[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2012 ЭЛУЛ 5772 – 9(245)
НАРОД И КНИГИ
Анна Исакова
Израильский творческий бомонд очень любит называть себя и своих читателей народом Книги. Под Книгой — с большой буквы — вообще-то искони подразумевался Танах, подчинением которому еврейский народ обязан этим прозвищем. Но бомонд имеет в виду как раз секулярную книгу, книгу вообще — роман, новеллу, повесть, детективное чтиво, а также сборники кулинарных рецептов и пособия по преодолению женских и мужских гормональных кризисов. Между тем древняя мудрость предупреждает: нельзя вливать новое вино в старые мехи. Ничего доброго из такой процедуры не получится.
Ави Шумер, глава компании «Цомет сфарим» («Книжный перекресток»), некогда торговал текстилем, а сейчас успешно торгует книгами
И не получается. Во всяком случае, по мнению читателей, писателей, издателей и торговцев светскими книгами на иврите. Казалось бы, вне приведенного списка от «народа Книги» должна остаться жалкая горстка безграмотного люда. Но нет: за пределами этого перечня спокойно и вполне благополучно проживает большая часть населения Израиля. Правда, Книга есть почти в каждом доме, и ее по-прежнему читают даже самые малообразованные евреи.
Что до «новых книг», тут вопрос неоднозначен — как, впрочем, и ответ. Я не застала золотой век, когда каждый израильтянин якобы покупал и запоем читал книги иврито-язычных писателей. Но неясная память об этой эпохе существует. Например, в виде рассказа о том, что когда Ахад а-Ам ложился соснуть после обеда, движение по одной из центральных улочек Старого Тель-Авива, ныне носящей его имя, прекращалось. Заботились об этом благодарные сограждане, передававшие друг другу по цепочке: «Ша! Писатель спит!»
Однако со дня моего приезда в Израиль в 1971 году я только и слышала, что о тяжелом финансовом положении израильского писателя. Тут требуется небольшое пояснение: израильский писатель, в отличие от писателя еврейского, не должен был опираться на культуру галута. С этой точки зрения сомнительным выглядел даже нобелевский лауреат Шая Агнон, хотя писал он на иврите и сделал для создания нового литературного языка очень много. Не случайно последователи появились у Агнона только в последнее время. А прежде принимать его в писательский расчет считалось делом неперспективным.
Читателю предлагались переводы мировой классики и основанные на ней поделки разного качества. И, надо сказать, свой преданный читатель у этой литературы был, хотя и немногочисленный. Несмотря на эту немногочисленность, ивритский писатель худо-бедно, а порой и вовсе небедно существовал, ел-пил, а главное, получал призы от государства, обладал общественным влиянием, попадал на страницы светской хроники и был во всех смыслах «in», то есть славен, моден и востребован. Боюсь, что, сетуя сегодня на агонию израильской литературы, писатели оплакивают именно эти утраченные ценности. Престиж писательства и впрямь снизился. С тех пор как литературу перестали считать учительницей жизни, писатель перестал быть магом. И не только в Израиле, но во всем мире.
Цлиль Авраам в статье, опубликованной в приложении к самой большой израильской газете «Йедиот ахаронот» от 8 июня сего года, исследует историю причитаний над гробом безвременно скончавшейся ивритской литературы — причитаний, давно ставших ритуальными. Отсчет ведется по ежегодным книжным ярмаркам. Первая из них состоялась в 1959 году — то ли по рекомендации комиссии, обсуждавшей итоги десятилетия государства, то ли с целью продать залежи скопившихся на издательских складах книг, а скорее всего, вследствие обеих причин одновременно.
