[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ  ДЕКАБРЬ 2012 КИСЛЕВ 5773 – 12(248)

 

Ошибки в идеологической работе

Леонид Кацис

Двухтомник Петра Дружинина «Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы», вышедший в издательстве «Новое литературное обозрение», посвящен судьбам ленинградского литературоведения в пятилетие с 1946 года до 1950-го, то есть в период знаменитой антикосмополитической кампании. Выбор «места действия» понятен. Разумеется, не все ключевые события тех лет связаны с Ленинградом, но, скажем, знаменитое постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» 1946 года, ознаменовавшее наступление послевоенной реакции в литературе и культуре в целом, действительно имело прямое отношение к городу на Неве.

А. А. Фадеев выступает на заседании пленума Правления СП СССР с докладом
«О некоторых причинах отставания советской драматургии». Москва. 18 декабря 1948 года

Параллельно с погромом в литературоведении шли «дискуссии» в биологии (блестяще описанные В. Н. Сойфером, чья книга «Власть и наука» стала, очевидно, образцом для Дружинина), языкознании (их анализировали В. М. Алпатов и Б. С. Илизаров), исторической науке (см. монографию А. Л. Юрганова «Русское нацио­нальное государство. Жизненный мир историков эпохи сталинизма»). Очень важно иметь в виду, что механизмы всех этих кампаний одинаковы, а их участники часто пересекаются. Не говоря уже о том, что и Главный Арбитр был один.

Книга Дружинина вполне вписывается в поток новой исторической литературы, основанной на материалах из открываемых-закрываемых архивных фондов. В его работе вводятся в оборот документы ВАКа, Министерства просвещения, используется местная печать, газеты ЛГУ и т. д. Обильно цитируются дневники Л. Я. Гинзбург и Б. М. Эйхенбаума, переписка Ю. Г. Оксмана и М. К. Азадовского, важнейшей «прослойкой» всей книги оказываются не опубликованные в основной своей части записи О. М. Фрейденберг. Эти и многие другие человеческие документы оттеняют то громадье официальных речей, постановлений, стенограмм, покаянных выступлений, погромных статей и проработок, которые занимают сотни страниц дружининского двухтомника.

Однако в объеме вводимого материала — не только достоинство, но и недостаток книги. Стремясь к максимальной источниковедческой выверенности, автор «Идеологии и филологии» готов многократно приводить полные стенограммы абсолютно однотипных партийных и общих собраний в Пушкинском Доме и ЛГУ. Но подобные мероприятия проводились по лекалам, спускавшимся из центра, под контролем местных парторганов, не допускавших отступлений от сценария. Публикуемые документы сопровождаются справками о массе лиц, имеющих и не имеющих отношения к делу, зачем-то приводятся формулировки статей КЗОТа, по которым увольняли профессоров-космополитов, хотя они есть и в публикуемых приказах, составители которых нарушали какие угодно принципы, но не правила составления казенных документов.

Работа научной сессии ЛГУ по славяноведению. Внизу слева направо: М. К. Азадовский,
Б. М. Эйхенбаум, В. А. Десницкий. Ленинград. Июль 1946 года

Автор сосредоточен на ленинградских событиях. Однако кампании второй половины 1940-х годов зарождались все же в Москве, хоть и были связаны с так называемым «Ленинградским делом», когда Сталин после смерти Жданова уничтожил большинство вознесенных последним на политический олимп ленинградцев. Среди них оказались и братья А. А. и Н. А. Вознесенские, один из которых был до назначения на пост министра просвещения РСФСР ректором ЛГУ. Именно это обстоятельство привело, по мнению автора, к тому, что гонения на ленинградских филологов, многие из которых были последователями и учениками проклятого Ждановым академика Веселовского, оказались столь массовыми и трагическими.

Анализируя ситуацию в ЛГУ и Пушкинском Доме, где работали многие палачи и жертвы войны с космополитизмом в филологии, Дружинин констатирует, что антисемитский «акцент» погром ленинградской филологии обрел не сразу, а лишь тогда, когда параллельно с антикосмополитической кампанией начало разворачиваться дело ЕАК. В целом подход автора, который не считает нужным сосредоточиваться на еврейском аспекте проблемы, включая ее в общеполитический контекст, можно только приветствовать. Сам Дружинин специалистом по еврейской проблематике не является. Базой для него в этой области послужили популярные работы журналиста А. И. Ваксберга, солидные монографии Г. В. Костырченко (к Ваксбергу, кстати, относящегося очень критически) и историо­софское сочинение американского исследователя Ю. Л. Слезкина «Эра Меркурия», выпущенное по-русски в очень странном переводе тем же «НЛО».

