[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ФЕВРАЛЬ 2013 ШВАТ 5773 – 2(250)
Хасидские корни советского шансона
Шауль Резник
Место захоронения Мителер Ребе. Нежин
«Мизмор ле-Давид, мизмор ле-Давид…» Маленькая синагога или даже казенное израильское бомбоубежище, от обстрела до обстрела выполняющее роль культового учреждения. За окном багровеет предзакатное солнце, за столами раскачиваются разновозрастные мужчины. «Мизмор ле-Давид, мизмор ле-Давид…»
Третья субботняя трапеза — идеальное время для нигунов, тихих напевов. Вокальные данные ни к чему, упор делается на тексты и подчеркнуто минорную музыку. «Язык — это перо сердца, нигун — перо души», — говорил рабби Шнеур-Залман из Ляд.
В Нежине, украинском городке, который микроскопической точкой присутствует на картах, был похоронен его сын, Мителер Ребе, рабби Дов-Бер. А еще в Нежине родился Менахем-Ман Нейман. Поклонникам шансона, настоящего, не оглоушенного блатными тремя аккордами, этот человек известен как Марк Наумович Бернес. Как умный и чуткий антипод голосистых советских певцов, которые с одинаковым энтузиазмом пели о сталинских колхозах и несчастной любви.
Именно с Бернеса начался городской романс. Точнее, с его детства в Нежине и хасидских напевов, которые бередили невидимые струны души каждую субботу. Марк Бернес не пел, а напевал. Иногда он отказывался от музыкального сопровождения, переходя на речитатив:
Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
И только теплый летний ветер
Траву могильную качал.
Даже заказную злободневщину, песню «Американцы, где ваш президент?», Нейман-Бернес превратил в потрясающей силы реквием по убитому Кеннеди. Когда худсовет почему-то зарубил «Президента», Евтушенко написал новый текст. И тогда гениальный Менахем-Ман соткал своим усталым голосом очередной вечный и страшный хит:
В ночи гудели печи, не стихая,
Мой пепел ворошила кочерга.
Но дымом восходя из труб Дахау,
Живым я опускался на луга.
Хасидам чужд аскетизм и присуще чувство юмора. На дне рождения коллеги по артистическому цеху Бернес расхаживал с самодельным значком «Ученик Кобзона». Несмотря на общую меланхолическую направленность своего идеально выверенного репертуара, в узком кругу певец травил анекдоты, не краснея от забористых словечек.
Именно на Бернесе была опробована безотказная формула: берем еврея с актерскими задатками, просим спеть и на выходе получаем мастера городского романса.
Андрей Миронов и Ян Френкель (советский Жак Брель), Евгений Клячкин и Александр Городницкий, Шуфутинский и Гулько, даже Александр Калягин, озвучивавший зонги кота Леопольда, — все они оттачивали перья своих душ по технологии, разработанной москвичом из Нежина.
А что же Утесов, спросите вы? Он, скорее, продолжал традиции еврейских бадхенов и куплетистов. Не случайно один из первых спектаклей Леонида Осиповича назывался «От трагедии до трапеции» — знакомая ему по Одессе российская еврейская жизнь постоянно лавировала между свадьбами и похоронами, гешефтами и погромами, босяками и интеллектуалами.
Бернес тяготел к трагедии, Утесов выбрал трапецию. Бернес требовал, чтобы оркестр не отклонялся от мелодической линии, Утесов своими руками создал разбитную «джаз-банду». Хотя, конечно, все пожилые евреи похожи друг на друга. В лебединой песне Утесова прозвучали далеко не мажорные нотки. Куда твоему Екклесиасту:
Когда проходит молодость,
Длиннее ночи кажутся,
Что раньше было сказано,
Теперь уже не скажется.
…Если бы Бернес дожил до назначения жидоеда Сергея Лапина на пост главного медиабосса страны, он бы попал в черный список наряду с Мулерманом, Ведищевой и Горовцем. Затем эмиграция и — по старой памяти — тягучий «Мизмор ле-Давид» в одной из бруклинских синагог.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.