В первый год рыдания по поводу кончины ивритской литературы были еще приглушены радостными всхлипами в честь массового посещения ярмарки любопытными читателями. Но уже в 1961-м писатель Авраам Шаанан опубликовал статью, где утверждал, что снизилась не только цена ивритской книги, но и ее значимость в глазах читателя. А в 1966 году главный заголовок «Йедиот ахаронот», посвященный неделе книги, гласил: «Что-то случилось с народом Книги! Он перестал выказывать ей свою любовь!» Причину нашли немедленно: падение числа читателей совпало с увеличением количества зрителей в театрах и на концертах. Так начался поединок книги с шоу-бизнесом.
В 1970 году писатель Йорам Канюк уже жалуется на полное исчезновение читателя. Книги, стенает он, стали подобны дорогим духам, выветрившийся запах которых напоминает о лучших временах. Правда, автор признается, что премиальная система работает, а новые шикарные помещения для встреч с читателями появляются одно за другим. Кто же тогда виноват в падении интереса к книге? Не должна ли идти речь о качестве предлагаемой продукции? Но этот болезненный вопрос так и не был поставлен на повестку дня ни тогда, ни потом.
В 1979 году обозначены новые противники ивритского писателя: это книги по кулинарии и переводная литература. Предлагается: первые не печатать, вторые не переводить. Рекомендация несерьезна и в расчет не принимается. Попутно выдвинуты обвинения против непатриотичных книгопродавцев, предпочитающих торговать переводной беллетристикой и кулинарными справочниками. Более того, они продают книги с 20-процентной скидкой, что бьет по карману писателей. Пришло время принять закон о книгоиздании и книготорговле, наподобие тех, что уже введены в развитых странах.
С распространением телевизора именно он был назначен главным виновником заката книгочейства. Тогда же появилось понятие «качественного культурного времяпрепровождения», которое уже вбирало в себя театр и театрализованные зрелища, но ТВ, разумеется, исключало. Потом врагом книги номер один стал компьютер. А года три-четыре назад появился конкретный враг в человеческом облике. Даже два.
Одного зовут Ави Шумер. Это жовиальный человек внушительных габаритов, некогда торговавший текстилем. Сегодня он возглавляет фирму под названием «Цомет сфарим» («Книжный перекресток»). Он не только позволил себе соединить книготорговлю с изданием книг, чего раньше не было, но и скупил несколько предприятий, дававших прибыль, объединив их в единую сеть. А затем приступил к искоренению более мелких конкурентов путем демпинга. Говорят, Шумер продает книги как текстиль — на метры и даже на вес. При этом все, как правило, отмечают его издательское чутье. И надеются, что когда-нибудь вся эта история окажется аферой. Но пока дела у фирмы идут хорошо.
Второго врага зовут Ирис Барэль. До того как книжная сеть «Стеймацкий», занимавшая примерно 20% рынка, в 2005 году наняла ее в качестве директора, Барэль 20 лет проработала в страховании. От литературы она далека, но в бизнесе тверда, неумолима и успешна. И, кстати сказать, не устает повторять, что монстр, поглощающий малые издательства и мелких книготорговцев, а также объявивший смертельную войну Шумеру и «Цомет сфарим», — это вовсе не она, а собственники компании. Надо думать, Барэль получила разрешение на это разоблачение, поскольку ее позиции в фирме остаются прочными.
Директор книготорговой сети «Стеймацкий» Ирис Барэль демонстрирует правильный способ утилизации макулатуры
Что до книготорговой (а сейчас уже торгово-издательской) сети «Стеймацкий», о ней разговор особый. Все началось еще в 1925 году, когда иерусалимец Йехезкель Стеймацкий открыл первый книжный магазин. Потом открылся магазин Стеймацкого в Хайфе, за ним — в Тель-Авиве. Затем — в Бейруте, Дамаске, Каире, Багдаде, Александрии. Тогда еще можно было торговать книгами по всему Ближнему Востоку, компенсируя таким образом небольшое количество читателей на иврите. (Так что золотой век израильской книготорговли, возможно, никогда не имел места.) Но с созданием Государства Израиль об арабском мире пришлось забыть. Тогда Стеймацкие — отец и сын — открыли магазины по всему Израилю и стали подминать под себя малые книжные бизнесы.
