[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ФЕВРАЛЬ 2013 ШВАТ 5773 – 2(250)
Еврейские мудрецы глазами женщины
Зоя Копельман
Талмуд хранит имена еврейских мудрецов и их высказывания, сообщает те или иные биографические подробности, но, пожалуй, ни один из них не стал героем полного «жития». Однако культура Новейшего времени нуждалась в целостных портретах, учитывающих психологию, стиль поведения и жизненные перипетии в историческом контексте. Это стимулировало появление такого, например, издания, как «Энциклопедия мудрецов Талмуда и гаонов» Мордехая Маргалиота. Этот двухтомный труд увидел свет в 1947-м, а считанные годы спустя в США вышли на идише сразу два романа о рабби Акиве: «Последний бунт» Йосефа Опатошу и «Рабби Акива» Шломо Розенберга[1].
Аналогичная история произошла и в XXI веке. Раввин и доктор наук Биньямин Лау опубликовал четырехтомник «Мудрецы», где рассказал о каждом из персонажей Талмуда как о человеке со своим темпераментом, амбициями, симпатиями и антипатиями. А через два года после выхода его второго тома на прилавках книжных магазинов появился роман Йохи Брандес «Пардес Акивы»[2]. К чести автора следует отметить, что она прямо называет «Мудрецов» своим главным источником, ведь рав Лау привел все арамейские цитаты в подлиннике и в переводе на иврит, что позволило многим из них плавно, почти без изменений, перекочевать в роман стенограммой дискуссий между героями.
Роман Брандес, безусловно, феминистский (см. статью Елены Римон о ее предыдущем романе «Третья книга Царей»: Лехаим. 2010. № 4, 5). И дело не в том, что он написан женщиной (кстати, дочерью покойного цадика Ицхака-Яакова Рабиновича из династии бяльских хасидов), а в том, что повествование ведется от лица Рахели, жены, а потом вдовы рабби Акивы. Рахель, дочь богатейшего в Иудее еврея по имени Кальба Савуа, известная нам из агады (Ктубот, 62б-63а), после смерти мужа на три года уединяется в пещере и пишет там свою повесть. Как впервые увидела мужлана-пастуха, который своей интерпретацией чужого завещания восстановил справедливость (а всего-то произнес чужие слова по-своему — вспомним «казнить нельзя помиловать»), как полюбила его и вопреки отцовской воле сочеталась браком с тем, кто не испытывал к ней особой любви, как обучила мужа грамоте и послала учиться. Причем в романе Акива к тому времени уже был женат и имел сына, но Рахель добилась изгнания соперницы. Этот поступок бумерангом вернулся к ней: на закате жизни р. Акива сошелся с другой женщиной и зачал ей сына.
Всякий, кто знаком с преданием о самоотверженной любви Рахели, знает: она отправила гениального мужа-неуча в ешиву, чтобы сделать его «рабби». Дважды двенадцать лет жил Акива вдали от дома — каким образом его жизнь стала известна романному биографу? Оказывается, р. Элиша бен Авуя и Има-Шалом, жена р. Элиэзера, рассказывали Рахели о том, что происходило с Акивой в эти годы, и память женщины цепко удерживала малейшие подробности, чтобы потом вставить их в рукопись.
Отношения между мужем и женой в романе не похожи на благостное взаимопонимание, которое донесла до нас агада. Рахель, мать дочери и сына, который родился и умер, не увидев отца, страдает от того, что отправленный ею в ученье муж не возвращается домой ни в субботы, ни в праздники. Ради своей любви она отказалась от сытой изнеженной жизни, и теперь ее терзает обида, а порой и ненависть к мужчине, обрекшему ее на полуголодное существование, тяжкий труд прачки и бездонное одиночество (зная о том, что влиятельный отец выгнал Рахель из дому, соседки стали обходить стороной ее лачугу).
Писательница рисует сильную амбициозную женщину, разглядевшую Б-жественный дар в безграмотном пастухе и отказавшуюся от личного счастья ради того, чтобы этот дар был явлен всему еврейскому миру. Согласно Брандес, р. Акива создал новый метод толкования Торы: не иссякающее и всякий раз новое творчество человеческой души и разума. Не случайно она приводит знаменитый спор с традиционалистом р. Элиэзером о печи Ахная (Бава мециа, 59б) и делает акцент на том, что Устная Тора не с Небес пришла, а рождается в мыслях и дискуссиях мудрецов. При жизни Акивы бейт мидраш заменил национальное отечество в отсутствие Храма и храмового служения. В его устах, то есть не посредством данного многим Откровения, а гением отдельного человека, рождается разъяснение священного текста, мидраш агада и мидраш алаха. «Еврейская традиция и еврейская история — дело самих евреев» — вот лейтмотив романа.