Специально еврейской проблеме посвящен во 2-м томе монографии Дружинина раздел «Погром» с подразделом «Пушкинский Дом поднимает еврейский вопрос». Автор начинает изучение вопроса с дореволюционных времен, приводя зачем-то даже статистику еврейской эмиграции из России, хотя все участники нашей истории остались на родине. Он пишет: «Как же обстояло дело с “этим вопросом” у ленинградских ученых, которым предстояло стать жертвами кампании по борьбе с космополитизмом? При ближайшем рассмотрении оказывается, что “инвалидов пятой группы”, т. е. евреев по анкетным данным, из них совсем немного. Практически все они давно ощущали себя, да и были на законных основаниях русскими: они при рождении были крещены в православие».

Но это далеко не так. Первый же упоминаемый Дружининым в этой связи «персонаж» — античник, автор книги об антисемитизме в Древнем мире, переиздаваемой и сегодня, С. Я. Лурье в 1908 году был зачислен в Петербургский университет как иудей, крестился в лютеранской церкви в Могилеве, венчался в кирхе на Петроградской стороне в 1913-м, однако после Февральской революции вернулся «к своей исконной вере и уже никогда больше не изменял ей», называя себя наиболее типичным представителем своего племени. Очевидно, что лютеранское крещение было связано как с желанием остаться в университете после его окончания, так и с женитьбой. А вот достаточно массовый возврат иудеев, ставших христианами под давлением ограничительных законов, в иудаизм после Февраля был больше знаком освобождения от гражданского унижения, чем актом религиозным. М. К. Азадовский писался русским, а при поступлении в университет представил свидетельство о крещении. К сожалению, Дружинин не уточняет, о каком именно крещении идет речь, хотя это важно. П. Н. Берков тоже писался русским с указанием «сын дантиста (лица свободной профессии)» — дантисты имели право жительства в Петербурге без крещения, а вот у их детей вполне могли быть проблемы, которые решались незаконным крещением в протестантизм в Финляндии, часто скрывавшимся от родителей. Б. М. Эйхенбаум, хоть и был внуком ивритского поэта, о котором даже писал, по еврейским (да и по советским) законам вполне мог быть и был русским. Сын православного выкреста и потомственной дворянки, он действительно был крещен в православие в детстве. Куда сложнее ситуация с О. М. Фрейденберг, филологом-классиком, двоюродной сестрой Б. Л. Пастернака, которая поступила в университет как Ольга Моисеевна (а не Михайловна) и только после революции, когда документов никто не спрашивал, записалась «русская». Отношение ее и ее кузена к еврейству — отдельная большая тема, ее вполне можно обозначить словом «самоненависть». Но Пастернак до смерти отца в национальные игры в документах не играл, уже в советское время сообщал Горькому о своем еврействе и лишь после войны написал в анкете, что отец его еврей, а мать — Розалия Исидоровна Кауфман — русская (эта анкета недавно опубликована Л. Флейшманом в сборнике «From Medieval Rus­si­an Culture to Mo­der­nism: Studies in Ho­nor of Ro­nald Vro­on»). Еще интереснее история академика В. М. Жир­мун­ского, который поступил в университет иудеем, после 1917 года стал писаться «русский», однако в 1928 году отдел кадров внес поправку «русский (еврей)» и после этого он опять стал писаться евреем.

По временам Дружинину, при всем его ленинградоцентризме, все же приходится совершать экскурсы в Москву. Так, исследуя истоки антикосмополитической кампании, он обращается к истории профессора И. М. Нусинова, который не только заведовал кафедрой всеобщей литературы Московского пединститута, но и участвовал в деятельности ЕАК. На какое-то время он смог укрыться в другом вузе, но от ареста по делу ЕАК это его не спасло. «Да и борьбы ведь никакой не было — историческая несостоятельность космополитизма обнаружилась настолько очевидно, что единственным Аннибалом его оказался покойный Нусинов. Впрочем, все это вы знаете не хуже меня», — писал в 1949 году Ю. Г. Оксман М. К. Азадовскому.

