[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2013 ТЕВЕТ 5773 – 1(249)
ЧТО МЫ ВИДИМ, ОГЛЯДЫВАЯСЬ
Валерий Дымшиц
Электронный хохот прокатился по Интернету, когда на сайте «Академии тринитаризма» (невинное собрание ученых чудаков) появилась статья Г. Г. Котовой «Уникальные камни Псковской области»[1], посвященная расшифровке древнеславянской надписи на камне из окрестностей Великих Лук. Древнеславянская надпись всеми — и сведущими, и не очень — была мгновенно идентифицирована как перевернутое вниз головой еврейское надгробие. Сведущие тут же бросились наперебой читать и переводить написанное. Сетевое население изощрялось в остроумии, но, как это часто бывает, шуткам не дано перешутить жизнь, то есть расшифрованный Котовой древний славянский текст, вычитанный из перевернутых вниз головой еврейских букв, был гораздо смешней.
Надгробие, обнаруженное в деревне Сафоново.
Фотографии Г. Г. Котовой
Я не привожу здесь эту оглушительно смешную расшифровку, так как, к чести «тринитарных» академиков и самого автора статьи, они на том же сайте напечатали две покаянные заметки (одну от «Академии», другую от автора), в которых всецело признали свои ошибки. Повинную голову, как известно, меч не сечет, тем более что открыватели Атлантиды и созерцатели «летающих тарелок» редко признают свою неправоту. Но в этом случае все кончилось хорошо. Пожалуй, если и есть во всей этой истории некоторая — весьма небольшая — остаточная странность, то это чувство юмора, явно присущее автору «сенсации». В своей покаянной заметке «Эпиграфическая ошибка, или Еще раз о Псковском камне»[2] г-жа Котова пишет о своей первоначальной «расшифровке»: «Остается загадкой, как при таком ошибочном подходе получилась тоже неплохая эпитафия». Я бы сказал, что древняя эпитафия, прочитанная вниз головой, гораздо интереснее, чем скромная еврейская надпись.
Более того, в этой своей заметке автор сообщила новые подробности о злополучном надгробии, дала его новую фотографию, теперь уже «головой вверх» и тщательно почищенного, так что все, что написано на камне, можно прочитать совершенно без всяких помех. Вот что на нем написано на самом деле:
З<десь> п<огребен>а <жена> скромная Хая-Сейна, д<очь> г<осподина> Ицхока, <скончавшаяся> 20 нисана года <5>680 (то есть весной 1920 года. — В. Д.). Д<а> б<удет> д<уша> е<е> з<авязана> в у<зле> ж<изни>.
Надпись эта не просто минимальная, состоящая из набора необходимых элементов, традиционная еврейская эпитафия. Она даже беднее этого необходимого минимума. Отсутствие слова ише (жена) еще можно объяснить тем, что кусок стелы отколот. Но отсутствие слов «скончалась» и традиционной трехбуквенной аббревиатуры слов «по малому счислению», указывающей на то, что тысячелетие не дано, а подразумевается, — все это делает скромную надпись короче даже общепринятой базовой формулы. Эта краткость, равно как и грубое начертание крупных букв, вызвано одной естественной причиной — надгробие сделано из гранита, материала, плохо поддающегося обработке в кустарных условиях.
В сущности, в этом памятнике сразу видно объяснение того, почему дошедшие до нас еврейские надгробные памятники Литвы (то есть нынешних Литвы и Белоруссии) так сравнительно немногочисленны, а те, что дошли, не могут «похвастаться» ни древностью, ни богатством декоративных орнаментов, ни изяществом букв, ни красноречием эпитафий. По сравнению с надгробиями из Правобережной Украины, Польши, Галиции, Буковины, Молдавии и Закарпатья «литвацкие» надгробия кажутся бедными и безыскусными. Эта «бедность» вызвана отсутствием легко обрабатываемого камня. Если на Юго-Западе повсюду доступен известняк, который легко режется и хорошо сохраняет вырезанное, то в Литве есть только ледниковые гранитные валуны. Основным материалом для изготовления надгробных стел в этом обширном регионе служило дерево. Понятно, что под открытым небом деревянное надгробие быстро превращалось в труху. Несохранившиеся деревянные надгробия так же, как и дошедшие до нас каменные стелы на Украине, были украшены орнаментами, изображениями растений и геральдических символов. До нас дошли считанные архивные фотографии таких деревянных надгробий, краткие упоминания о них в мемуарах да несколько деревянных памятников, установленных в первой половине ХХ века на кладбищах самых глухих и бедных местечек. В большинстве мест деревянные надгробия успели «выйти из моды» еще во второй половине XIX века. Тогда в обиходе появились инструменты, позволяющие обрабатывать гранит и изготавливать гранитные памятники. Еще поздней, уже в начале ХХ века, кустарные гранитные надгробия были вытеснены тоже гранитными, но уже фабричными памятниками. Эти последние имеют вполне «современный» вид: ровно выпиленные четырехгранные призмы, аккуратные, четкие надписи. Впрочем, изредка встречаются в Белоруссии каменные надгробия существенно более ранней эпохи, а именно XVII века, когда евреи были немногочисленны, но богаты. Такие памятники сохранились, например, на кладбищах в Индуре (около Гродно) и в Ракове (около Минска). Если территория старого еврейского кладбища в белорусских местечках охраняется и огорожена, то выглядит она как огромное пустое поле или участок леса, на самом краю которого стоит несколько рядов весьма скромных гранитных памятников конца XIX — начала ХХ века. На другом краю этого кладбища-пустыря можно встретить десяток памятников XVII века, бросающихся в глаза своей неправильной формой и грубыми, огромными, с трудом и неглубоко вырезанными буквами. Скромное надгробие из Псковской области, удостоившееся неожиданной славы, на первый взгляд, если не вчитываться в эпитафию, кажется принадлежащим этой архаической традиции. На самом деле грубая, кустарная форма камня и сверхкраткая, неаккуратная надпись объясняются, видимо, тем, что деревянные надгробия уже не делали, а заказать качественную каменную стелу в условиях послереволюционной разрухи было негде.