«Пардес Акивы» стилистически не выдержан, архаизмы соседствуют в нем с современной лексикой. Столь же неоднороден он и в жанровом отношении. Это не исторический роман, в нем нет описаний времени и места, одежды и быта. Многие его фрагменты являются образчиками женской прозы с ее незатейливым психологизмом. Но в наиболее интересных эпизодах, где сталкиваются реальные мудрецы и звучат их истинные речи, Брандес, если воспользоваться аналогией с античной скульптурой, словно сумела вернуть древнему мрамору утраченные краски:
Акива стоит перед собравшимися. Раббан Гамлиэль доволен: его план удался, сын прозелитов соизволил разомкнуть уста. Рабби Элиэзер в страхе: школа Гилеля получает решительную поддержку, диспут может закончиться их победой. А рабби Элиша забавляется: его друг не может не начать с целого ряда извинений: простите, что я дерзаю говорить в присутствии своих учителей, у них я научился всему, что знаю, у меня нет собственной мудрости — и тому подобные слова присущего ему самоумаления.
Однако на этот раз он приносит извинения не только рабби Элиэзеру и рабби Йеошуа, но кому-то еще. Акива встает перед ним и устремляет взгляд ему в очи: «Я прошу твоего прощения, рабби Ишмаэль».
Кровь отхлынула от лица рабби Ишмаэля, этот человек хочет отнять у него его приемного отца. А теперь он собирается во всеуслышание рассказать, под видом лицемерного извинения, что дочь Кальба Савуа из них двоих предпочла его…
Акива замечает его внезапную бледность и спешит успокоить: «Рабби Ишмаэль, я просил у тебя прощения, потому что собираюсь опровергнуть твои слова».
По роману, Рахель едва ли не с детства была обручена с р. Ишмаэлем и повстречала Акиву за два дня до свадьбы. А р. Ишмаэль, ярчайшее дарование, был сиротой, его выкупил из плена и воспитал как сына р. Йеошуа, который души в нем не чаял. Но с появлением среди мудрецов Акивы р. Йеошуа все больше восхищался его новым методом толкования Торы, и р. Ишмаэль чувствовал, что теряет отца. Брандес создает живых людей, обуянных страстями, ее персонажи верят в истинность своего понимания традиции, отстаивая которое они готовы поступиться друзьями, карьерой и даже жизнью.
Название книги готовит читателя к разговору о мистическом опыте Акивы и его товарищей, о чем в Талмуде сказано: «Четверо вошли в Пардес [Райский сад, Сад познания]: Бен-Азай, Бен-Зома, Ахер [Элиша бен Авуя] и рабби Акива… Бен-Азай глянул — и умер… Бен-Зома глянул — и повредился [в уме]. Ахер порубил посадки; рабби Акива [вошел с миром] и вышел с миром» (Хагига, 14б). Рахель не перестает спрашивать мужа о том, что он там увидел, но Акива молчит. Лишь в ночь перед казнью, в тюрьме, он рассказывает жене, что увидел будущее еврейского народа: резню, кровь и изгнания, вплоть до такой катастрофы, представить которую не способно человеческое воображение. Этим он объясняет свое участие в восстании Бар-Кохбы, свое желание вовлечь народ в историю, не ожидая вмешательства Творца.
Брандес призналась, что, следуя традиции агады, соединяла судьбы разных исторических лиц с целью придать драматизм и целостность сюжету. Поэтому апостол Павел оказывается родичем Рахели; Рахель и Акива выдали дочь за Бен-Зому, а тот повредился в уме и не оставил ни мудрых толкований, ни потомства; а в момент мученической смерти р. Акивы рождается его сын от третьей жены, Йеуда. Рахель не в силах видеть младенца, она, как помним, скрывается в пещеру, чтобы написать свою книгу. Но три года спустя, когда рукопись завершена, она просит привести к ней мальчика. Рахель смотрит на него, как когда-то на безвестного Акиву:
Еще раз, Рахель, еще раз загляни ему в глаза, в самую глубину глаз.
Свет, проникающий через дыру в своде пещеры, ложится на его кудри сияющим нимбом. Я склоняюсь к нему и привлекаю к себе… Мои губы легонько скользят по его щеке, я приближаю их к его ушку и тихонько шепчу ему, так, чтобы не услышала мать:
— Рабби.
— Рабби Йеуда.
— Рабби Йеуда а-Наси.
Роман окончен, но поражение восстания не положило конец национальному бытию. Его расцвет еще впереди: многие поколения мудрецов — и среди них тот, кого станут называть просто «Рабби», рабби Йеуда а-Наси…
В одном из интервью Брандес сказала: «Мой покойный папа, которому посвящена книга, как-то раз произнес слова, наполняющие меня гордостью: “Хоть ты и избрала иной, чем твои предки-цадики, образ жизни, ты продолжаешь идти их путем. Хасидизм превратил самые возвышенные идеи в истории, которые может воспринять каждый”».
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.