[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2012 ЭЛУЛ 5772 – 9(245)
Колонка редактора
В августе мы отметили трагический юбилей — 60 лет «Ночи казненных поэтов», расстрела выдающихся еврейских литераторов, проходивших по делу Еврейского антифашистского комитета.
В эту ночь была поставлена точка в истории огромного, невероятного явления — советской еврейской культуры.
Эта точка не стала внезапным обрывом. Задолго до того уже был казнен Кульбак, позже — Дер Нистер. Но мне представляется, что все эти трагедии были частью чего-то еще более страшного — ненасильственного отказа советских евреев от своего языка, своей истории и культуры.
Всех советских патриархов литературы на идише объединяла пора-зительная схожесть судеб. Рожденные в последней четверти XIX века в черте оседлости, они все получили традиционное хедерное образование, в юности начинали писать на иврите, отошли от традиционного образа жизни. После Октября оказались на Западе, в основном в Берлине, — не оттого, что не приняли новую власть, а из-за Гражданской вой-ны и разрухи в Советской России. Потому и вернулись в 1920–1930‑х годах на родину. Здесь происходили удивительные события. Большевики действительно и действенно боролись с антисемитизмом, «родимым пятном кровавого царского режима». Советская власть решила содействовать развитию «национальных культур» и недвусмысленно для евреев в качестве таковой выбрала идишскую. Идиш стал одним из официальных языков в Белоруссии, по всем «западным губерниям» действовали школы, училища и даже высшие учебные заведения с преподаванием на идише. Было создано еврейское государственное издательство, в Союзе писателей существовала активнейшая еврейская секция. Члены ее получали высокие государственные награды и «прилагающиеся» к ним блага. Иными словами, СССР был единственной страной мира, где еврейская культура существовала при полновесной господдержке. Так что из Берлина будущие и настоящие корифеи возвращались в строящийся райский сад идиша.
Но очень скоро они столкнулись с двумя ужасающими обстоятельствами жизни в этих райских кущах. Во-первых, оказалось, что, как и положено Эдему, сад этот оснащен высокими вратами и сторожащими их ангелами с огнедышащими мечами. Второе же обстоятельство, в перспективе, было еще опаснее. Кущи эти на глазах безлюдели. Именно еврейская молодежь в массе своей была в фарватере всепобеждающего интернационализма. И именно еврейские юноши и девушки с наибольшей готовностью отказывались от местечкового прошлого своих родителей. А частью этого ненавистного прошлого был идиш. Так что уже до того, как еврейское местечко было уничтожено айнзатцгруппами, большая часть молодых советских евреев уничтожила его в себе.
Наконец, был еще один важный момент. Лучшие советские еврейские писатели не умели писать настоящих советских книг. Впрочем, этот изъян был присущ всем хорошим советским писателям. Булгаковское неумение управлять «человечками на письменном столе» определило во многом судьбу и Дер Нистера, и Кульбака, и Квитко, и Бергельсона. Их герои были слишком сложны для соцреализма. Они не умели произносить правильных речей, их «отрицательность» не гарантировала ходульности злодейского образа, а «положительность» не охраняла от комичности.
Ну а главное, все будущие жертвы сталинского каннибализма были схожи щемящей, непреложной любовью к своему народу. И поэтому были обречены.
Борух Горин
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.