На старом кладбище Тыкоцина (город на границе нынешних Польши и Белоруссии) / Надгробия на еврейском кладбище Щебржешина, Польша
Если от формы надписи перейти к ее содержанию, то стоит обратить внимание на второе имя покойной. Несмотря на то что оно написано очень разборчиво, большинство интернет-насмешников его не опознало и потому прочитало кто как, например, Фейга, хотя отчетливо видно, что буквы «фей» в начале этого слова нет. Написано же там именно «Сейна». Евреи Белоруссии были носителями «сёкающего» диалекта идиша, в котором «ш» звучал как «с». Их язык в шутку называли «сабесдике лосн», то есть «шабесдике лошн» — «субботний язык». Стало быть, распространенное женское имя Шейна в этих краях произносили как Сейна, и так, простодушно-фонетически, и запечатлели его на надгробии.
Небезынтересно и место обнаружения надгробия, территория нынешней Псковской области. Это место уточняется в два приема публикатором находки Г. Г. Котовой. В первой, развеселившей всех, публикации сказано:
Камень этот… найден в лесу неподалеку от д. Урицкое, что находится в 30–35 км от гор. Великие Луки. Неподалеку от места находки протекает река Ловать, по которой, как говорят летописные источники, проходил путь из Варяг в Греки.
Вторая, посвященная признанию допущенной ошибки (а потому никем не замеченная), публикация уточняет место находки:
Камень находился на краю деревни Сафоново недалеко от разрушенного дома. В деревне осталось всего три жилых дома, сама деревня очень старая.
Далее сказано о том, что поблизости от места находки нет ни еврейского, ни вообще какого-либо кладбища. Г-жа Котова пишет: «Возможно, мы имеем дело с одиночным захоронением, вряд ли камень принесли с другого кладбища». Увы, это предположение хотя и менее эффектно, но не более правдоподобно, чем древнерусский характер надписи. Одиночных еврейских захоронений не бывает. Кладбище является и атрибутом, и привилегией еврейской общины. Известно немало случаев, когда достаточно крупная община (даже численностью в несколько сот человек), не будучи официально признанной в таком качестве, вынуждена была хоронить своих умерших на кладбище соседнего (иногда достаточно далекого) местечка. Традиционное название кладбища на идише — эйлик орт, «святое место» — прямо указывает на то, что евреи не стали бы хоронить своих мертвецов где попало. Однако и без экзотического предположения об одиночном захоронении появление еврейского надгробия на юге Псковской области выглядит вполне обоснованным.
По дореволюционному административному делению место находки относилось к Невельскому уезду Витебской губернии, то есть к черте оседлости. (Витебскую губернию Невель покинул в 1927 году, а Псковской области был передан только в 1957-м.) От места находки до Невеля, крупной еврейской общины, судя по карте, километров 20 и столько же до Усвят, волостного центра того же уезда, где в начале ХХ века тоже была еврейская община. По переписи 1897 года, в Невельском уезде проживал 8231 еврей, из них 5836 — в самом Невеле. Видно, что, несмотря на то что единственной официально зарегистрированной в уезде общиной была община самого уездного города, почти 30% еврейского населения уезда находилось вне Невеля, прежде всего в Усвятах. Кроме того, хотя Великие Луки, уездный город Псковской губернии, и были расположены вне «черты», в них в начале ХХ века уже существовала еврейская община, насчитывавшая свыше тысячи человек.
Не вызывает сомнений, что камень попал в деревню Сафоново с одного из трех перечисленных кладбищ, скорей всего в военное время, когда за еврейскими кладбищами не было и не могло быть никакого надзора. Нацисты не занимались специальным уничтожением еврейских памятников, предпочитая уничтожать самих евреев, но при необходимости охотно вывозили надгробия с еврейских кладбищ для строительства дорог и оборонных сооружений — как-никак это были уже обработанные, обтесанные каменные блоки. И хотя хозяйка нашего памятника уже давно перестала быть «живой» (Хая) и «прекрасной» (Шейна), в годы военного лихолетья она лишилась своего последнего достояния. За какой хозяйственной надобностью жители деревни Сафоново притащили камень к себе, мы, вероятно, никогда не узнаем.
Итак, история, двусмысленная, как смех на кладбище, и короткая, как эпитафия, подошла к концу. И все-таки даже у такой куцей истории есть своя мораль. На наших глазах — и процесс этот неостановим — на постсоветской территории еврейские памятники стремительно превращаются из памятников исторических в памятники археологические. И вот уже еврейское надгробие начала ХХ века уравнено в сознании со знаменитым городищем в Гнездово под Смоленском, благо здесь рядом Ловать, а там — Днепр, части единого пути «из варяг в греки». Курьезное прочтение до обидного простой надписи означает, что на этих исторических реках нам, евреям, в отличие от легендарных варягов и не менее легендарных греков, не досталось даже места в коллективной исторической памяти. Мы, оглядываясь, видим… даже не руины, а неведомые руины. Мы были (не я выбирал имена) Живыми и Прекрасными, а стали (как будто Ловать — не Ловать, а Лета) безгласными тенями, повторяющими неведомые буквы на неведомом языке. И, подводя итог анекдота о насмешившей публику статье, посвященной удивительной надписи из Псковской области, хочу искренне похвалить ее автора: Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.