Н. К. Гудзий, В. П. Адрианова-Перетц,
Б. М. Эйхенбаум (слева направо) среди участников 2-го Всесоюзного совещания по древнерусской литературе в ИРЛИ АН СССР. (На фото запечатлен первый визит Б. М. Эйхенбаума в Пушкинский Дом после событий 1949 года.) 25 апреля 1955 года

Далее Дружинин рассказывает, как ленинградские филологи вынуждены были участвовать в установочных собраниях в Москве, где громились как питерские, так и московские коллеги. Среди них был и упомянутый в книге писатель и литературовед, занявший кафедру Нусинова в МГПИ, А. А. Исбах. О нем сообщается, что он был репрессирован в 1949 году, освобожден в 1954-м и еще через пять лет реабилитирован. Между тем обращение к московской периодике, игнорируемой Дружининым, и даже к недавним републикациям материалов из нее позволяет осознать, что судьбы московских и питерских жертв антикосмополитических процессов ничем не отличались. Так, Исбах успел в феврале 1949 года выступить на собрании, посвященном «одной антипатриотической группе театральных критиков», произнеся все полагающиеся ритуальные проклятия (см. газету «За педагогические кадры» от 26 февраля 1949 года) и раскритиковав учебник по истории западноевропейской литературы жертв ленинградской антикосмополитической саги В. М. Жирмунского, С. С. Мокульского, А. А. Смирнова и М. П. Алексеева. За ним выступил Е. Б. Тагер с обвинениями в адрес крити­ка-анти­пат­ри­о­та И. И. Юзовского, а профессор А. И. Ревякин обрушился на космополита Л. П. Гроссмана за его работы о Тургеневе и Лермонтове (в Ленинграде точно так же громились труды о Лермонтове Б. М. Эйхен­ба­ума). Дополняя уже прозвучавшую в Ленин­граде критику тома «Истории русской литературы» (1220–1580)» В. П. Адриановой-Перетц, А. С. Орлова и Н. К. Гуд­зия, Ревякин сообщил, что космополитизм этого учебника заключается в том, что переводной литературе в нем посвящено более 100 страниц.

А уже 26 марта та же газета «За педагогические кадры» извещала: «Как в докладе, так и в выступлениях участников заседания была подвергнута резкой критике порочная практика прежнего руководства кафедрой всеобщей истории литературы в лице ее бывшего руководителя буржуазного космополита Исбаха. С негодованием и возмущением говорили участники заседания о двурушнической работе А. Исбаха, принижавшего в своих публичных выступлениях и статьях роль советской литературы, проповедовавшего в своих беллетристических сочинениях идеи буржуазного национализма и иудаизма» (имелись в виду рассказы из сборника «Годы жизни», где при описании двинского детства рассказывалось о раввинах и сионистах — кстати, вполне критически)[1].

То есть искусственное выделение ленинградского эпизода из всей космополитической эпопеи создает, на наш взгляд, очевидный перекос, делая символом эпохи в целом относительно узкий круг питерских филологов, попавших в общую мясорубку террора.

Непонятны умозаключения автора о возникновении военного антисемитизма: «Эвакуированные евреи, отличные внешне и зачастую не приспособленные к трудностям военного времени, но, тем не менее, изо всех сил помогавшие друг другу, оказались серьезным раздражителем в тылу… Антинемецкие настроения (? — Л. К.) в армии дали вспышку невиданного антисемитизма (?! — Л. К.) на фронте, на что командование закрывало глаза». Если первый вывод — это след чтения неназванных «200 лет вместе» А. И. Солженицына, то второй совсем загадочен и нуждается в авторских пояснениях.

