалогического древа по отцовской линии, по материнской. Недостаточно прослежены связи Бабеля с разными людьми, его отношение к современной ему литературе. Скажем, он с иронией смотрел на тех, кто писал многотомные романы. Антонина Николаевна Пирожкова мне рассказывала, как он взял в руки роман Леонова «Соть», полистал и сказал: «Ну, наверное, и я бы смог так». Потом закрыл книжку, подумал и добавил: «Нет, так бы я не смог».
МЭ Много легенд связано с содержимым пропавшего архива Бабеля и вообще с его творчеством тридцатых годов. Можем мы как-то реконструировать, что находилось в тех папках, которые были изъяты при обыске? Действительно ли Бабель писал роман о ЧК или это миф?
СП Нет, это не миф. Мне об этом говорил Алексей Каплер, он даже слышал на одной московской квартире, как Бабель читал главу из этого романа — о чекисте, который после расстрелов и прочих ужасов приезжает к себе на родину в деревню, и о том, как к нему относятся его земляки. Для них он уже чужой и в то же время свой, и сам он чувствует себя не в своей тарелке. Да и Фурманову Бабель говорил еще в 1925 году, что пишет о чекистах. Другое дело, что, вполне возможно, это был не роман в привычном смысле слова, а скорее книга рассказов, как «Конармия». Рискну предположить, что то, что Бабель называл книгой о коллективизации — «Гапа Гужва», «Великая Старица», исчезнувший рассказ «Адриан Маринец», — тоже могло быть главами этого же многопланового романа. Но это только моя версия…
Что до содержания исчезнувших папок, то тут мы можем только гадать. Кое-что он перечисляет в своих письменных показаниях на Лубянке: книга о Горьком, какая-то комедия… Я думаю, что там были рассказы автобиографического цикла, то, что Антонина Николаевна называет «Новыми рассказами». Что еще?.. Счастливы те исследователи, которые занимаются Эренбургом, Булгаковым или Пастернаком. Пастернак хоть и писал: «Не надо заводить архива, / Над рукописями трястись», однако сохранил все, вплоть до квитанций из домоуправления и записок из Литфонда.
МЭ А упомянутая Бабелем служба в ЧК имела место? В архивах ФСБ, как известно, не нашлось никаких следов этого, ни учетной карточки, ничего.
СП Ну, учетной карточки могло и не быть. Это только кажется, что в этой конторе все сохранилось. Даже в делах тридцатых годов нет некоторых страниц, они изымались. А в 1918 году и вовсе было не до личных дел. Просто требовался переводчик, который мог работать с текстами.
МЭ А как вы попали в архив ФСБ?
СП Благодаря моим связям с омскими сотрудниками этого архива.
МЭ Но дело Бабеля вы читали в Москве?
СП Нет, в Омске, где тогда жил.
МЭ То есть был внутренний заказ по каналам ведомственного архива?
СП Да. Правда, собственноручные показания Бабеля, написанные карандашом, тогда не прислали. Их мне позже ксерокопировали сотрудники центрального аппарата архива ФСБ.
МЭ Что для вас как для исследователя Бабеля было самым важным в его следственном деле?
СП Наверное, рассказ Бабеля о том, что Андре Мальро предлагал ему остаться во Франции и обещал, что у него не будет там проблем. Однако Бабель не принял это предложение, потому что считал себя русским писателем, хотел стоять в одном ряду с Толстым, Чеховым, Горьким. Кроме того, ему очень долго казалось (и в этом проявился его еврейский романтизм), что на смену царским бюрократам и чиновникам пришли рыцари революции, которые дадут возможность всем народам России жить счастливо. Кстати, Антонина Николаевна говорила мне, что Бабель был сторонником ассимиляции. Я тоже в этом убежден.
МЭ Но контакты с Мальро — это уже тридцатые годы. К тому времени взгляд Бабеля на революцию, на чекистов не изменился?
СП Я думаю, изменился, как изменились и сами чекисты. Думаю, к концу жизни он понял, что чекисты тридцатых не более чем инструмент в руках Сталина. Но вообще Бабель был советский человек. В узком кругу он мог позволить себе высказываться критически, например, по поводу процесса Каменева—Зиновьева. Но его советскости это никак не отменяет.
МЭ В книге вы пишете, что, когда мы размышляем о конце писателя, неизбежно возникает вопрос «за что?». Уместен ли этот вопрос применительно к арестам конца тридцатых или же это была, как часто говорят, лотерея?
СП Я думаю, Бабель был обречен. Это вряд ли связано с его литературной деятельностью, хотя Сталину, мне кажется, «Конармия» не нравилась. Решающую роль в судьбе Бабеля сыграли его дружеские отношения со многими людьми, которых было принято называть троцкистами, в том числе в военной среде: Шмидт, Туровский, Зюк, Примаков. Ведь у Сталина была маниакальная боязнь военного путча. И он этих людей убрал, а заодно зачистил весь ближний круг. Леонов, Пришвин, Федин сидели по домам, не высовывая носа, и остались целехоньки. Бабель же с его неукротимым любопытством, с его желанием понять людей, которые занимали крупные посты в армии или работали в ЧК, в ГПУ, — он не мог уцелеть.
Думаю, для Бабеля было важно, что среди военных и чекистов было немало евреев. Ему импонировало их боевое прошлое, отвага, сила. Бабелю не хотелось быть местечковым писателем, писать о маленьком человеке из еврейского гетто, старом Шлойме или Тевье-молочнике. Его интересовали яркие личности, такие, как Мендель, как Беня. И это желание высветить героическую сторону еврейского характера во многом им двигало в выборе знакомств.
Кстати, тут для меня есть загадка. Если Бабель чувствовал слежку, если еще в день смерти Горького говорил своему другу Лифшицу, что ему теперь жить не дадут, — почему в таком случае он оказался столь беспечен, что не спрятал и не передал никому рукописи, как поступил, скажем, позже Гроссман со своим романом? Все досталось конторе, и в московской квартире, и на даче. Чем это можно объяснить?
МЭ Может быть, как перфекционист он не хотел выпускать из рук ничего недошлифованного?
СП Возможно. Но ведь впереди маячила гибель, тут уже не до перфекционизма. Загадка.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.