Книготорговцы объединялись для борьбы с ними и создавали свои концерны, ни один из которых не дожил в первозданном виде до нынешнего дня. Часть оказалась под Стеймацкими, часть обанкротилась, а наиболее успешных в 2006 году вобрал в себя «Цомет сфарим». И грянул бой. Один, второй, третий. Книги тех издательств, которые дружат с «Цомет сфарим», не получают места на полках магазинов сети «Стеймацкий» (ныне компания уже не принадлежит семье основателей). Разумеется, Шумер не остается в долгу. Полиция и прокуратура уже не раз вмешивались в происходящее, но обе стороны до сих пор отделывались легким испугом.
Книжная ярмарка — идеальное поле битвы. Но там, где требуются совместные действия для устрашения мелких конкурентов, главные соперники вполне умеют договориться. Последним их достижением на ярмарке ивритской книги, которая проходила с 6 по 16 июня, стала продажа четырех книг за сто шекелей. Мероприятие придумали Шумер и Барэль. При этом книги, участвовавшие в скидках одной сети, вообще не продавались в другой. Большие компании могут позволить себе и такое. А малые книготорговцы — нет. Но кто же станет переплачивать за книгу, которую на соседнем прилавке продают за четверть цены? А ведь ассортимент двух основных сетей очень и очень широк.
Впрочем, эта практика не приурочена исключительно к ярмарке, она используется и в течение года. А восстают против нее не только небольшие издательства, но и известные писатели, поскольку таким образом уничтожается писательство как профессия: жить на доход в несколько агор с экземпляра не могут даже самые успешные авторы. Поэтому Цруя Шалев, Давид Гроссман, Амос Оз, Меир Шалев, Йорам Канюк и другие запретили издательским монстрам продавать свои книги с несогласованной скидкой. А вот писатели-дебютанты вполне довольны ситуацией. «Пусть мою первую книжку раздают даром, — умоляла с экрана телевизора юная очаровашка в модных очках, — или дают в придачу к книге кого-нибудь известного. Тогда есть все-таки шанс, что ее прочтут». Малышку можно понять, но трудно простить. Писатель без чувства собственного достоинства — общественно бесполезная единица.
Сейчас кнессет рассматривает закон об охране писательских прав. Надо ли его принимать — вопрос на засыпку. С одной стороны, писатель, пишущий на иврите, требует помещения в охраняемую резервацию с обязательным подкормом. Количество людей, знающих иврит на уровне, достаточном для чтения и понимания художественной книги, сравнительно невелико. Так что заработать может только тот автор, которого много переводят. А таких — раз-два и обчелся. Тогда почему бы и впрямь не принять закон, охраняющий ивритского писателя? Это менее действенно, чем внесение его в красную книгу, но хотя бы кое-что.
С другой стороны, свободная конкуренция нигде не нужна больше, чем в творчестве. Графоманство — странное явление. Вроде бы молодежь ничего не читает. Вроде бы распространению книг мешают шоу-бизнес, телевидение и Интернет с соцсетями. А количество бойко накатанной ерунды в мягких и даже твердых обложках растет от года к году. Создается впечатление, что никто не читает, но все пишут. Для кого и зачем?
Цинично? Скорее, горчит, но пессимизмом и не пахнет. Если верить журналистке из «Йедиот ахаронот», по сути ничего не изменилось за последние пять с лишним десятилетий. Просто причитания по поводу очередного этапа никак не наступающей безвременной кончины ивритской литературы стали лучше слышны. Благодаря, кстати, всем тем факторам, которые эту литературу губили и продолжают губить, тем самым обеспечивая ее жизнеспособность.
А от себя скажу вот что: не ходила на книжные ярмарки и не собираюсь ходить. Потому что посещение книжного магазина — это та часть дегустации, отказаться от которой истинный гурман-книгочей никак не может.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.