Не лучше обстоит дело с представлениями автора об истории коллаборантского антисемитизма. В одном из многочисленных примечаний к книге приводится без комментария отрывок из мемуаров историка Г. М. Дейча о том, как, читая русские гитлеровские газеты, он был потрясен диким антисемитизмом их авторов и особенно статьей о захваченности жидами ЛГУ, о том, что они тормозят русскую науку и намеренно мешают продвижению русских ученых. Понятно, что это фактически формулировки будущей антикосмополитической кампании. Однако автор не знает ни газеты, ни автора статьи. Если же найти эту статью из фашистского «Нового слова», то выясняется, что даты ее публикации (6 и 26 июня 1943 года) странно совпадают с поступлением в ЦК ВКП(б) писем о засоренности лицами еврейской национальности советской культуры (кстати, на эти письма, опубликованные в сборнике «Государственный антисемитизм в СССР», Дружинин не ссылается). Параллели поражают. Совсем недавно появились специальные работы на эту тему[2], где сообщается, что автором или соавтором статьи в фашистской газете оказался аспирант В. В. Гиппиуса, защитившийся в Пушкинском Доме по Белинскому и Гоголю, Р. Н. Александров.

Еще один пример. Говоря о требованиях погромщиков изгнать из издательства «Советский писатель» Г. Э. Сорокина, который тогда был директором ленинградского филиала, Дружинин сообщает лишь официальные данные о его аресте и гибели в Абези. Однако не упоминает ни его книги стихов 1925 года «Галилея», ни того, что это редактор невышедших книг Пастернака, переписывавшийся с ним, ни, главное, того, что уже в 1970-х годах, после публикации этой переписки и попутного цитирования стихотворений из «Галилеи» в «Ежегоднике Рукописного отдела Пушкинского Дома», имела место замечательная история по обвинению в сионизме нынешнего академика А. В. Лаврова, о чем он не без удовольствия написал уже в наши дни[3]. Во время разбирательства дела в 1982 году в том же самом райкоме, где организовывалась травля героев книги в 1940-х, «виновным» было сообщено, в частности, что «в свое время, выполняя тайное или явное задание сионистов, крупнейший отечественный ученый-фольклорист Марк Константинович Азадовский сочинял величания “Троцкому Льву свет-Давидовичу” и выдавал их за народное творчество». Кстати, бывший проработчик, ставший к тому времени директором Пушкинского Дома, А. С. Бушмин, своих сотрудников защищал, а документы для публикации передала вдова академика. Изложить этот эпизод было бы весьма уместно в разделе, посвященном будущим судьбам героев 1949 года.

Очевидна и лакуна, связанная с именем драматурга А. А. Сурова (с критики его пьес будущими «космополитами» и началась история «одной антипатриотической группы»). Автор ссылается на высказывание об антисемитизме Сурова из популярной книги критика Б. М. Сарнова, однако упускает из виду книгу «антипатриота» А. М. Борщаговского «Пустотелый монолит», где рассказывается, что автором всех бездарных пьес этого сталинского лауреата был некий сталинградский еврей, которого Суров запер в этом городе. Тому же еврею-негру принадлежит даже покаянное письмо Сурова, направленное в Комитет партийного контроля после разоблачения. Таких поворотов своей истории автор гигантской монографии пропускать не имел права.

Итак, новая книга не стала заменой знаменитой статьи К. М. Азадовского и Б. Ф. Егорова «Космополиты» (НЛО. 1999. № 36), со знакомства с которой, собственно, и началась работа Дружинина. Жаль, что «Идеология и филология» не вышла в виде сборника документов, а подана как концептуальная монография. Подмена полноценного исторического исследования пестро прокомментированными и не всегда до конца понятыми документами не решает проблему. Хотя проделанная Дружининым кропотливая работа по сбору материалов об одном из важных эпизодов истории СССР послевоенного времени, несомненно, полезна.

добавить комментарий

<< содержание

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 


[1].      См. об истории Исбаха: 1949, февраль—март… Штрихи к портрету эпохи // Горизонт. 1990. № 4. С. 37–45 (публ. Е. Орешниковой).

 

[2].      Равдин Б. Русская печать на оккупированной территории СССР и в Германии. Материалы к словнику псевдонимов: Н. и Р. Александровы; Флейшман Л. Из истории журналистики русского зарубежья: к биографии В. М. Деспотулли (по письмам его к К. Г. Кромиади) // История литературы. Поэтика. Кино. Сборник в честь М. О. Чудаковой. М., 2012.

 

[3].      Фомичев С. Дела недавно минувших дней; Лавров А. «Осторожно: сионизм!» // In memoriam. Сборник памяти Владимира Аллоя. СПб.-Париж, 2005.