[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ФЕВРАЛЬ 2013 ШВАТ 5773 – 2(250)
Марлен Кораллов. Кольцо замкнулось
Вечером 10 декабря, перед выходом на сцену, умер Марлен Михайлович Кораллов — критик, литературовед, политзэк, член правления московского «Мемориала».
Тревожно и трудно говорить в прошедшем времени о близком человеке, вдруг ушедшем навсегда: «был». Уйдя, он как бы остается с нами — хотя бы первое время. «Он был…» — какая нелепица! И тем не менее в сознании понемногу укладывается, что Марлен Кораллов, прожив отпущенное ему, умер на 87-м году жизни.
Марлен был человеком эпохи; таких почти уже и не осталось. Быть человеком той эпохи — это не значило орать на демонстрации песню «Широка страна моя родная» или обгонять Америку по надою молока. Это значило пройти лагеря, через которые, под надзором стрелков и собак, режим прогонял миллионы своих граждан. Лагерь, строго говоря, и был олицетворением эпохи. Советские вожди десятки лет строили свой звериный социализм на костях лагерных зэков.
Марлен Кораллов получил 25 лет лагерей за «контрреволюционные разговоры» и вышел на свободу уже после смерти Сталина. Обладая необыкновенной физической силой, он внушал не беспочвенный страх блатным обитателям лагерных зон. Доносившие «куму» лагерные стукачи боялись его как огня. И правильно делали.
Выйдя из лагеря, Марлен и на «большой зоне» оставался политзэком. Жизненный опыт, приобретенный им в лагере, был несмываем, как тавро. «Не бойся, не проси, не жди» — так он жил в лагере и, выйдя из него, продолжал жить на воле по тому же неписаному тюремному закону. Сохранивший могучий покрой и в старости, он был «человек-крепость», с защитным рвом, с каменными стенами, с узкими бойницами в тех стенах. И далеко не для всех открывались ворота этой крепости.
Человек, получивший «высшее лагерное образование», на всю жизнь сохраняет такие приобретенные за решеткой качества, как оглядчивость — в хорошем, разумеется, смысле этого слова, и здравая подозрительность. Марлен смотрел на мир без особого доверия, он видел в нашем куда как несовершенном человеческом общежитии множество темных пятен, неприметных другим. Он, как немногие, отдавал себе отчет в том, что несправедливость правит бал под небом, что нужно соблюдать целый ряд предосторожностей, чтоб не угодить под каток несправедливости и не быть раздавленным. Это не мешало ему оставаться настоящим, а не паркетным воином, одиноким воином в широком поле, готовым к бою за свою правду и свои убеждения.
Неудивительно, что в литературных поисках Марлен Кораллов часто обращался к лагерной теме, столь ему знакомой и понятной. Его знание этой темы было исчерпывающим. Его статьи о лагерной эпопее Александра Солженицына из всей горы материалов, посвященных этой странице жизни классика, наиболее точны и убедительны. К ним, несомненно, будут обращаться, на них будут ссылаться исследователи жизни и творчества автора «Архипелага ГУЛАГ» и «Ивана Денисовича».
Неудивительно также, что настоящих, близких друзей у Марлена было немного — единомышленники, свободолюбцы, люди штучные.
Марлен Кораллов внезапно умер на публичном вечере — презентации книги Бенедикта Сарнова. Смерть нашла его готовящимся к выступлению. Она была мгновенна, как от удара пули. Такую смерть, говорят, надо заслужить всей своей жизнью.
Умер. Кольцо замкнулось. Приходится смириться: Марлен Кораллов «был»…
Давид Маркиш
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.