[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2012 ЭЛУЛ 5772 – 9(245)
Воспоминания ребецн
Хана Шнеерсон
Продолжение. Начало в № 11 (235), 12 (236); № 1 (237) — № 8 (244)
Раввин и писатель
Прочитала сейчас[1] в газете: в СССР отправлен в ссылку писатель Перец Маркиш[2]; о месте, где он находится в данный момент, никто ничего не знает. Это вновь напомнило мне о покойном муже и его судьбе…
В 1937 году в нашем городе скончался Давид Маркиш, отец писателя. Старик был бен Тора (знатоком Торы) и часто бывал у нас в доме. Перед смертью он распорядился, чтобы его похороны проходили в полном соответствии с указаниями раввина Шнеерсона. Когда о смерти отца сообщили сыну, Перец Маркиш приехал в Днепропетровск вместе с сестрой, которая работала секретарем.
Через пару лет Перец Маркиш получит орден Ленина[3] и в его дом в Москве станет невозможно попасть без приглашения, но уже и теперь он был «большим человеком» в Советском Союзе… Насколько отец его был религиозным, настолько сын старался держаться подальше от всего еврейского — до такой степени, что даже не хотел, чтобы стало известно о его приезде в Днепропетровск, на похороны еврея-отца! Только его сестра, хотя она тоже была членом партии, пришла к нам домой вместе с другой сестрой, местной жительницей, в доме которой жил и умер их отец. Сестры сказали: писатель просил передать, что, к сожалению, не может лично повидать моего мужа. Однако ему хотелось бы, чтобы раввин знал: несмотря на все различия во взглядах и несмотря на занимаемое им положение, он очень высоко ценит и глубоко уважает Шнеерсона как человека. То, что он слышал о днепропетровском раввине, и то, что ему о нем рассказывал в своих письмах отец, оставило в душе писателя глубокий след…
По всем вопросам, связанным с похоронами, Перец Маркиш общался с моим мужем только через сестер. При этом он просил, чтобы о его приезде и участии в похоронах говорили как можно меньше.
Кроме денег за место на кладбище и оплаты захоронения со всеми сопутствующими обрядами (муж мой устроил все самым лучшим образом, насколько это было возможно в те времена), дети покойного пожертвовали крупные суммы на нужды учреждений Торы — хедеров для детей и т. п., которые держались исключительно за счет самоотверженности тех, кто там работал.
Ночью, сразу после похорон, Перец Маркиш и его сестра уехали обратно в Москву, так что в Днепропетровске практически никто и не узнал об их приезде…
Сборы и прощания
В холь а-моэд Песах[4], после множества мучений, и особенно после того, как в первые дни праздника состояние мужа сильно ухудшилось, был, наконец, решен вопрос с нашими документами на выезд. Сразу после Песаха мы начали упаковывать вещи и избавляться от всего, что не планировали брать с собой. Большинство вещей, однако, включая всякие мелочи, нужно было везти в Алма-Ату, так как не приходилось особо рассчитывать на то, что на новом месте удастся купить замену оставленному. Большую помощь во всем нам оказывала Бас-Шева Альтгойз.
В итоге у нас набралось больше веса, чем разрешалось везти. При отъезде с этим возникли проблемы, которые, к счастью, наши знакомые смогли решить за бутылку водки…
Темной ночью мы отправились на железнодорожную станцию. Ходьба мужу давалась нелегко, он был очень неспокоен — до такой степени, что пару раз по дороге даже падал!
Паковать вещи нам помогали двое молодых людей из числа эвакуированных. Когда муж мой выяснил, что один из них — коен, он попросил парня покрыть голову и благословить его традиционным благословением коенов. С какой искренностью прозвучало это благословение! Каждое слово коен произносил от всего сердца.
На вокзал пришло довольно много людей из числа тех, кто знал о нашем отъезде. Некоторые из них со слезами на глазах просили благословения — теперь уже у моего мужа. В кромешной тьме (на станции не было никакого освещения) люди не расходились с восьми вечера до двух часов ночи — времени отправления нашего поезда.
Все пассажиры вагона давно уже спали, но на нашей станции многие из них наверняка проснулись от шума, производимого провожающими: кто-то просил мужа что-нибудь рассказать, кто-то спрашивал совета или просил благословения. Некоторые молчали — слова застревали у них в горле… Но все были едины в том, что не хотели расставаться с ним!
