[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ОКТЯБРЬ 2012 ТИШРЕЙ 5773 – 10(246)
Образ белого ничто
Беседу ведет Николай Александров
4 сентября в Москве, в Мультимедиа Арт Музее, открылась выставка Гриши Брускина: десятки скульптур, объединенных в проекте «Время “Ч”». Все представленные произведения так или иначе раскрывают тему врага.
Гриша Брускин. Грабеж. Из проекта «Время “Ч”». Фрагмент инсталляции. 2012 год. Предоставлено автором
Николай Александров Вы впервые показываете этот проект?
Гриша Брускин Да, его еще никто не видел. Я работал над ним в Москве, но отливал скульптуры в Италии. Начал работу лет пять тому назад и лишь недавно ее закончил. Директор Мультимедиа Арт музея на Остоженке Ольга Свиблова все эти годы следила за моей работой, и в результате появилась выставка. Я рад, что она состоялась именно в этом пространстве — лучшей экспозиционной площадки сегодня для данного произведения в Москве не найти.
НА Как складывался сам замысел, несколько слов об этом.
ГБ Работа посвящена образу врага во всех его ипостасях: враждебное государство, классовый враг, враг подсознания, «другое», «неизвестное» как враг. Время, Кронос, Смерть в качестве врагов, Враг рода человеческого... Задача была проанализировать, как создается и мифологизируется образ врага.
НА Насколько ваше детство было пронизано страхами и осознанием близости врагов, по вашим воспоминаниям?
ГБ Мы бесконечно играли в войну, читали книги про шпионов. Ходили в парке по следам, которые, как мы полагали, оставил шпион, в надежде его поймать (к нашему разочарованию, ни разу не поймали). Шпионы чудились на улице. Все слепые были шпионами. Нам казалось, что наш дом — важный стратегический объект, который выслеживают шпионы. И если человек в очках, то наверняка у него в очках фотоаппараты. Мы думали, что на крыше нашего дома стоит засекреченный прибор. Большинство фильмов были про войну. Был ли страх? Да нет, наоборот. Помню, маленьким я сожалел, что война закончилась. Хотелось, чтобы враги поскорее снова напали, и я бы доказал, какой я бесстрашный герой. Засыпая, я ждал, что вот-вот бабахнет, я первым выбегу из дома и совершу подвиг. Прислушивался. Казалось, где-то уже грохнуло... С детства мы — люди моего поколения — жили в окружении врагов. Были классовые враги, кулаки, буржуи. Империалисты, сионисты, вредители. Шпионы, «враги народа», немцы, американцы, космополиты. Врачи-убийцы… Кого только не было. Нас готовили к войне. Повсюду висели плакаты по гражданской обороне, которые, как библейские заповеди, сообщали нам, что мы должны и чего не должны делать в случае войны (которая, само собой, не за горами). Мы, как герои фильма Валерио Дзурлино «Пустыня Тартари», жили в перманентном ожидании врага. В ожидании «времени Ч» — особого положения, когда законов нет, конституция недействительна и люди зависят от произвола «биовласти». Мне было важно понять, как используется миф о враге для манипуляции людьми. Заставлять их делать то, что нужно государствам и религиям. «Время “Ч”» — художественное исследование, где автор нашел метафоры для различных значений понятия «враг».
НА В чем особенность пластического решения? В мастерской у вас — гипсы, но на выставке ведь представлены другое.
ГБ Гипсовые скульптуры не прочны, хрупки. С гипсов снимается форма, и впоследствии льется металл. Гипсы могут быть интересны как художественные произведения музеям и коллекционерам, существуют так называемые гипсотеки. Как правило, для выставок и для жизни скульптуры важен более прочный материал, поэтому я обратился к бронзе. Бронзу я крашу. Меня не интересует красота патины, мне важен белый цвет, образ белого ничто. Белое — тоже тема произведения. Инсталляция состоит из примерно сотни скульптур, они демонстрируются на сцене на разных уровнях, на черном фоне, драматически освещенные. Как призраки. Как застывшие декорации. Как театр XVII–XVIII веков. Например, Театр Гонзаго в Архангельском, где первые спектакли состояли лишь из смен декораций, без актеров. Напротив сцены — трибуна для зрителей. Меня привлекает медитативная идея: зритель, созерцая, интерпретирует произведения. Я составил «Словарь», в котором комментирую каждую скульптуру. В свою очередь зритель может создавать собственные комментарии. «Ибо более надлежит комментировать комментарии, чем самоё жизнь». Мне важен активный зритель.
НА В каком отношении находятся комментарии и скульптура, какова степень их самостоятельности?
ГБ Скульптуры могут существовать отдельно от текста, но комментарии — часть проекта, и важно, чтобы зритель имел возможность ознакомиться с текстами. Тексты — авторские размышления о скульптурах.