Директор хлебопекарни прислала нам в дорогу огромную буханку хлеба — несколько килограммов! Это был самый ценный подарок, поскольку мы ехали втроем и путешествие должно было продлиться не один день. А голод, как известно, — злейший враг, поэтому, когда у человека есть хлеб, он чувствует себя гораздо спокойнее.
Поездка
Войдя в вагон, мы устроились на наших местах. Самым важным делом было постараться получше укрыть мужа. Чем меньше людей будет его видеть, тем меньше вероятность того, что кто-нибудь начнет выяснять, все ли у него в порядке с документами, разрешающими выезд из Чиили.
Когда стало светать, Бас-Шева отправилась к проводнику и договорилась, что он пустит мужа в свое купе, чтобы тот мог спокойно помолиться.
Чуть позже стали спускаться пассажиры с верхних полок. В основном это были молодые люди с бывших польских земель, среди них — два еврея, которые до войны были студентами в Вильно, а теперь стали чернорабочими в одном из городов, через которые мы должны были проезжать.
Молодежь окружила моего мужа, и вскоре завязалась оживленная дискуссия на темы философии, математики и еще множества самых разнообразных вопросов. Все в один голос твердили, что за годы, проведенные вдали от родных домов, подобный человек им встречается впервые… Потом они сошли, а мы ехали дальше.
Муж мой был одет крайне просто — чтобы привлекать к себе меньше внимания. Тем не менее на одной из станций его узнал днепропетровский еврей, который был с ним едва знаком. Он долго упрашивал мужа вернуться в город, где тот когда-то был раввином, но это, увы, было абсолютно исключено…
Город с трамваями
В четверг[5] мы приехали в Алма-Ату. Город с трамваями и прочими «благами цивилизации» являл собой разительный контраст с чиилийским захолустьем, в котором мы провели столько лет.
Несколько алма-атинских евреев собирались нас встречать, но не дождались поезда, который пришел с большим опозданием, что было тогда делом вполне обычным. Мы решили, что отсутствие встречающих — это даже к лучшему, так как излишнее внимание к нашему приезду нам совершенно ни к чему.
Нас привезли к молодому человеку по фамилии Солодовников[6], в квартире которого были вполне приемлемые по тем временам условия для проживания двух гостей. Буквально в первые же часы нашего пребывания в его доме множество людей устремились туда, чтобы повидать нас. Все те, кто так или иначе участвовал в освобождении моего мужа, особенно братья Рабины[7], которые не только вложили в это дело большие деньги, но и не побоялись подвергнуть свои жизни смертельной опасности, — радовались нашему приезду самой глубокой и искренней радостью.
После стольких лет духовной изоляции муж мой оказался, наконец, в окружении людей, с которыми говорил на одном языке. Однако к моменту приезда в Алма-Ату он был уже совершенно разбит — и физически, и духовно…
Перевод с идиша Цви-Гирша Блиндера
Продолжение следует
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. Это замечание относится ко времени написания воспоминаний — 5709/1949 году.
[2]. Перец Маркиш (5656/1895 — 5712/1952) — известный советский еврейский писатель (писал на идише). В 5709 году (январь 1949-го) был арестован вместе с другими еврейскими политиками, учеными и писателями, обвиненными в антисоветской деятельности (так называемое «дело Еврейского антифашистского комитета»). Ночью 22 менахем ава 5712 года (в ночь с 11 на 12 августа 1952-го, «Ночь казненных поэтов») Перец Маркиш и еще двенадцать подсудимых, в том числе несколько крупнейших еврейских литераторов (Л. Квитко, Д. Бергельсон, Д. Гофштейн), были расстреляны. См. также: Толдот Леви-Ицхок. Ч. 3. С. 966 и далее.
[3]. П. Маркиш был награжден в январе 1939 года.
[4]. Речь идет о 5704/1944 годе, т. е. ребецн возвращается к рассказу о последних месяцах жизни мужа.
[5]. 27 нисана 5704 года (20 апреля 1944).
[6]. Мордехай бен р. Шмуэль-Яаков Солодовников. Его жена Муся — дочь р. Элияу-Хаима бен Пинхоса-Тодроса Альтгойза и сестра Бас-Шевы Альтгойз (см. также: Лехаим. 2012. № 8. Прим. 10; Толдот Леви-Ицхок. Ч. 2. С. 689).
[7]. См. о них: Лехаим. 2012. № 8.