НА В любом случае это нечто иное по сравнению с тем, что было в ваших книгах, где текст также часто сопровождался визуальным рядом.
ГБ И да и нет. Я включаю в комментарии фрагменты из моих книг. Каждый сюжет, как правило, связан с личными воспоминаниями. Иногда косвенно, иногда прямо. Например, скульптура под названием «Яд» представляет собой изображение медсестры, которая выглядит мужеподобной, монстрообразной теткой. Она протягивает мальчику стакан с жидкостью, мальчик в отчаянии отворачивается. Смысл амбивалентен: медсестра хочет вылечить мальчика и дает ему лекарство. Мальчику кажется, что медсестра хочет его отравить. Скульптура навеяна детскими воспоминаниями: в моем детстве по домам ходили медсестры из районных поликлиник со списками и заставляли детей выпивать английскую соль. Сейчас мало кто помнит, что это такое — мерзейшая горько-кислая жидкость. Я был маленький — еще в школе не учился. Я убегал в дальние углы квартиры, меня откуда-то вытаскивали и насильно вливали зелье. Безусловно, для меня эта тетка была врагом. Детские страхи, образ врага в моем детском сознании и побудили меня создать скульптуру «Яд». Но словарь не ограничивается только воспоминаниями, там есть другие тексты, уточняющие значение скульптур.
НА Как эта работа связана с вашими предыдущими вещами?
ГБ Как правило, новое произведение возникает из предыдущих работ. В частности, «Время “Ч”» явилось развитием идей более раннего проекта «Азбучные истины». В детстве мы были окружены плакатами по гражданской обороне, которые нам объясняли, как мы должны себя вести, если враг (в то время немцы и американцы) нападет на нас. Этот мир чрезвычайного положения навеивал ужас. Я представлял себе, что попал в изображенное пространство. Я не знаю законов этого мира, следовательно, каждое мое движение противозаконно и должно быть каким-то образом наказано. Воображаемая ситуация напоминала произведения Кафки, где незнание законов превращается в судьбу, фатум. Что в конце концов и подтолкнуло меня к тому, чтобы заняться этой темой. В основе лежало чувство отчуждения индивидуума от коллектива, гражданина от государства. Взаимоотношение между «я» и «оно», между «я» и «они», между «я» и «другое».
НА Что можно сказать о характере монументальности этой выставки, размерности скульптур?
ГБ Размеры скульптур варьируются от совсем небольших до 85–90 сантиметров. Но замысел, безусловно, монументальный. Это одно из важнейших моих произведений. Масштабы скульптур сдвинуты, нелогичны, смыслы амбивалентны. Например, «Наш дом Россия», объятый языками пламени, маленький. Нужно ли спасать Россию? Может быть, Россия и есть тот самый сосуд, в котором искрится истина? Отражение Небесного царства на земле? Или прав был Петр Чаадаев, полагавший, что «Россия должна была преподнести остальному миру урок, учащий тому, как “не надо”»? Напротив, скульптуры «Стражи порога» (эмбрион ехидны и птенец орлана) — большие. Стражи порога — существа, находящиеся между потусторонним и посюсторонним миром. Границей, за которой начинается царство Врага рода человеческого. Босхианский мир. В коллекции образов «Времени Ч» важен образ мыши. Мышь символизирует время. Согласно Панофскому, Микеланджело собирался включить изображение мыши в одну из гробниц Медичи как символ всепоедающего времени. Мышь все время что-то грызет — как время беспрестанно грызет жизнь человека.
НА А ощущение собственного еврейства как-то соотносилось с этой темой врагов? Когда оно появилось?
ГБ Я родился в большой семье. Нам, детям, никто не объяснил, что мы евреи, потому что семья была нерелигиозная. Папа занимался наукой, мама была тоже далека от религии. Бабушка не была далека, но мы этого не понимали. Поэтому, когда во дворе враги-мальчишки стали меня дразнить, я прибежал к маме и забросал ее вопросами. Она сказала, что да, я еврей. Мама с папой тоже оказались евреями, и бабушка с дедушкой, и четыре сестры. Я был в шоке, в ужасе: еврей, как мне объяснила девочка в детском саду, это все равно что дурак. Но мама меня успокоила, мол, ничего страшного, Гришенька, среди евреев было много великих людей: Карл Маркс, Давид Ойстрах, Альберт Эйнштейн. И что евреи написали Библию. Я вышел во двор и стал объяснять мальчишкам, что совершенно напрасно они меня дразнят, потому что все великие люди были евреями. И назвал Маркса, Эйнштейна, Ойстраха. Потом еще добавил Достоевского, Толстого, Пушкина. Мне все поверили.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.